* * *
Генерал Мамонтов нащупывал на фронте наиболее подходящие места для обратного прорыва. Тем временем Кубанский конный корпус генерала Шкуро продолжал наступление на правом фланге Добровольческой армии. Кубанцы, дравшиеся сначала в составе Добрармии Май-Маевского, по приказу главнокомандующего оставили Курскую и Орловскую губернии, нанесли удар восточнее и овладели Воронежем. Прорвавшись сквозь тылы 8-й армии красных на правый берег Дона, потрепанные в боях, разложенные разбоем, грабежом и дезертирством остатки Донского корпуса генерала Мамонтова 19 сентября около 10 часов утра вышли на соединение с Кубанским казачьим корпусом генерала Шкуро юго-восточнее Воронежа. Тут и там донцы стали встречать их отдельные передовые части и разведку. Это привело к приостановке наступления особой группы Красной армии под командованием Шорина.
Подъесаул Николай Туроверов получил задание начальника штаба полка выяснить, с какими частями Кубанского корпуса им предстоит выйти на соединение. Впереди на западе лежало большое и богатое воронежское село. Туроверов и два сопровождавших его казака-разведчика подъехали к селу на расстояние выстрела кавалерийской винтовки и остановились в посадке, где еще сохранялась желтеющая листва, скрывавшая казаков. В селе тревожно били в небольшой церковный колокол, что глуховато гудел на каменной, выкрашенной в желтый цвет колокольне, возвышавшейся над соломенными кровлями хат.
– Нет ли там красных, Николай Николаич? – озабоченно спросил у подъесаула черноусый вестовой средних лет (из новочеркасских казаков), натягивая удила, поглаживая коня по храпу и успокаивая его.
Другой – рябой и русый казачина, мобилизованный, но принимавший, по его словам, участие в весеннем восстании верховских станиц Дона, достав винтовку из-за спины и поправив шашку, негромко вымолвил:
– Поостеречься б нам, вашбродь.
– Вижу сам, братцы, – отвечал Туроверов, поднося к глазам бинокль.
Взгляд подъесаула уперся в верхний ярус колокольни, и он довольно ясно различил какого-то молодого белокурого парня в телогрейке, что тянул на себя канат и раскачивал язык, ударявший в стены колокола. Порой парень что-то кричал, и Туроверову показалось, что снизу в него стреляли. Винтовочные выстрелы через секунду-другую донеслись до казаков. Туроверов опустил бинокль ниже и увидел, что между хат гарцуют верховые в черкесках и лохматых папахах. На плечах у них были различимы погоны.
– Нет, братцы, в селе наши. По мундиру похоже – кубанцы. Это, видать, кто-то из местных большевиков шум устроил и решил в колокол позвонить за упокой советской власти и своей красной души. Побежали-ка вперед, – негромко сказал-скомандовал подъесаул.
Казаки тронули коней. Минут через семь они были уже близ околицы. В селе явно творился переполох. Где-то начинался пожар, и тянуло едким желтовато-белым дымом. Раз от разу палили из винтовки, слышались мужские крики и хохот, женский ор, детский плач, боевой гогот гусей, кудахтанье кур, и все это перекрывал заполошный колокольный гул. Туроверов, насмотревшийся за последние дни на казачьи грабежи и мародерство, все же почувствовал что-то неладное. Какое-то внутреннее чувство и интуиция подсказали ему, что здесь что-то не так…
Еще не въехали они в село, как вдруг из кустов встречь им выбежала молодая, растрепанная женка с синяком под глазом и истошно завопила:
– Ой, ратуйте, православныя! Ой, Галиночка! Ой, Галина! Спаситя! Помогитя!
Увидев верховых, она перекрестилась и со всех ног бросилась к ним.
– Ой! Спаситя, русския, казачки! – в ужасе верещала она, протягивая к ним руки.
Туроверов быстро оставил седло и попытался успокоить молодку, но та в истерике указывала на кусты и, хватая за рукав, тянула Николая туда. Двое разведчиков сошли с коней и во главе с подъесаулом стали быстро продираться через кусты ивняка и заросли лопухов направо от дороги. Туроверов вроде бы и удивился, но с другой стороны все сразу стало понятно ему. Казаки увидели, что какой-то здоровенный кавказец (вероятно, кабардинец или дагестанец) в черкеске, сбросив папаху с головы и приспустив штаны, завалил русскую бабу и, разодрав на ней исподнее, насильно раздвигает ей ноги. Другой кавказец поменьше, в папахе и в черкеске, одной рукой зажимал ей рот, придушил и пытался плетью стянуть ей руки. Все стало ясно казакам без слов. Туроверов догадался, что перед ним представители одного из полков "доблестной" Сводного горской дивизии мусульман Кавказа. Он неоднократно слышал о "подвигах" этих головорезов от офицеров Кубанского корпуса.
"Слава Богу, что винтовки насильников приставлены к стволу дерева, а кинжалы в ножнах", – мелькнула мысль в голове подъесаула.
Он мигнул, и его вестовой быстро овладел винтовками "черкесов". Тот, что пытался связать женщине руки, кинулся было к оружию, но вестовой ударом сапога в нос и в зубы свалил его на землю и этим, вероятно, выключил его на время. Верховской казак передернул затвор и направил ствол на главного насильника. Тот поднялся на ноги, натягивая штаны, и, растопырив указательный и безымянный пальцы правой кисти, уперся своим взглядом в подъесаула. Лицо его стало хищным и наглым.
– Буту тэбя эпать, и мой джигит твои казаки эпать буту! – вызывающе прошипел он.
Казаки с долей испуга на лице попятились назад, но Туроверов не думал ни секунды. Удивительно, но правая его рука не потянулась к шашке на левом боку, пальцы ее не расстегнули кобуру, чтобы выхватить револьвер и направить его на "черкеса". Нет, рука сама собой, сжав кисть и пальцы в кулак, описала правильную дугу и нанесла тяжелый удар в лицо насильнику. Тот, опрокинутый хлестким и мощным укоротом, пал навзничь. Рот его от удивления раскрылся, глаза округлились, из носа потела юшка.
– Свою эпалку воткни в свой вонючий зад! – с омерзением негромко проскрежетал подъесаул.
Для немного опешивших казаков удар их офицера послужил сигналом. Они накинулись на "черкеса" и стали с остервенением молотить его ногами и прикладами винтовок. Тот под градом ударов смог подняться на колени, поднять руки и начать умолять:
– Русски, не убивай, просты. Ради Аллах! Нэ надо убивать!
Вестовой Туроверова, озверело ухватив насильника за ворот, порвал на нем черкеску. Верховской казак нанес ему удар сапогом в лицо. Тот, несмотря на грузную фигуру и высокий рост, ловко перевернулся и, вскочив на ноги, бросился бежать в сторону села. Но вестовой умело подсек "черкеса" ударом ноги в падении. Насильник вновь распластался на земле. Казаки, словно коршуны, сызнова бросились добивать и клевать свою добычу.
– Братцы, да дайте мне хоть разок-то вдарить! – с долей сожаления воскликнул подъесаул, понимая, что его подчиненные взяли дело в свои руки и добивают кавказца.
Нет, Туроверову не жаль было насильника, но он действительно, как в молодецкой драке, хотел внести и свою лепту в это мужское правое дело.
– Остынь, вашбродь, без тобя совладаем! – сопел верховской детина, нанося очередной удар кулаком.
"Черкес", понимая, что приходит его смертный час, вероятно напрягая все силы своего большого и грузного тела, все же вдруг сделал последний, казалось, спасительный для него рывок, и, освободившись из рук своих губителей, побежал сквозь кусты в сторону села.
Туроверов соображал мгновенно. Он увидел кровавые ссадины на голове и шее кавказца, рваные и располосованные черкеску и бешмет, увидел, что тот бежит босиком. И в то же мгновение пальцы его правой руки вырвали револьвер из кобуры, и он, не задумываясь, нажал на курок, дважды выстрелив в спину бежавшего. Тот кувырнулся и исчез в кустах.
– Ну-ка, хлопцы, быстро по коням, а то весь их табор здесь скоро будет! – скомандовал подъесаул.
Он мгновенно обозрел место стычки с "черкесами". Тот невысокий, которого верховской казак ударил в висок в самом начале, приходил в себя, лежа на боку, и начал шевелиться.
– Добить энтово? – указывая пальцем, спросил вестовой.
– Оставь. Пусть оживет, другим таким же порасскажет, как трогать русских баб.
Взгляд его остановился на женщинах, стоявших у кустов в некотором отдалении и с ужасом наблюдавших за происходящим.
– Как же ты, такая-разэтакая, под того абрека попалася? – с долей облегчения и тревожной улыбкой спросил Туроверов у той, что подверглась насилию.
– В лещине мы ховалися, да я по малой нужде было, а он-от заметил и за мною увязалси… – вытирая слезы, всхлипывая, отвечала молоденькая, довольно смазливая крестьянка.
– Ну, бабы, ноги в руки да бегом отсель, да подале, а то набегут скоро их дружки. А так нет нас тут и не было, и спросу никакого! – с этими словами подъесаул огрел плетью коня, и скоро казаки растаяли в лощине за полем.