- Паршиво. Полагалось бы ему идти успешнее, все же своя дивизия! Но ведь не было никакой возможности. Вооружение плохое, полного комплекта нет ни в одной части. Половина людей не понимает по- латышски, половина по-русски. Командиры дивизий и полков - люди все новые, бойцы их не знают. Ничего, помаленьку повернет к лучшему. Я со своей ротой могу сейчас куда угодно и в какую угодно схватку пойти, справлюсь. Знаю каждого человека, и меня каждый знает. Знают, что капитан Калниньш не заячья душа и не белогвардеец. Раньше этого не знали.
- Теперь, значит, наша очередь, - задумчиво сказал Нийтмаа.
- У вас было больше времени на подготовку, - сказал Калниньш, и было не совсем ясно, звучит ли в его словах похвала, или ему хочется их подбодрить. - В девятнадцатом у нас тоже пошло на лад с тех самых пор, как вы, эстонцы, помогли под Цесисом разбить фон дер Гольца. Да потом еще этого кавказского князька-авантюриста, полковника Бермонт-Авалова вместе с его железной дивизией.
- А вы что, в девятнадцатом тоже были на войне? - с некоторым недоумением спросил Яан.
- Конечно, был. Молодым совсем парнем, добровольцем, конечно. Служил в батальоне у Калпака. Это было наше самое знаменитое подразделение, может, слышали, после смерти Калпака батальоном командовал наш будущий главком Балодис лично. Может, поэтому у меня сейчас и нет полка. Но, с другой стороны, будь у меня в Латвии до июньской революции полк - возможно, я сейчас и не был бы тут, а находился бы в местах отдаленных. Вам рассказывали об истории полковника Калпака? Когда Калпака смертельно ранили, он якобы еще успел прошептать Балодису: "В твои руки, Балодис, отдаю я спасение Латвии!" Это говорил сам Балодис, никого другого-то рядом не было. Ну, одно время я служил вестовым у Калпака. Балодис, видимо, решил, что мне может быть известно, как Калпак в действительности к нему относился. После войны я закончил офицерское училище, но с мая тридцать четвертого года, когда они с Ульманисом захватали власть, меня уже больше не повышали. Только в сороковом произвели из старшего лейтенанта в капитаны, но тогда сам Балодис уже был отлучен от генеральского чина.
Снова наступила пауза.
- Сейчас не девятнадцатый год, - сказал наконец Нийтмаа. - Трудно ли было накостылять ландесверу.
- Это верно, - согласился Калниньш. - Иначе разве у меня бы осталось от роты тридцать человек?
Он глянул на часы и быстро поднялся.
- Нам пора, - объяснил он. - Могу спокойно доложить в дивизии, что передал участок фронта эстонцам, за все последующее они в ответе.
- По дружбе могли бы хоть шепнуть, что там за противник на нашем отрезке фронта? - заметил Нийтмаа.
- Маленькие сюрпризы пусть порадуют друзей, - продекламировал Калниньш.
Все улыбнулись.
- Послушайте, старший лейтенант, не можете ли вы мне дать патронов для английских винтовок? - спросил вдруг Калниньш.
- У меня на винтовку всего по одному боекомплекту, - с сожалением ответил Нийтмаа.
- Жаль. Мои ребята совсем на бобах, а немцы бродят по всем лесам. Боеприпасы остались с обозом в дивизии, другие патроны нам не подходят, раздобыли пяток автоматов, для них берем боеприпас у немцев.
- Мне все равно в полк, - вмешался Яан. - Пойду- ка я с вами, может, удастся выторговать у начснаба хоть ящик.
Калниньш с признательностью посмотрел на него и кивнул:
- Было бы хорошо. Война только начинается.
Он подвинулся ближе, посмотрел в упор сперва на одного, потом на другого и убежденно произнес:
- Нам с вами, латышам и эстонцам, тем, кто остался в Красной Армии, надо воевать лучше, чем могут позволить себе другие. Потому что у нас кое-кто в самом начале войны махнул в лес или потом перебежал в бою. Пусть никто не сможет ткнуть пальцем: вот, мол, латыши и эстонцы - люди ненадежные, а к тому же шкурники, воюют они паршиво, нельзя им доверять. Один негодяй может испортить доброе имя всего народа, наш долг снова восстановить честь нации!
После столь торжественной декларации Калниньш немного помолчал и только спустя некоторое время добавил:
- Ничего не поделаешь. Мне до сих пор еще никак не удавалось договориться с судьбой, чтобы я непременно оказывался на той стороне, которая берет верх. А вам?
Он повернулся и направился к своим бойцам. Увидев идущего командира, бойцы без приказа начали вставать и собираться в дорогу.
Яан пожал Нийтмаа руку.
- Ну, держись, - только и сказал он. - Чего мне тебе еще пожелать.
- Наверное, чтобы немец шел спокойно, помалу, чтобы ребята успели набить руку и нервы закалить, - улыбнулся Нийтмаа. - Да разве еще и того, чтобы я наконец-то увидел хоть один наш самолет, пусть он будет последним "кукурузником", - в глазах уже сплошная рябь от этих крестов, даже в небо взглянуть тошно!
- Легкого снаряда, что ли, твоим пушкам… может, в следующий раз встретимся где-нибудь, где поспокойнее, - добавил Яан и пошел.
"Главное, чтобы мне их не сильно разворачивать пришлось", - отметил про себя Нийтмаа.
Отряд Калниньша уже построился, и, когда подошел Яан, капитан скомандовал шагом марш.
6 июля, после того как Остров в течение двух дней дважды переходил из рук в руки, немецким войскам удалось окончательно захватить город. Не задерживаясь, немецкие бронетанковые части продолжали наступление в направлении Пскова, расположенного в 55 километрах севернее Острова. Под вечер того же дня, примерно на полдороге к Пскову, возле реки Черехи, притока Великой, произошло сражение между советскими и немецкими бронетанковыми частями. Обе стороны понесли в ходе него серьезные потери.
Отдельная рота 227 полка 183 стрелковой дивизии под командованием капитана Язепа Калниньша и старшего политрука Сергея Рязанова, прорвавшись у поселка Лиепна в Латгалии через боевые порядки немецких войск после ряда мелких стычек с противником, совершая переходы по лесам, вышла 4 июля в окрестности Острова. Здесь рота неожиданно наткнулась на немецкие танки, понесла потери и вынуждена была отказаться от попыток дальнейшего продвижения на восток, в район сосредоточения 24 территориального корпуса. Повернув на север, командир роты взял направление на Псков, но по дороге им встретилась сильная немецкая десантная группа, бой с которой задержал роту на целые сутки.
6 июля, двигаясь вдоль шоссе Остров - Псков, рота во вторую половину дня приблизилась к реке Черехе. Перед выходом к реке разведка донесла капитану Калниньшу о крупном танковом сражении на шоссе и вблизи от него. Посоветовавшись со старшим политруком С. Рязановым и вторым уцелевшим в роте офицером лейтенантом Имантом Фрейманисом, капитан принял решение повернуть снова на восток, выйти к шоссе Остров - Порхов и направиться в Псков кружным путем через Порхов.
После короткого ночного отдыха в лесу возле шоссе рота в составе 29 рядовых и сержантов, 2 офицеров и 1 политработника 7 июля достигла линии обороны советских войск на реке Черехе, возле деревни Шмойлово, где находились в обороне подразделения 182 стрелковой дивизии 22 территориального корпуса.
По дороге на станции Черской рота передала на уходивший в направлении Пскова санитарный поезд 14 раненых, все остальные потери составляли погибшие, попавшие в плен и отбившиеся от подразделений бойцы и офицеры. Одного военнослужащего, старшего сержанта Смильгиса, капитан Калниньш расстрелял за попытку перебежать на сторону врага в бою под Лиепной.
На первом привале после указанного сражения капитан Калниньш собрал ранним утром в лесу роту, в которой к тому времени осталось 68 человек, и заявил:
- Вчера во время боя я расстрелял военнослужащего, пытавшегося перебежать к противнику. Хочу сказать вам, что я не задумываясь поступлю так с каждым, кто вздумает повторить нечто подобное. Вспомните, что я сказал вам на последнем привале перед Лиепной. Я сказал: впереди граница Латвии, кто не хочет идти дальше, может остаться, пусть сдаст оружие и уходит. Никто из вас тогда не высказал желания сдать оружие. Теперь передумывать уже поздно. Если ты белый, то будь белым, если красный, то оставайся красным. Тот, кто пытается с помощью перехода спасти собственную шкуру, не достоин ни военной формы, ни жизни. Вы все приносили присягу, поэтому освободите меня в дальнейшем от необходимости еще раз возвращаться к этому разговору!
После командира роты выступил еще старший политрук Рязанов, в его речи говорилось о патриотизме и священном долге каждого бойца защищать социалистическую родину. Во время выступления ему из строя крикнул рядовой Земитан:
- Почему же мы тогда не заняли оборону под Ригой?
- Мы выполняем приказ командования и пойдем туда, где мы больше всего нужны, ответил старший политрук. - Москву мы не сдадим!
- Мой дом - Рига, а не Москва, - не унимался рядовой Земитан.
- Я говорю Москва не потому, что я русский! - запальчиво ответил старший политрук Рязанов. - А потому, что теперь решается не просто судьба Латвии или России, а всего Советского Союза, социализма и вообще жизни на земле!
В происшедшем на следующий день лесном бою с немецкими десантниками рядовые Исайчик и Земитан, рискуя собой, уничтожили вражеского снайпера, который из устроенной на дереве засады открыл огонь по командиру роты. Первая пуля разбила фляжку капитана Калниньша, от второй пули рядовой Земитан оттолкнул капитана за дерево.
После перехода линии фронта капитан Калниньш направился со своим отрядом в Порхов.
Офицер связи 182 стрелковой дивизии Я. Орг устно доложил в штабе дивизии о латышской роте, которая вышла из тыла противника в расположение их обороны. Сообщение было передано дальше, в штаб корпуса.