– Так вот, доктор Лоуэлл, – продолжил Шевлин. – Стою я там, смотрю на эту куклу. Поднимаю ее. Говорю себе: "Тут что-то нечисто, Тим". Оглядываюсь на франта. Он стоит, где и стоял. Я иду к нему, а он мне и заявляет: "Ну что, это кукла? Я же говорил! Ха! Я же говорил, что это была кукла! Ха! Это она!" Я ему и говорю: "Дружище, тут что-то не так. Давайте пройдем в участок, и вы расскажете лейтенанту все то, что рассказали мне. И покажете ему свои ноги". "Я не против, – соглашается он. – Только держите эту мерзость от меня подальше, констебль". И мы идем в участок. Там сидит мой лейтенант, сержант и пара патрульных. Я иду к лейтенанту и кладу куклу ему на стол. А этот тупица знай ухмыляется. "Это что еще такое? – спрашивает. – Ты где куклу свистнул?" "Покажите ему ноги", – говорю я франту. "Что-то не похож он на цыпочку с Бродвея, чтобы ноги напоказ выставлять", – смеется этот придурок. Точно вам говорю, у него вместо мозгов картошка! В общем, франт задирает штанину и показывает ему раны. "Это что за чертовщина?" – настораживается лейтенант. "Меня кукла исколола", – говорит франт. Лейтенант смотрит на него, глаза выпучил. Ну, я ему и изложил, как услышал вопли этого парнишки, что он мне сказал, что сам видел. Сержант хохочет, патрульные хохочут, а лейтенант красный сидит, говорит, мол: "Пытаешься меня разыграть, Шевлин?" А я ему: "Никак нет, я вам говорю то, что он мне сказал и что сам видел. И куклу вам принес". А он говорит: "Да, белая горячка – штука серьезная, только я не знал, что это заразно". Тычет в меня пальцем и говорит: "Ну-ка подойди сюда, дыхни!" И я понимаю, что мне крышка, потому что у франта с собой была бутылка, ну я и хлебнул по дороге. Всего разочек приложился. Но лейтенант-то унюхал. "Так я и знал, – говорит. – Ну-ка присядь". И как напустился на франта: "Ах ты гад, смокинг напялил, шляпой разжился, вроде с виду приличный человек, а сам что вытворяешь? Мне полицейских спаивать будешь? Приперся сюда мне голову морочить?! Ну, констебля ты, может, и подпоил, да только нечего мне тут баки забивать!" Орет, аж стены трясутся. "Швырните его в камеру, пусть проспится, – вопит. – И куклу туда же запроторьте, чтоб ему там скучно не было". Франт как взвизгнет. И на пол повалился. Так и лежит в обмороке. Тогда лейтенант говорит: "О боже, этот бедняга поверил в собственную выдумку! Приведите его в чувство и отпустите". А мне говорит: "Ты хороший парень, Тим, а то я б тебя выгнал за такое. Забирай свою дурацкую куклу и иди домой. Тебя кто-нибудь сменит. А завтра возьми выходной и проспись". "Хорошо, – говорю я. – Только я знаю, что я видел. Ну вас всех к черту". Патрульные уже животы надорвали со смеху. А я лейтенанту говорю: "Хотите – увольняйте меня за это, но не пошли бы вы к черту, сэр?" Но они все только смеялись. А я забрал куклу и пошел домой. – Шевлин помолчал. – Забрал, значит, куклу, принес ее Мэгги, моей жене, и все ей рассказал. И что она мне говорит? "Ох, Тим, ты же завязал с выпивкой. Капли в рот не брал. Что на тебя нашло? Куклы с булавками мерещатся, лейтенанта обругал. А что, если тебя теперь в какое-нибудь захолустье переведут? Дженни только в колледж поступила! Иди-ка спать, Тим. Проспись. А куклу выброси". Я к тому моменту совсем взбеленился. Куклу ей выбросить не дал. А сегодня утром встретил Макканна. Оказывается, он тоже о таком слышал. Вот он и привел меня сюда, уж не знаю зачем.
– Вы хотите, чтобы я поговорил с вашим лейтенантом? – поинтересовался я.
– Что вы ему скажете? – рассудительно заметил Шевлин. – Если вы скажете, что тот франт был прав, что я был прав и действительно видел, как та кукла перебегала улицу, то что он подумает? Подумает, что вы спятили, как и я. А если вы скажете, мол, я был не в себе вчера ночью, он меня к мозгоправу пошлет. Нет, док. Я вам очень признателен, но теперь мне остается помалкивать о случившемся. А если парни начнут надо мной подшучивать, пара оплеух решит дело. Но я благодарен вам за то, что вы меня выслушали. Мне от этого как-то на душе легче стало.
Шевлин, тяжело вздохнув, встал.
– Что думаете, док? О том, что сказал франт? И что я видел? – нервно осведомился он.
– Я ничего не могу сказать о том юноше, пребывавшем в состоянии алкогольного опьянения, – осторожно ответил я. – Что касается вас, то могу предположить, что кукла лежала на проезжей части, а кошка или собака пробежала прямо по ней, когда на улицу выехал грузовик. Животному удалось избежать столкновения, но его движение привлекло ваше внимание к соответствующему участку дороги. Вы увидели куклу и подумали…
Шевлин махнул рукой.
– Ладно. Ладно. Хватит, док. Я оставлю вам куклу в оплату консультации.
Гордо вскинув голову и еще сильнее покраснев, Шевлин вышел из комнаты. Макканн трясся от беззвучного смеха.
Подняв куклу, я положил ее на стол и всмотрелся в злобную ухмылку на ее лице. Мне отнюдь не было смешно.
Сам не знаю почему, я вытащил куклу Уолтерс из ящика и положил на стол, а между двумя куклами бросил нить с узлами. Макканн, внимательно наблюдавший за мной, присвистнул.
– Где вы это взяли, док? – Он указал на оберег.
Я ему рассказал, и он опять присвистнул.
– Босс не знал, что эта дрянь лежит у него в кармане, это уж точно. Интересно, кто ему это подбросил? Та толстая карга, конечно. Но как?
– О чем вы говорите? – нетерпеливо осведомился я.
– Это "ведьмина петля". – Громила указал на нить. – Так ее называют в Мексике. Черное колдовство. Ведьма ее вам подбрасывает и обретает над вами власть. – Макканн склонился над ниткой. – Да, точно, ведьмина петля. Девять узлов, шнур из женских волос. И в кармане босса, надо же!
Он глядел на нить, но не прикасался к ней.
– Поднимите ее и рассмотрите получше, Макканн, – предложил я.
– Ни за что! – Он отпрянул. – Я ж вроде как вам сказал, док. Это черное колдовство, оно порчу наводит!
В последнее время едкий туман суеверий неуклонно сгущался вокруг меня, и теперь я утратил терпение:
– Послушаете, Макканн. Что вы, как Шевлин выразился бы, баки мне забиваете? Всякий раз, сталкиваясь с вами, я слышу антинаучные бредни. Это какое-то попрание здравого смысла. Вначале ваша кукла в машине. Потом Шевлин. Теперь "ведьмина петля". Что у вас на уме?
Глаза Макканна сузились, на скулах проступили красные пятна.
– У меня только одно на уме, – вкрадчиво протянул он. – Как босса на ноги поставить. И как разобраться с тем, кто, значит, на него напал. А Шевлин… Вы же не думаете, что он врет?
– Не думаю. Но я помню, что это вы были рядом с Рикори в машине, когда он потерял сознание. И мне кажется несколько удивительным, что вам так быстро удалось найти констебля Шевлина.
– В каком смысле?
– Я о том, что этот подвыпивший франт как сквозь землю провалился. И вполне возможно, что он был с вами в сговоре. Вполне возможно, что наш легковерный Шевлин попался в коварно подстроенную вами ловушку. Актерский талант вашего подельника, кукла на проезжей части, внезапно выезжающий из-за поворота грузовик, тщательно спланированный маневр со срывающимся с места легковым автомобилем – и результат обеспечен. В конце концов, мне остается полагаться только на ваше с Паоло слово, что кукла вообще была в машине Рикори. Вполне возможно… – Я осекся, осознав, что просто срываю на нем накопившуюся от череды бессмыслиц злость.
– Выходит, это вроде как я все сам подстроил, верно говорю, док? – Его лицо побелело от злости. – Повезло вам, что вы мне нравитесь, док. Еще больше вам повезло, что вы с боссом на короткой ноге. А больше всего вам повезло, что только вы можете ему помочь. Если ему вообще кто-то может помочь. Так-то, док! – заявил он, играя желваками.
– Макканн… Мне очень жаль. Я не прошу у вас прощения за свои слова, но мне жаль, что пришлось произнести их. В конце концов, в сложившейся ситуации уместны определенные сомнения. И они вполне обоснованы. Вы не можете с этим не согласиться. И лучше при таких обстоятельствах говорить откровенно, чем скрывать свои мысли.
– Но какой мне смысл ломать эту комедию?
– У Рикори есть влиятельные враги. Кроме того, у него есть влиятельные союзники. Врагам Рикори сыграла бы на руку его гибель, которая ни у кого не вызвала бы подозрений, учитывая, что врач с безупречной репутацией и высочайшей квалификацией объяснил бы его смерть проблемами со здоровьем. А я без ложной скромности готов заверить вас, что я именно такой врач, Макканн.
Громила кивнул, его лицо смягчилось. Напряжение спало.
– Я с вами не спорю, док. Я ж с вами вроде как во всем согласен. Мне даже, чего уж тут, лестно, что вы, значит, такого высокого обо мне мнения. Это ж каким башковитым парнем нужно быть, чтобы все так подстроить? Прям как в фильмах, когда злодей мастерит хитроумную машинку из кучи всякого хлама, чтобы, значит, ровно в два часа двадцать минут и шестнадцать секунд пополудни кому-то на голову шлепнулся кирпич! Да я прям гений, чего уж тут!
Я улыбнулся, но промолчал. Взяв куклу-Петерса, Макканн принялся разглядывать ее, я же направился к телефону, чтобы выяснить, не изменилось ли состояние Рикори. Правда, позвонить я так и не успел – меня отвлек возглас громилы.
Макканн подозвал меня и, вручив мне куклу, указал на воротник ее наряда. Я сунул руку ей за ворот и нащупал шероховатую головку большой булавки. Будто из ножен, я вытащил из подкладки тонкую металлическую иглу девяти дюймов в длину. Она была намного острее и у́же обычной шляпной булавки, которыми пользуются модницы, чтобы шляпка не сползала набок. Я тут же понял, что смотрю на то самое оружие, которое чуть не пронзило сердце Рикори.
– Ну вот, вроде как еще один вызов здравому смыслу, – протянул Макканн. – Может, это я ее туда подбросил, а, док?
– Может, и вы, Макканн.