– Наоборот, полезно, развивает брюшной пресс, – твердо заявляет Вероника. Она явно полна решимости отвести все возражения. – Я намерена рожать без боли, по новому методу, значит, мне надо развивать брюшной пресс. Верно, Жанина?
– Да где ей помнить, – серьезно говорит Жиль. – Она уже года три как не рожала.
Брат и сестра дружно хохочут. Они глядят друг на друга, и сразу видно, что они заодно, что они свои. Чувствуется, они вот-вот начнут "ломать комедию", как говорят в семье. У них есть свой репертуар постоянных шуток, целый набор гримас, ужимок, комических пародий на мультфильмы, но все это лишь в намеках и символах, едва ли понятных непосвященным, и со стороны это может показаться каким-то нелепым ребячеством, чуть ли кг идиотизмом. Спектакль обрастает каждый день чем-то новым, имеет бесчисленные вариации и начинается, по сути дела, только тогда, когда "актеры" уже заходятся от смеха, хохочут до упаду, до слез и вынуждены то и дело прерываться, чтобы хоть немного перевести дух. В такие минуты Жиль выглядит не старше своей сестры, и странно видеть, как этот высокий, худой, уже совсем взрослый парень с обычно серьезным выражением лица вдруг начинает себя вести как расшалившийся школьник.
Вероника усаживается на кровать и глядит на их номер, который ей совсем не кажется забавным, – она не улавливает, что они изображают, она не знает кода. Все же в этом буйном потоке слов и жестов она мимоходом засекает передразнивание мадемуазель Феррюс ("Рожать в ее-то годы? Скажите на милость! Граф Парижский этого не одобрил бы. Куда мы идем? Если хотите знать, все имеет свои границы"), какие-то арабские ругательства (где они их только взяли и что в них смешного?), подражание знаменитому диснеевскому Дональду Даку и еще другому персонажу из "Картунз" – канареечке, свист которой переходит в клекот, стоит ей завидеть грозную тень кошки на стене, и тогда она восклицает: "I tought I taw a putty tat!.." Наконец они умолкают, окончательно выбившись из сил.
– Дорогие мои дети, – говорит Вероника, – вам, может, и очень смешно, а мне вот нет.
Она снимает платье и остается в трусиках и лифчике, нисколько не смущаясь присутствием Жанины, к которой с первой же минуты стала относиться как к ровне, как к "подружке". Девочке это явно льстит. Невестка в ореоле "взрослости", в расцвете красоты и женственности – и тем не менее подруга.
– Когда за тобой заедут твои друзья? – спрашивает Жиль Жанину.
– Около пяти. Еще есть время.
– А ты думаешь, они не будут возражать против нас?
– Что за идея? – говорит Вероника с искренним удивлением. – Товарищи Жанины, я надеюсь, симпатичные ребята.
– Разве в этом дело? – говорит Жиль. – Они могут быть расчудесными ребятами и не желать общаться с нами… Ты забываешь о разнице возраста.
– О! Это чепуха! – восклицает Жанина с чуть наигранной уверенностью. – Вы смело можете с нами поехать.
Но Жиль чувствует, быть может, по еле уловимому изменению тона, что полной уверенности у нее все же нет.
– Это точно? – допытывается он. – А то знаешь, зайчик, если тебе все же кажется, что нам лучше не…
Жанина протестующе мотает головой. Ее брат с улыбкой смотрит на нее, вопросительно подняв брови.
– Какого черта!.. Разве разница в возрасте может быть препятствием? – спрашивает Вероника. – Да она и не так велика.
Вероника тем временем надевает платье, ее голова уже появилась в вырезе, а руку она как раз просовывает в рукав.
– Нет, велика. Семь или восемь лет – это колоссально. Для них мы старики, – говорит Жиль, а так как Жанина снова готова запротестовать, он притягивает ее к себе и целует. – Не для тебя, зайчик, я знаю, но для твоих товарищей это все-таки кое-что значит. Ведь верно?
Он кладет ей руку на плечо и сравнивает их рост.
– Слушай, по-моему, ты за эти дни еще вытянулась. И здорово похорошела! Нет, прежде ты была не такой.
Она замахивается, чтобы его ударить. Он отскакивает, и вот они уже снова готовы приняться за свои игры. Вероника спешит их отвлечь:
– В вашей компании больше мальчишек или девчонок?
– Да, пожалуй, так на так.
– А за тобой сколько ребят ухаживают? Один, два?
Жанина не знает, что ответить, она смеется, чуть наклонив голову.
– Вот, например, сын депутата? – продолжает допытываться Вероника.
– Ну, этот-то! Он жуткий ходок, бегает за всеми девчонками.
– Но он тебе нравится? Симпатичный малый?
– Да…
– Он богат?
– Во всяком случае, деньги у него водятся. Он мне сказал, что его отец купил себе "астон-мартин".
– Крупно оторвал! Тогда, детка, займись им, – говорит Вероника заговорщицким тоном. – Раз у него есть башли, займись им.
Совет встречен ледяным молчанием. Жанина застыла, опустив голову, она чрезмерно пристально разглядывает какое-то пятно на ковре. Краска заливает сперва ее шею, а потом и все лицо. А Вероника как ни в чем не бывало продолжает одеваться (она застегивает сандалии), не замечая замешательства, в которое повергла невестку.
Жиль кашлянул, быть может, чтобы прочистить горло.
– В чьем гараже можно взять велосипеды? – спрашивает он у Жанины.
– У Легерна. Знаешь, на площади, у почты.
Компания Жанины – все на велосипедах – приветствует молодоженов без восторга, но вполне вежливо. Жанина представляет им брата и невестку, назвав их по именам. Потом она называет каждого из своих друзей той скороговорочкой, в которой опытное ухо Жиля без труда различает смущение и растерянность. К счастью, все ребята очень оживленны. Напряженность тонет во всеобщем возбуждении. У мальчишек и девчонок примерно один и тот же облик: все в шортах или в джинсах. Кажется, все они оттиснуты одной и той же формой, и даже с первого взгляда трудно определить их пол. Как они привлекательны, какое естественное изящество и какое равнодушие ко всему, что не относится к их маленькому мирку! Жиль и Вероника – это всем ясно – к нему не относятся, поэтому никто к ним не обращается. Почти с самого старта группа велосипедистов, как команда в "Тур де Франс", идет не кучно, а растягивается вдоль дороги, превращаясь в огромную змею на колесах. Жиль и Вероника очень скоро оказываются в хвосте. То ли потому, что Вероника уже не может так энергично вертеть педали, то ли оттого, что они по молчаливому согласию решили приотстать. Жанина едет рядом с ними. Чувствуется, что ей как-то не по себе. Она, видно, поняла, что сделала глупость, пригласив брата и невестку в свою компанию. Жиль предлагает ей догнать своих. Она искренне отказывается. Так проходит с четверть часа, и вдруг Вероника сама решает положить этому конец:
– Я устала. Мне, пожалуй, лучше остановиться. Поезжай без нас, Жанина. Мы немного передохнем и тихонько двинемся назад.
Жанина снова отказывается, но после долгих уговоров все же соглашается их оставить. Они кладут велосипеды на откос кювета и садятся на обочину дороги. Ребята не заметили, что они остановились, никто даже головы назад не повернул. На их отсутствие просто никто не обратил внимания.
– Ты прав, – говорит Вероника, – они прекрасно обходятся без нас.
– Компания уже сбилась, сама знаешь, как это бывает. Новеньких всегда неохотно принимают. Вспомни, когда мы…
– Нет, дело не в том, что мы новенькие, нас бы во как приняли, если бы мы были их возраста.
– Да они ведь дети.
– Не такие уж дети. Старшим из них не меньше восемнадцати. Но нам по двадцать четыре, и мы женаты. Этого достаточно, чтобы считать нас стариками.
Она задумалась над тем, что сказала.
– На меня это произвело сильное впечатление, – говорит она взволнованно. – Ничего подобного я еще не переживала.
– К этому привыкаешь…
– Ты думаешь?
– Послушай, дорогая, не будем преувеличивать! Мы еще очень молоды. Нам ведь нет и двадцати пяти, понимаешь? Вся жизнь впереди.
– Да, но для них мы уже взрослые.
– Конечно, дорогая, мы и в самом деле взрослые. Ты этого не знала?
– Я это поняла только что.
Несколько секунд они молчат. Перед ними тропинка, за ней кустарник, дальше дюны и океан, который урчит и сверкает на солнце. День удивительно ясный, прозрачный, воздух напоен светом и насыщен острым запахом йода. Пенящиеся волны издали напоминают белые стежки. Свежее дыхание открытого моря холодит щеки. Фигурки велосипедистов на дороге все уменьшаются – мелькают между деревьями на опушке леса.
Вероника провожает их взглядом, она снимает темные очки и хмурит брови. Жиль в упор разглядывает ее профиль обиженной девочки: рот, длинные загнутые ресницы, маленькое ухо, розовое, как раковинка… Он касается уха губами. Вероника ежится.
– Щекотно… Жиль!
Он не настаивает. Она снова надевает очки, потом открывает сумочку, вынимает носовой платок и вытирает ладони.
– Взрослые, – говорит она задумчиво. – Как твои родители или как мои… Странно.
Вдруг она утыкается в плечо Жиля.
– Скажи, дорогой, ведь нам не придется вести такую жизнь, как им, правда?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, жить как твои родители или даже как мои. Мы будем жить более интересно, более весело?
– Да, наверно…
Его голос звучит хрипловато.
– Не наверно. Надо быть уверенным! Очень уж печально думать, что впереди нас ожидает такая вот жизнь, как у них.
– Их жизнь не была несчастливой…
– Да… Но и увлекательной она тоже не была. Я думаю, вряд ли стоит жить, чтобы прожить такую вот жизнь.