Я глубоко вздохнул:
– Ты порвешь с этими «зелеными» политиканами?
С обреченностью во взгляде он взглянул на мать.
– Нет, па, – сказал он твердо.
Казалось, это должно было привести меня в ярость, но почему-то я был рад. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы повернуться и взглянуть в глаза сыну. Отчего-то у меня началась резь в глазах. Проклятые выбросы. И дело не в том, что «зеленые» были правы, просто мы ничего не могли с этим поделать.
Руки Филипа начали теребить рубашку. Он прожег меня взглядом.
– О боже! Я не владею собой. – Это было похоже на безумие, до которого он доводил себя в детстве. Тогда маховик его мыслей раскручивался так, что Фити не мог себя контролировать. Он на мгновение закрыл глаза, стараясь дышать глубже. – Это невыносимо… О тех кадетах, сэр… Клянусь сделать все, что бы вы ни сказали, сэр… Не надо лишать меня свободы…
Господи боже мой, я больше не мог этого выносить.
Его пальцы вцепились в хлопчатую ткань рубахи:
– О, папа, прошу тебя, не плачь! Я распахнул объятия.
Со стоном он упал мне на грудь. Арлина молча вытянулась у двери. Она украдкой вытирала глаза.
Я зевнул. Было уже очень поздно, но я ценил каждую минуту, проведенную с Дереком. Арлина устроилась рядом и держала меня за руку. Бранстэд был в кабинете, звонил кому-то со своего мобильника. Кэрр расположился на мягком диване.
– Что ж, дело сделано, – сказал он. Я пожал плечами:
– А потом он пошел домой.
После наших пламенных объятий мы с Филипом еще долго проговорили. Но, несмотря на всю чувствительность сцены примирения, три года размолвки сказывались. Так или иначе, мы перешли к политике, и между нами возникла некоторая натянутость. Наконец он ушел, неопределенно пообещав, что скоро навестит меня снова, вместе с Джаредом. К своему стыду, я понял, что был даже рад его уходу.
Арлина стояла, держа в руке рюмку.
– Я рада, что вы помирились.
– А кто сказал, что это так? – Она лишь фыркнула в ответ, и я продолжил недовольным голосом:
– Я вовсе не говорил ему, что был бы счастлив заключить его в свои объятия. Возможно, мой утонченный, высокоинтеллектуальный сын сам об этом догадался.
– Все, что произошло между вами… – Она покачала головой.
Наверное, хреновенько ей было в эти последние годы. Со мной нередко случались приступы ослиного упрямства.
– Прости меня. Я вовсе не хотел вас разлучать. Думать не думал об этом.
– Господи боже мой! Так-таки и не думал? – Арлина посмотрела на меня насмешливо, но ее пальцы сжали мои.
– Я не… Мы с тобой не так уж много говорили о… – Я споткнулся на полуслове.
– С тех пор, как ты закричал на него, тогда, за завтраком.
Я съежился. Не самые приятные воспоминания. До сих пор я чувствовал, что меня предали.
– И все это время ты переживала…
– Конечно. Я же его мать.
– А я его отец!
– Конечно, любимый. – В ее тоне не было и тени укора.
Я не стал спорить дальше. Арлина всегда делала то, что считала правильным.
Дерек решил напомнить о себе:
– Я рад, что все это кончилось. Ничего, кроме одиночества, ты бы не добился.
– Вы забываетесь, сэр! – холодно произнес я.
– Я забываюсь? – Губернатор федерации народов планеты Надежда, не моргнув глазом, встретил мой взгляд.
Я пожал плечами, чтобы не показать своей досады:
– Если мне понадобится обследование моих переживаний, я найду, куда обратиться за помощью.
– Он тут тебя не обижает? – возник в дверях, закончив свой разговор по мобильнику, Бранстэд.