На следующий день я сходил в библиотеку Нью-Йоркской медицинской академии и прочитал несколько статей де Кераделя. Да, безусловно, он был странным человеком, выдвигавшим весьма необычные теории. Неудивительно, что его уволили из Сальпетриер. Если отбросить наносное наукообразие его работы, то основная идея удивительным образом напомнила мне теорию одного тибетского монаха, именовавшего себя Много Раз Рожденный. Я повстречал его в монастыре в Гьянцзе, где он был настоятелем и почитался другими монахами как святой и чудотворец, – люди суеверные назвали бы его чародеем. То же мне рассказывал один христианский священник в Греции, неподалеку от руин древних Дельф, и его ряса едва скрывала языческое мировоззрение своего владельца. Тот священник предъявил мне доказательства своей теории, и ему почти удалось меня убедить. Собственно, вспоминая увиденное, я уже не был столь уверен, что он не убедил меня полностью.
Доктор де Керадель заинтриговал меня. Его фамилия была бретонской, как и моя, и столь же необычной. Я вспомнил, что читал о де Кераделях кое-что в семейной хронике де Карнаков – так нас когда-то называли. Чтобы освежить свою память, я просмотрел эти записи. Де Карнаки и де Керадели не очень-то любили друг друга – и это еще мягко сказано. Естественно, это лишь усилило мой интерес к доктору.
К Лоуэллу я опоздал на полчаса. Дворецкий провел меня в библиотеку. Девушка, сидевшая в роскошном кресле, вскочила и протянула мне руку.
– Привет, Алан.
Я удивленно прищурился. Девушка была невысокой, но ее тело поражало воображение пышными формами, которые привели бы в восторг любого скульптора времен Перикла в Афинах. И черное вызывающее платье, тонкое как паутинка, лишь подчеркивало изгибы ее фигуры. Блестящие медно-рыжие волосы были собраны на затылке в тяжелый шиньон – их владелица не поддалась модным веяниям и не стала стричься под мальчика. Чуть раскосые янтарные глаза, маленький прямой нос, округлый подбородок, кожа не белая, как часто бывает у рыжих, а смуглая. Ее профиль удостоился бы чеканки на золотых монетах Александра Македонского. Несколько архаичная, древнегреческая красота. Я моргнул.
– Не может быть… Хелена!
Ее глаза вспыхнули – сейчас она смотрела на меня с таким же озорством, как в тот злополучный миг, когда я уселся на гнездо шершней. Взяв меня за руки, девушка прижалась к моей груди.
– Ты все тот же, Алан. Все тот же! И ты… дай мне взглянуть на тебя… Да, все тот же герой моего детства. То же умное мрачное лицо, как… как… Знаешь, я всегда мысленно называла тебя Ланселотом Озерным. То же гибкое стройное тело… тело черной пантеры… Так я тебя тоже называла, Алан. А помнишь, как грациозно ты вскочил, когда тебя ужалил шершень? – Она наклонила голову, ее плечи подрагивали.
– Маленькая чертовка! Я так и знал, что ты нарочно усадила меня туда!
– Я не смеюсь, Алан, – приглушенно пробормотала она, пряча лицо у меня на груди. – Я рыдаю.
Хелена подняла голову. Ее глаза действительно поблескивали, точно она готова была расплакаться. Но я был уверен, что то не слезы раскаяния.
– Ах, Алан, сколько же лет я хотела узнать… Хотела спросить тебя… Хотела, чтобы ты сказал мне… Не то, что ты любишь меня, дорогой, о нет, я всегда знала, что ты скажешь это рано или поздно. Нет, я хочу услышать от тебя другое…
Я тоже рассмеялся, но ее слова вызвали во мне смешанные чувства.
– Я скажу все, что ты захочешь. Даже то, что я люблю тебя. И, может быть, когда-нибудь я скажу это всерьез.
– Ты нашел тех ужей у себя в кровати? Или они уползли до того, как ты вошел в спальню? Вот вопрос, мучивший меня все эти годы.
– Ах ты маленькая чертовка! – повторил я.
– Так ты нашел ужей?
– Да, они были там.
– Что ж, от этого комплекса я теперь избавилась навсегда. – Девушка умиротворенно вздохнула. – Теперь я знаю наверняка. Но ты всегда был так высокомерен, я просто не смогла удержаться. – Она привстала на цыпочки. – Раз уж ты решил полюбить меня, Алан, то можешь поцеловать.
И я поцеловал ее. В губы. Может быть, она и разыгрывала меня, говоря, что я был героем ее детства, но в этом поцелуе не было ничего шуточного – особенно в том, как она ответила на мои ласки. Затрепетав, Хелена опустила голову мне на плечо.
– Ну вот, еще от одного комплекса я избавилась. Стоит ли останавливаться на достигнутом?
Кто-то кашлянул у двери.
– Простите, мы не хотели вам помешать.
Хелена разомкнула объятия, и мы оглянулись. Конечно, я видел, что рядом с дверью стоят дворецкий и какой-то мужчина, но все мое внимание сосредоточилось на девушке рядом с ним – или женщине.
Знаете, так бывает, когда вы едете в метро, или выходите из театра, или стоите на ипподроме, – и вдруг одно лицо, казалось бы, беспричинно, выделяется из толпы, будто на него направлен прожектор какого-то незримого театрального осветителя, а все остальные лица отступают на задний план, затуманиваются. Со мной так часто бывает. Наверное, что-то в таком лице пробуждает в нас давно позабытые воспоминания. Или пробуждает память наших предков, осколки душ которых всегда в нас живут. Вот и с этой девушкой получилось так же, только ощущение было сильнее, чем обычно. Я больше не видел никого вокруг – даже Хелену.
Ярко-голубые глаза со странным оттенком фиолетового, огромные, широко посаженные, с длинными изогнутыми ресницами. Брови тонкие, черные, почти сросшиеся на переносице. Нос с едва приметной горбинкой, но очень изящный. Широкий лоб скрывала бледно-золотистая челка, волосы заплетены в косы, и в свете, падавшем в дверь библиотеки из коридора, они поблескивали, словно золотым ореолом окутывая ее прелестную головку. Крупный рот, четко очерченные чувственные губы. Белоснежная кожа выглядела так, будто изнутри ее озарял лунный свет.
Девушка была ростом с меня, пышногрудая, с тонкой талией. Ее фигура наводила на те же мысли, что и ее рот, – мысли о чувственности. Платье цвета морской волны поблескивало, подчеркивая безупречную кожу обнаженных плеч; казалось, ее руки, плечи, шея, голова были лепестками лилии, распустившимися из бутона зеленоватого платья. Да, девушка была прекрасна, но мне почудилось, что в голубизне ее глаз нет ничего ангельского, а в ореоле над ее головой – и тени святости.
Она была идеальна – и в то же время я ощутил жгучую ярость. В тот момент я понимал, как можно порвать шедевр живописи, раздробить молотком прекрасную статую, – если такая красота вызывает ненависть. А именно ненависть я и чувствовал в тот момент.
Потом мне подумалось: "Я ненавижу тебя? Или боюсь тебя?"
И все это, заметьте, за одно мгновение.
Хелена пошла навстречу гостям, протянув руку. Она ничуть не смутилась, будто мы не обнимались тут, в библиотеке, а всего лишь обменялись дружескими приветствиями.
– Добрый вечер. Меня зовут Хелена Беннетт. – Девушка улыбнулась. – Доктор Лоуэлл попросил меня встретить вас. Вы доктор де Керадель, не так ли?
Мужчина коснулся губами руки Хелены, я же обомлел. Билл сказал, что на ужин к доктору Лоуэллу придут доктор де Керадель и его дочь. Но этот мужчина не казался старше своей спутницы! Если это вообще была его дочь: да, его волосы тоже были золотистыми, но не так блестели, глаза – голубыми, но без фиолетового оттенка.
И я подумал: "Но я не могу определить ни его, ни ее возраст!"
А потом мелькнула мысль: "Да что же, черт побери, со мной творится сегодня?!"
– Да, я доктор де Керадель. Это моя дочь.
Девушка – или женщина – с некоторым любопытством, как мне показалась, посмотрела на меня и Хелену.
– Мадемуазель Дахут д’Ис… – Мужчина поколебался. – Де Керадель.
– А это доктор Алан Каранак, – представила меня Хелена.
Имя Дахут д’Ис затронуло какие-то полузабытые струны в моей памяти. А когда Хелена назвала мое имя, я заметил, как фиолетовые глаза красавицы вспыхнули, зрачки расширились, брови сошлись над переносицей. Девушка пристально посмотрела на меня, будто увидела не в первый раз. И была какая-то скрытая угроза в ее глазах… какие-то притязания.
– Ален де Карнак? – прошептала она, словно сама себе.
А потом перевела взгляд на Хелену, будто оценивая ее. Я заметил в ее глазах презрение и равнодушие; так королева могла бы смотреть на свою служанку, которая осмелилась посягнуть на короля. Не знаю, был ли я прав в своей оценке, но мне показалось, что Хелена почувствовала то же самое.
– Дорогой, мне стыдно за тебя! – повернувшись ко мне, нежно проворковала она. – Проснись. – Она украдкой пнула меня в лодыжку носком туфельки.
В этот момент в гостиную вошел Билл в сопровождении почтенного седого джентльмена – должно быть, это был доктор Лоуэлл.
Никогда еще я не был так рад увидеть своего друга.