Теперь Яан мог поближе разглядеть своих конвойных. Тот, кого называли Федором и который распоряжался отрядом, был невысокого роста, хромой, в маленькой кепке с пуговкой, штанины заправлены в широкие голенища, под пиджаком со смятыми отворотами застегнутая на все пуговицы косоворотка. Трое из его отряда были бородатыми стариками, двое совсем еще мальчишки, у одного из них на куртке болтался на цепочке значок ГТО, а возле него красовался еще и другой значок, на котором был изображен стрелок во весь рост. У стариков за плечами были охотничьи ружья, у парнишек вроде бы мелкокалиберные спортивные винтовки.
Один из бородачей подошел к столу и со стуком положил на него пистолет Яана.
- Глянь, Федор, - сказал он дребезжащим голосом.
Федор подошел, повертел пистолет на свету.
- Вроде бы не наш, - протянул он. - Венька, поди погляди, ты у нас ворошиловский стрелок, должен знать оружие.
Парнишка со значками подошел к свету. Взяв в правую руку пистолет, он внимательно разглядел его, затем поднял голову и объявил:
- Да, не наш, наш ТТ я знаю. Во, немецкими буквами написано, только не пойму, что это значит!
Он с гордостью показал пистолет другим.
Яан подавил вздох возмущения. Конечно, на его личном оружии, бельгийском ФН, слева, имеется надпись. Даже в два ряда. Со времен чистки оружия в военном училище сидит она в голове. На вороненом металле выбито: FABRIQUE NATIONALE D’ARMES de GUERRE HERSTAL - BELGIQUE, и чуть ниже еще BROWNINGS DATENT DEPOSE.
- Диверсанты! - оторопело воскликнул другой парнишка.
- Глупость! - возразил Яан и с досадой почувствовал, как его русский язык от возмущения и волнения становится еще нескладнее и корявей. - Мы из территориального корпуса, из Эстонского, у нас там другая форма и оружие другое.
- В Эстонии до войны была буржуазно-фашистская диктатура, - с большой готовностью пояснил парнишка со значками, будто урок отвечал. Замолчал и неуверенно добавил: - Рабочие там, правда, совершили революцию, но что там сейчас, я не знаю… Может, немцы!
- Ага, буржуазно-фашистская! - злорадно воскликнул старик с дребезжащим голосом и прищелкнул пальцами.
- У них там были помещики и фабриканты, а жандармы и солдаты подавляли трудовой народ, - опорожнил до конца закрома своих знаний подумавший тем временем умник.
- И попы! - крикнул другой парнишка. - Ты знаешь, как у них там в Печорском монастыре попы и монахи живут? Тебе и во сне не снилось! Едят сплошные булки с маслом!
- В девятнадцатом году, когда эстонцы Псков взяли, поставили у власти Булак-Балаховича. Вот уж и вешал и драл! - прокомментировал старик с дребезжащим голосом.
- Эстония уже давно союзная республика Советского Союза, - попытался Яан восстановить правду.
- Э-ээ, да кто вас знает, что вы там на самом деле… - покачал головой старик.
Другой бородач, который все время молчал и с прищуром поглядывал из угла на Яана и шофера, тоже подал голос.
- А эти диверсанты хи-итрые бестии… - протянул он фальцетом. - Стараются тебя вокруг пальца обвести. Откуда нам знать, что тут правда? Сказать можно все, сказать и то можно, чего на свете и в помине нет…
Тут решил вступить в разговор и третий бородач, он подошел, растопырив ноги, встал перед Яаном и приставил ружье к ноге.
- Скажи-ка ты мне, милок, почем был в двадцать девятом году в Печорах на базаре пуд ржи? Ежели ты из Эстонии, должон знать.
Он победно огляделся и объявил:
- У меня в двадцать девятом племяш из Изборска гостил, он говорил. Первое, что он мне сказал, так на всю жизнь и врезалось. Пусть теперь он скажет, так я сразу узнаю, правда или нет!
Яан пожал плечами:
- Я в Печорах никогда на базаре не бывал, откуда мне знать.
- Должон знать, - заявил звонкоголосый старик.
- Эстония - это не одни Печоры, - пытался возразить Яан, но сам почувствовал, что звучит это не очень убедительно. Недоверие росло.
Яан с грустью думал о том, что время безнадежно уходит. В дивизии его уже давно ждут, никакой другой связи с полком у них нет, а у него из-за дурацкой случайности пропадает час за часом.
- Послушайте, люди, - вновь заговорил он. - Если вам самим не разобраться, так позовите какое-нибудь начальство. У нас нет времени просиживать здесь всю ночь, мы на службе. Позвоните по телефону или дайте я сам позвоню!
Федор приставил ружье к столу и покачал головой:
- Звонить нельзя, у нас ночью станция не работает. Ночью диверсанту ничего не стоит подслушать - заберется себе в темноте на столб, подсоединит две проволочки и знай себе слушает, никто его не видит, никто не знает. Телефонная станция будет работать, когда рассветет.
- Но ведь что-то надо делать! Пошлите тогда кого- нибудь на лошади куда-нибудь, где есть милиция или воинское начальство. Вы понимаете, я офицер связи, у меня с собой донесение из полка в штаб дивизии, если оно вовремя не будет передано, черт знает что может произойти! Дивизия может проиграть бой. Понимаете, офицер связи - это как посыльный, который обязан быстро прибыть на место!
Лицо старика с писклявым голосом расплылось в улыбке.
- Во-во, - заквохтал он. - Когда я был на империалистической, то пришлось одно время тоже посыльным быть, только и знал: так точно, ваше благородие, и пошел шастать из роты в батальон, пока под Сандомиром не получил пулю дум-дум…
- Это когда было! - сказал умный, со значками, парнишка с превосходством всезнайки. - У нас в Красной Армии знаешь какая связь! По радио! У нас могут держать связь даже с Северным полюсом. Когда экспедиция Папанина дрейфовала на льдине, тогда Кренкель каждый день держал связь с Москвой, я сам читал!
Яан почувствовал, как направленные на него взгляды снова стали подозрительными.
- Послать некого, - рассудительно произнес Федор, словно бы отвечая на предложение Яана. - Бойцы охранного отряда все при деле. Кто на посту, а нам вот вас караулить надо.
- Никуда мы не денемся, пусть кто-нибудь из парней пойдет, - попытался Яан снова подтолкнуть ход событий.
Федор долгим взглядом посмотрел на него и ничего не сказал. На ощупь свернул козью ножку и прикурил сверху от лампы.
- Пешком далеко, а лошадь ночью из колхозной конюшни не получишь, - заметил он наконец.
Теперь шофер полез в карман за куревом. Парнишка со значком ворошиловского стрелка на всякий случай оторвал от пола приклад ружья. Увидев в руках у шофера пачку папирос, он снова тихо опустил мелкокалиберку на пол, так, чтобы никто не заметил. Шофер расправил смятую пачку и достал оттуда папиросу "Беломор".
- Ты гляди, папиросы-то нашенские, - задумчиво произнес тонкоголосый ветеран войны.
- Диверсантам нарочно дают с собой наше снаряжение, чтобы усыпить бдительность, - поучающе сказал настырный значкист. - И целые пачки фальшивых денег, чтобы купить из кооператива все, что им нужно.
Яан почувствовал, как ему стало неуютно. Не хватало еще, чтобы им обыск устроили! В кармане у него лежала почти что нетронутая двухмесячная зарплата, которую он взял с собой. Потратить ее было не на что. Вполне достаточно, чтобы сойти за диверсанта, описанного этим мудрым подростком!
- Машина у них не наша, - второй бдительный подросток счел теперь нужным поведать о своих наблюдениях. - И еще как ловко сделано. Написано "Орел", только буква "л" у них по ошибке немецкая поставлена. Видно, перепутали. Они того не знают, что у нас не выпускают машин под названием "Орел", у нас делают "эмки" и "ЗИСы".
Яан готов был застонать. Даже их "опель" стал в глазах ретивых охранников дополнительной уликой. Теперь их собралось уже столько, что пропало желание говорить с задержанными. Мужики еще только между собой обменивались репликами, относящимися к задержанным.
- Гляди-ко, а по-нашему все же лопочут, - басовито заметил один из стариков.
- Они всякие бывают. Когда меня из-под Сандомира привезли в Одессу в госпиталь, то я насмотрелся на этих немецких колонистов. Приезжали из степных сел в город на базар. В тех краях их полно было. Когда чуток подправился, я и сам стал интереса ради на базар похаживать. Одни говорили совсем плохо по- русски, другие шпарили как по маслу, еще почище, чем этот здесь!
- Их в разведшколе обучают, - пояснил парнишка- значкист.
- Ну и гады! - со злостью сплюнул тот, который допытывался о цене ржи в Печорах.
- А от нас все равно не уйдешь! - торжественно провозгласил тонкоголосый старик. - Какой бы хитрый немец ни был, а русский тебе рано или поздно все равно зенки вывернет. Как в империалистическую, когда мы с Брусиловым австриякам фронт прорвали, я там тоже участвовал.
- Так то были австрийцы, - попытался возразить парнишка без значков.
- А, все одно немцы, - безмятежно махнул рукой старик. - Знаешь, в старину на Руси правильно говорили: кто не русский, тот немец. С петровских времен так и говорили. Намотай себе это на ус.
Яан почувствовал, что на него наваливается страшное безразличие. Пытаться изменить положение было все равно что биться головой о стенку. Лучше предоставить все случаю, как-нибудь должно же оно уладиться. Накопившаяся за долгий день усталость придавила его спиной к бревенчатой стене, руки и ноги налились теплом, отяжелели, и вдруг у него не оказалось уже никаких иных желаний, только стремление оставаться в покое и сомкнуть глаза. В таком блаженном состоянии нервы его отдыхали. Разговор между охранявшими их людьми слился в неразборчивое бормотание, тени сидевших за столом и размахивавших руками стариков отплясывали на стенах своеобразный угловатый танец. Дверь на крыльцо стояла нараспашку, оттуда тянуло ночной прохладой и сенным духом.