В замке вздохнули с облегчением - вроде бы всё уладилось подобру-поздорову, однако и месяца не прошло, как стало известно, что Хидэёси затеял осаду Нагахамы в стремлении отвоевать свою крепость, доверенную военным советом в Киёсу попечительству Кацуиэ Сибаты. Кацумори, усыновлённый наследник Кацуиэ, отчаянно защищал Нагахаму, но вынужден был сдать её Хидэёси. После этого суета в Китаносё лишь усилилась. Каждый день до Тяти доходили слухи об отправке посланников то к Иэясу Токугаве, то к Кагэкацу Уэсуги, давним врагам Кацуиэ, для мирных переговоров.
Однако главным событием того года, 10-го под девизом правления Тэнсё, стало победоносное шествие Хидэёси во главе тридцатитысячного войска по провинции Мино. Он захватил на этих землях множество замков и обустроил свою резиденцию в Гифу. Самбосимару по его приказу забрали у Нобухико и перевезли в Адзути под опеку Нобукацу. Когда эта весть долетела до Этидзэн, замок Китаносё тонул в снегу, сугробы в округе достигали трёх с половиной сяку и не было никакой возможности собрать армию и вести её на юг. Кацуиэ в ту пору сделался мрачным и замкнутым, приобрёл привычку в полном одиночестве подниматься на сторожевые башни или на верхний ярус тэнсю и подолгу оставаться там, обозревая окрестности.
Однажды Тятя столкнулась с ним на галерее крепостной стены - отчим направлялся к угловой северо-западной башне.
- Ну как оно там, княжна? Не скучаете в этом замке, заваленном снегом?
Пока девушка обдумывала ответ, Кацуиэ предложил ей вместе подняться на смотровую площадку, и Тятя последовала за ним, в полумраке нащупывая ногами ступеньки.
Вокруг, насколько хватал глаз, простиралась снежная равнина, у подножия небольшого холма к северо-западу от замка текла речушка, бравшая начало из горячих подземных источников, - голубая ниточка, единственное пятнышко, осквернившее безупречно белый фон. На севере дремало Японское море, на юге, западе и востоке громоздились горы, скрывая своими заснеженными вершинами горизонт. Кацуиэ принялся указывать на пики, называя Тяте их имена, но та запомнила лишь Хакусан - до того их было много.
- Осталось потерпеть ещё совсем чуть-чуть. С середины второго месяца погода начнёт меняться, под третьей луной снегопадов уже не будет, - сказал Кацуиэ, не отрывая взгляда от зимних просторов. Помолчал немного и добавил: - Надобно дождаться второго месяца. Середины второго месяца.
Тятя запрокинула голову, посмотрела на отчима. Эти слова предназначались не ей - он говорил сам с собой.
- С восходом второй луны вы станете собираться в поход, батюшка?
Кацуиэ с удивлением покосился на неё.
- Возможно, - кивнул он с серьёзным видом и вдруг заглянул ей в глаза: - Вы ненавидите войны?
- Нет, - покачала головой Тятя. - Я ненавижу поражения.
Впервые за последнее время Кацуиэ расхохотался:
- Кто ж их любит? Вы, должно быть, замёрзли. Пойдёмте вниз, - и первым зашагал по ступенькам.
Тятя смотрела ему в спину, почти физически ощущая исходившее от всей этой высокой фигуры некое возвышенное одиночество, и вспомнила вдруг своего деда Хи-самасу, виновного в гибели горной твердыни Одани.
На второй день Нового года в заснеженном замке устроили пир. Приглашены были хозяева крепостей, рассеянных по побережью Японского моря, и многолюдное шумное празднество несколько часов продолжалось в церемониальном зале на последнем ярусе тэнсю под громогласные выкрики самураев, дружный хохот и бесконечные здравицы. Несмотря на царившую в зале атмосферу грубоватого солдатского веселья, Тятя, её матушка и сёстры получили удовольствие от этого вечера - ведь в их скучной уединённой жизни было так мало развлечений.
Праздничный гул смолкал лишь в те минуты, когда актёры театра Но являли гостям своё искусство. Подвыпившие провинциальные вояки, рассаженные согласно чинам и рангам, на это время замирали, боясь пошевелиться, и таращились на танцоров, разинув рты. Были в этих людях какая-то странная робость и благочестие, столь характерные для самураев из северного прибрежного захолустья.
На протяжении всего пира Тятя пристально следила за Моримасой Сакумой. Поначалу статный молодой воин занимал место подле своего дяди Кацуиэ, затем, в разгар торжества, присоединился к самураям низшего ранга и предался возлияниям, позабыв обо всём на свете. Наконец, уже нетвёрдо держась на ногах, он направился к Тяте, уселся напротив неё и бесцеремонно протянул пустую чарку в ожидании, что девушка наполнит её сакэ.
Тятя и не думала потакать его капризам. Одарив юношу ледяным взглядом, она презрительно отвернулась.
- В середине второго месяца мы отправляемся в поход. Дни мои сочтены. Неужто откажетесь наполнить чарку? Пусть это будет последнее приятное воспоминание, которое я унесу с собой из нашего изменчивого мира. Моримаса идёт на смерть! Слышите? Не истечёт и пары месяцев, как Моримаса сложит голову!
Тятя молчала. Поведение молодого воина, который бахвалится собственной смертью, очень ей не понравилось. Помолчав ещё немного, она сердито осведомилась:
- И почему это вы непременно должны сложить голову?
- Потому что я хочу, княжна, чтобы вы и дальше мирно жили в этом замке.
- А умирать-то вам зачем?
Моримаса ответил, и взгляд его при этом был таким ясным, будто он и не пил сакэ:
- Хидэёси победит, только если я погибну. Знаете, какое моё самое заветное желание? Чтобы на свете было два Моримасы!
Так и не дождавшись от Тяти добавки, он забрал свою пустую чарку и вернулся к товарищам по оружию.
Тятя полюбовалась ещё одним выступлением актёров театра Но и покинула праздничный пир. У входа в женские покои она увидела Охацу. Младшая сестрёнка бросилась к ней со всех ног:
- Господин Такацугу!..
- Господин Такацугу? Здесь? - невольно воскликнула Тятя, впиваясь взглядом в лицо сестры.
- Да, он беседует с матушкой.
- Почему же ты стоишь тут, на галерее? Идём.
- Я… - Охацу так и осталась стоять у фусума.
Тятя одна вошла в гостиную. Такацугу сидел напротив её матери, в официальной позе, ладони на коленях. Одет молодой человек был совсем просто и казался очень усталым, измождённым, но взор, который он устремил на Тятю, был всё тем же - гордым взором наследника славного рода Кёгоку. В этом взоре пламенело ожесточение мятежника, а не загнанного зверя, не беглеца.
Тятя села перед ним, слегка опустив голову, чувствуя, как сердце ускоряет биение.
Такацугу тем временем продолжал разговор, обращаясь к своей тётушке:
- В последний раз я приходил к вам в Киёсу испросить совета о том, какой путь мне следует избрать. Сегодня меня привела к вам та же нужда.
О-Ити, прикрыв лицо рукавом кимоно, промолвила:
- Цель вашего прихода сюда понятна, нет смысла разъяснять её. Я передам вашу просьбу моему супругу.
На некоторое время воцарилась тишина. Наконец Такацугу взглянул на Тятю:
- Вы, должно быть, считали меня погибшим?
- Нет, я ни на миг не усомнилась в том, что вы живы. А господин Гамоо заверил меня, что вы не покинете этот мир, пока былое могущество дома Кёгоку не будет восстановлено.
- Удзисато Гамоо?! - выдохнул Такацугу. - Когда вы с ним виделись?
- Вскоре после событий в Хоннодзи.
- Если я и жив до сих пор, то вовсе не по той причине, каковую открыл вам Удзисато Гамоо.
"А по какой же?" - Тятя вскинула на него глаза, в которых застыл этот немой вопрос. Она встретила взгляд Такацугу, наполненный странным светом ожесточения и одновременно печали.
- Я отказался от смерти вовсе не ради того, чтобы сражаться за честь своего клана.
- Ради чего же тогда?
Такацугу ничего не ответил. "Неужели он хотел сказать, что живёт ради меня?" - подумала Тятя и чуть не задохнулась от разочарования. Такацугу тотчас показался ей скучным и никчёмным человеком. "Какая прискорбная ошибка! Вы огорчаете меня, братец!" - эти обидные слова горели у неё на языке, и девушка с трудом поборола желание выплюнуть их в лицо Такацугу, а потом вскочить и выбежать вон.
С того дня Такацугу поселился в дальних покоях замка Китаносё на правах гостя. Охацу и Когоо, обрадовавшиеся случаю развеять скуку, частенько наносили ему визиты, сам Такацугу нередко заглядывал на женскую половину, но Тятя не обменялась с ним и словом. Ореол геройской славы и чести, в который она так долго облекала своего двоюродного брата, рассеялся без следа.
С восходом первой луны Хидэёси, в последнее время живший в Химэдзи, наведался в Киото, затем в Адзути и вдруг девятого числа отдал приказ об общем сборе всех союзных войск. Армия нужна была ему для атаки на Кадзумасу Такикаву, и на седьмой день второй луны десятки тысяч ратников под его предводительством выступили в поход. Весть эта достигла Китаносё с десятидневным опозданием.