– Да, лучше всего убедиться во всем окончательно. Несмотря на большие подозрения, я могу ошибаться. И она, в свою очередь, тоже может ошибиться.
Дон Хуан ничего не понял из этих слов, которые Карлос почти бормотал про себя, и собирался уже попросить своего друга объяснить, что это значит, как охотник вдруг дал шпоры лошади и, знаком позвав всех следовать за собой, поскакал по следу украденного скота.
Через час, по следам, оставленным быками, отряд прибыл на край глубокой впадины, врезавшейся подобно заливу в выступы нагорной равнины. В этом своеобразном ущелье их взорам представилось странное зрелище. Дно пропасти было усеяно черными коршунами; сотни этих птиц сидели по утесам или кружились в воздухе, другие сотни весело прыгали по дну ущелья, хлопая широкими крыльями. Койоты, обычные волки и серые медведи пировали вместе, время от времени затевая легкие ссоры. Между тем, драться не стоило: пищи было для всех достаточно. На дне валялось множество полуобглоданных остовов, в которых пастухи дона Хуана узнали быков, так долго находившихся на их попечении.
– Я догадывался, дон Хуан, – сказал Карлос, – но такого не ожидал, полагая, что найду твоих быков живыми. Какой гнусный замысел! Какой хитрый, глубоко обдуманный план! Вот злодей! Матушка была права – это он!
– Кто? О ком ты говоришь, Карлос? – удивленно спросил дон Хуан, не понимая этих странных восклицаний.
– Не спрашивай меня в настоящую минуту. Голова моя горит, я не могу владеть собой. Повремени. Скоро, скоро! Нет больше тайны – я знаю все! Я должен был предвидеть этот заговор, судя по тому, как мерзавец смотрел на нее на празднике. Негодяй! Поедем, братец, по другому следу, он вполне понятен, – громко прибавил он. – Нам легко будет идти по нему, и я знаю, куда он приведет нас! Да, я знаю!
Охотник на бизонов повернул назад, к броду, и все поскакали за ним, не догадываясь о его настоящей цели. Переправившись через реку, они понеслись вперед, не останавливаясь даже у нового следа, сворачивающего на север, потому что пес быстро побежал по этому пути, по временам громко лая, и всадники скакали за ним по пятам.
На расстоянии около мили след круто повернул направо, по направлению к городу!
Дон Хуан и работники вскрикнули от удивления. Карлос же оставался хладнокровен. Он ожидал этого. Лицо его не выражало изумления, но страшно было смотреть на него. Глаза его сверкали, зубы стиснулись, губы посинели. По-видимому, он принял какое-то отчаянное решение. Он уже почти не обращал внимания на следы, так как не имел в этом необходимости: он знал, куда следовал!
Переправились через тинистый ручей, красноватая глина которого пристала к шерсти собаки.
– Посмотрите! – обратился ко всем дон Хуан. – На собаке была уже такая глина, значит, она перемазалась в этом ручье прежде.
– Да, – ответил Карлос. – Я это знаю, я все знаю. Для меня нет более тайны… Потерпи, мой друг, я все расскажу, но теперь не тревожь меня – мне необходимо все продумать. У меня не остается времени.
Следы четырех лошадей и мула все еще вели к городу. Они не спустились прямо в долину, а пошли по краю утеса.
– Хозяин! – сказал Антонио, ехавший позади Карлоса, приблизившись к нему. – Следы эти оставлены не индейскими лошадьми, если только индейцы их не украли. Судя по расположению подков, я узнаю двух лошадей, принадлежащих кавалерийским офицерам.
Карлос, похоже, нисколько не удивился этому открытию и не ответил ни слова. Он был погружен в задумчивость. Подумав, что хозяин не услышал его, Антонио повторил свое замечание. Тогда Карлос обратил на него свое внимание:
– Неужели же, добрый мой Антонио, ты считаешь меня глупым или слепым? – сказал дон Карлос, пристально глядя на метиса.
Слова эти были произнесены без всякого гнева, и Антонио, догадавшись о неуместности своего замечания, поспешил смешаться с товарищами.
Отряд продолжал свой путь вперед то галопом, то рысью: лошади начинали уже проявлять усталость.
Следы постоянно шли по направленно к городу и наконец привели к тому месту, где извилистая тропинка спускалась в долину. По этой самой тропинке в День праздника святого Иоанна взбирался Карлос для совершения своего подвига, когда он продемонстрировал высочайшее искусство наездника.
Прежде чем спуститься с плоскогорья в долину, охотник велел остановиться и поехал только с доном Хуаном на самый край утеса – это место называется "Утес загубленной девушки". Удержав лошадь на краю пропасти, на том самом месте, где он совершил свой подвиг и с блеском выиграл пари, Карлос спросил у приятеля, показав на дом, возвышающийся вдали от других, на полпути отсюда до города:
– Видишь это здание?
– Крепость?
– Да, крепость.
– Вижу. Ну, и что же?
– Она там!
Глава XXX
Объяснение
В эту минуту какой-то человек ходил вдоль и поперек по террасе крепости. Это, однако же, не был часовой, потому что оба они стояли по углам здания. Их головы и карабины виднелись над зубчатыми башнями крепости.
По террасе ходил офицер, да она и принадлежала офицерским помещениям, отделяясь от остальной кровли довольно высокой стеной. Это было привилегированное место, куда редко проникали простые солдаты, и которое можно было назвать верхней палубой крепости.
Хотя этот офицер и не был дежурным, однако облекся он в полную форму. С первого же взгляда на него можно было заметить, что он любил пощеголять в полном параде. Время от времени он останавливался посмотреть на золотые галуны и свой пестрый мундир, на лоск лакированных сапог и на драгоценные кольца, украшавшие его белые пальцы. Это не был ни герой, ни красавец, что не мешало ему воображать, будто он совмещал в себе качества сразу Марса и Аполлона.
Это был Вискарра, полковник испанских войск и комендант крепости. Удовольствие, которое доставляла ему собственная особа, было, однако же, нарушено одним обстоятельством. Он мог сколько угодно любоваться своим шитьем, эполетами, аксельбантами, но не в состоянии был отогнать тягостной мысли, которая его преследовала, по временам заставляла вздрагивать и нервно оглядываться назад.
– Э! – бормотал он. – Это был только сон! Зачем я об этом думаю? Охота же мне обращать на него внимание.
Но вот он поднял глаза и случайно взглянул на Утес загубленной девушки. Но это не было случайностью, ибо упомянутый утес тоже грезился ему во сне, и взгляд полковника только следовал за его мыслями. Взглянув на эту вершину, он отшатнулся назад, словно увидел страшное провидение, и невольно схватился за парапет. Лицо его побледнело, застучали зубы, и грудь начала порывисто дышать. Что же стало причиной такого волнения? Может быть, вид всадника, появившегося на вершине утеса и четко видимого в бледном небе? Что так испугало бравого полковника? Смертельный страх сковал его.
– Это он! – воскликнул комендант в испуге. – Он, точно тот же, каким представлялся мне во сне прошлою ночью! Узнаю его, узнаю эту лошадь… Мне страшно смотреть на него! Не могу…
Полковник отвернулся, закрыл лицо руками, но через минуту снова поднял глаза, но не из любопытства, а увлекаемый страшным обаянием, исходившим от ужаса. Однако всадник скрылся. Ни коня, ни человека – ни пятнышка на фоне неба над обрывом…
– Да, – пробормотал про себя Вискарра дрожавшим голосом, – померещилось, это результат сновидений. Теперь там больше нет ни всадника, ни лошади… Как бы он мог появиться там сейчас, когда он за сотни миль отсюда! Мне показалось! Это игра воображения! Но отчего же она возникла? Вероятно, последний страшный сон перевернул все внутри меня! Черт побери! Не стану больше думать об этом!
И, желая отогнать неотвязные тяжелые мысли, он начал еще быстрее вышагивать по террасе. Но при каждом повороте он украдкой пытливо посматривал на роковой утес. Не увидев больше всадника – или приведения, – он понемногу начал успокаиваться.
На лестнице раздались шаги, на террасе показалась голова, потом плечи, и вскоре наверх вышел капитан Робладо.
– Добрый день, – сказал ему полковник, – в хорошем ли вы расположении духа сегодня?
– Как нельзя лучше! Я только что позавтракал и, закурив гаванскую сигару, вышел на террасу воспользоваться вашим приятным обществом.
– Отдохнули ли вы после маскарада?
– О! Нет еще: после таких криков моя хрипота не пройдет еще, по крайней мере, с неделю, и я едва успел смыть с себя эту страшную разрисовку. Ну, скажу вам, полковник, маскарад этот был уморителен! – засмеялся Робладо. – Никогда еще девушку не похищали и не завоевывали таким сложным, романтическим способом! Напасть на пастухов, разогнать стадо, угнать и убить скот, стукнуть по голове старуху, сжечь ранчо – и все это из-за одной простой крестьянки – вот уж никогда такого не видано! Право, слишком жирно для овладения дочерью какой-то колдуньи – быть три дня в постоянном маскараде, наряжаться индейцами, орать во все горло и носиться, как сорванцы, по всем направлениям долины. Прямо будто отрывок из какой-то восточной сказки, из "Тысячи и одной ночи". Только вот никакая магическая палочка, никакой странствующий рыцарь, никакой волшебник девицу не спасет – Робладо опять расхохотался.
Еще прежде этого монолога Робладо наши читатели, без сомнения, догадались, что мнимое нападение "дикарей" было придумано капитаном и комендантом для того, чтобы тайно похитить Розиту, сестру охотника на бизонов. Роль индейцев, которые угнали овец и быков, напали на ранчо дона Хуана, расправились с ранчо Карлоса, избили его мать и увезли сестру, исполняли Вискарра, Робладо, сержант Гомес и еще один солдат, подчиненный полковника, доверенный слуга Хосе.