Глава LVII
Пригорок
Охотник на бизонов остановился не посреди равнины, на открытом месте, а под тенью скал, где несколько часов назад его преследователи устраивали засаду. Он не слезал с лошади, чутко прислушиваясь и устремив пристальный взгляд на выход из ущелья.
Какая-то темная масса медленно приближалась к нему, и Карлос с радостью узнал Бизона. Бедное животное получило несколько ран и одну из них в плечо, из которого текла кровь и свисал кусок шкуры. Собака ослабела от потери крови.
– Друг, – воскликнул Карлос, – ты сегодня спас мне жизнь, теперь моя очередь, и я попробую отплатить тебе тем же.
И, сойдя с лошади, охотник взял собаку на руки, поместил перед собой на седло и остался наблюдать за ущельем, с минуты на минуту ожидая преследования.
Теперь он был твердо убежден, что его противники находились в пещере. Поскольку во всей колонии не было другой испанской ищейки, кроме как у мулата, то присутствие собаки свидетельствовало о присутствии ее хозяина, а следовательно, и неразлучного с ним самбо.
"Я уеду к роще, – сказал он себе по некотором размышлении, – и останусь там до прихода Антонио. Они не смогут найти меня сегодня, потому что темно, сгущаются облака, и луна уже не выглянет. Если они не будут меня преследовать, то я и завтра проведу там весь день, а в случае чего увижу их издали и успею скрыться вовремя. Как, однако же, у тебя сильно течет кровь, мой бедный Бизон! Какая рана! Но потерпи, мой добрый друг, и я скоро тебя перевяжу. Да, мне стоит направиться к роще, и так как она довольно близко от Сан-Ильдефонсо, то они и не додумаются идти искать меня в этой стороне. Впрочем, они не могут увидеть мои следы в темноте… Но что это я? Я позабыл об ищейке! Избави Бог, эти негодяи имеют возможность следить за мной даже самой глубокой, самой темной ночью".
На лице Карлоса отразилось беспокойство. Изнемогая от тяжести пса, измученный мрачными мыслями, он начинал приходить в уныние. Первый раз беглец, преследуемый людьми и законом, потерял бодрость. Несколько мгновений он оставался с поникшей головой, опершись грудью на шею лошади; но все еще старался не поддаваться отчаянию. Вдруг в нем вспыхнула энергия, блеснула надежда, и новый план, неожиданно промелькнувший в голове, приоткрыл шансы на успех в неравной борьбе, от которой зависела его жизнь.
"Да, – сказал он сам себе. – Эта роща будет мне прибежищем. Ты славишься, кровожадный мулат, своей ловкостью, а я постараюсь подвергнуть ее испытанию. Если ты получишь награду, которой добиваешься, то, по крайней мере, она тебе дорого обойдется, и не так-то легко удастся тебе скальпировать Карлоса, охотника на бизонов".
Подобрав опущенные поводья и поместив поудобнее собаку, он поскакал, даже ни разу не обернувшись. По-видимому, ему хотелось скорее прибыть к месту. Он молчал и только время от времени обращался с несколькими дружескими словами к бедному Бизону, кровь которого текла по бокам лошади. Менее чем через час он уже был в уединенной роще на берегу Пекоса, где недавно беседовал с Антонио. В этой части Льяно Эстакадо Пекос течет по прямой линии по большой равнине, и невысокие, крутые берега его местами поросли ивами, сквозь которые виднеются его воды. Изредка попадаются и лесистые пригорки, покрытые виргинскими дубами, серебристыми тополями и густыми акациями, но опушку по большей части составляют кактусы. Невысокие эти пригорки, лежащие друг от друга на значительном расстоянии, дают большое преимущество человеку, который в них скрывается: он днем может видеть приближение неприятеля. Ночью, конечно, безопасность его более сомнительна и зависит от того, насколько темной окажется ночь.
Пригорок, избранный Карлосом, возвышался над обширным пространством равнины. Он занимал лишь несколько акров, и его как бы увеличивали ивы, тянувшиеся по направлению к Пекосу. Посередине образовалось открытое пространство – довольно обширная полянка, покрытая тонким ковром зелени. С одной стороны она почти примыкала к реке, а с другой – к аллее, выходившей на равнину. В действительности пригорок был разделен на две равные части этим открытым пространством. Поляна и сама низина были абсолютно ровные и гладкие, поэтому любой движущийся предмет был бы виден издалека.
Лес изобиловал кустарниками, особенно низкорослыми акациями. Вокруг могучих дубов переплетались лианы и гирлянды винограда, что образовало почти непроницаемый лабиринт зарослей, куда мог пробраться разве только самый опытный охотник. Ночью же, даже при лунном свете, эти заросли казались сумрачными и непроходимыми.
На одном месте поляны, где была сухая и песчаная почва, росло около дюжины крупных канделябровидных кактусов. Некоторые отличались значительной высотой, и их цилиндрические стебли гордо спорили со стволами виргинских дубов. Наблюдатель, мало знакомый с этими исполинскими канделябрами, не определил бы, к какому царству природы они относятся, – так отличаются они от обычных форм растительности. Здесь, в этом уголке, беглец рассчитывал найти себе убежище на ночь.
Глава LVIII
Проклятая собака!
Карлос был прав, считая, что Бизон спас ему жизнь, или, по крайней мере, сохранил свободу: если бы умное животное не опередило его, он вошел бы в пещеру, где его ожидала неминуемая гибель. Его враги для того, чтобы захватить его, предусмотрели все и приняли такие меры, которые почти обеспечивали успех. Поместив лошадей в глубине, оба охотника притаились по обе стороны входа за камнями с тем, чтобы броситься на Карлоса подобно тиграм; собаки находились тут же и должны были помогать им при нападении. Все было тщательно продумано, и все предвещало удачу: и тайна, прикрывавшая их отъезд, и терпение, с каким следили они за движениями Карлоса, и удобная засада в самой пещере. Все было проделано мастерски. Карлос не мог подозревать об их присутствии, так как, возвратившись в миссию темной ночью, они отдали привезенную дичь и получили от падре Хоакина приказание не появляться в городе. Отец Хоакин велел им ждать, пока не известит их.
Лишь несколько слуг миссии знали об их прибытии, следовательно, беглец не мог получить известие об их намерениях, а что касается следов, оставленных ими на каменистых тропинках ущелья, то они должны были ускользнуть от внимания Карлоса, ибо и днем едва виднелись на неровной почве.
– Дела наши идут отлично, – тихим голосом сказал самбо. – Мы увидим, как спокойно он будет приближаться, ведя лошадь сзади. Мы бросимся на него и свяжем прежде, нежели он успеет взяться за пистолет или нож.
Но судьба его не была предрешена. Мануэль это знал, потому снова и снова бормотал:
– Меня беспокоит эта проклятая собака: я часто слышал о ней и убежден, что ее репутация вполне заслуженна.
Они давно слышали о Бизоне, но не представляли, как великолепно он обучен.
– Черт ее побери! – воскликнул самбо вместо ответа.
– Если она раньше него подойдет к пещере, то предостережет своего хозяина, и все наши старания ни к чему не приведут; если же останется позади, тогда мы сможем себя поздравить. Но даже если она появится вместе с хозяином, до этого не подав сигнала тревоги, дело наше еще не потеряно.
Так рассуждали эти негодяи в ожидании встречи с Карлосом.
Не слыша извне ни малейшего шума, который извещал бы о приближении Карлоса, охотники на время покинули наблюдательный пункт, чтобы подкрепиться скудными припасами, оставленными Карлосом в пещере. Почувствовав холод, мулат отыскал плащ и накинул себе на плечи, а самбо вытащил тыквенную бутылку с водкой низкого качества под названием чингорито, которой оба оросили свою убогую трапезу. Они старались болтовней убить скучное время ожидания, и их огорчала только мысль о Бизоне, время от времени всплывавшая в их памяти.
По временам тот или другой приближался ко входу и осматривал ущелье.
– Я ничего не вижу, – сказал Мануэль после одного из подобных наблюдений. – Полночь еще далеко, и потому у нас еще много свободного времени. Карлос, скорее всего, бродит где-то в окрестностях колонии, вероятно, задержится и возвратится не раньше рассвета.
Высказав это предположение, он бросил последний взгляд на ущелье, но в тот же момент вздрогнул, вскочил и схватил приятеля за руку.
– Посмотри, Пепе! Вот он, белоголовый!
Мулат показал на тень, приближающуюся со стороны равнины. Самбо последовал совету приятеля и, хотя было темно, в самом узком месте ущелья заметил всадника на лошади, следовавшего с равнины.
– Черт возьми! Это действительно он, – сказал самбо, вглядевшись в темноту.
Они еще раньше договорились, кто где будет стоять.
– Ступай на свое место, дружище Пепе. Поставь волкодава сзади и держись за камнем, а я покараулю при входе.
Самбо повиновался, а мулат, взяв ищейку за загривок, прижался к утесу.
Через несколько секунд он бросился ко входу и не мог удержаться от беспокойного восклицания.
– Мы погибли, Пепе! Я это предчувствовал! Держись, Пепе! Собака напала на наш след!
– Черт побери! Что же делать?
– Скорее назад! В пещеру! Мы и его убьем в пещере.
Оба охотника притаились за камнями, чтобы броситься на Бизона и задушить его при входе в пещеру, но осторожное животное, почуяв опасность, остановилось на некотором расстоянии от них и залилось громким лаем. Разъяренный мулат с ножом в руке ринулся навстречу псу, на которого в то же мгновение бросилась и его ищейка. Между двумя собаками завязалась страшная драка и бесславно окончилась бы для ищейки, если бы ей не бросились на помощь мулат, самбо и волкодав. Видя неравные силы, проколотый в нескольких местах ножом и искусанный зубами четвероногих неприятелей, Бизон решился на отступление за скалы.