- Зачем лезешь на рожон? Хочешь, чтобы нас отправили в тайгу на лесоразработки? Или в мокрые шахты? Молчи, терпи, как терпим все мы. И жди, жди.
Одна из женщин, Эльза ее прежде никогда не видела, наклонилась к самому уху и шепнула:
- Терпи, и до Сибири доберутся наши!..
Военный все-таки не был манекеном. Когда новых обитателей барака остригли, молчаливые парикмахеры принялись сгребать груды белокурых, каштановых, рыжих волос в мешки. Закончив дело, унесли мешки из коридора. Тогда офицер шагнул на середину барака и приказал женщинам построиться в две шеренги. Постукивая прутиком по голенищу до блеска начищенных яловых сапог, он прошел вдоль строя, остановился прямо перед Эльзой:
- Ссыльные гражданки! - Голос офицера был неприятно высок. - Меня назначили комендантом вашей зоны. Фамилия у меня самая обыкновенная, но в то же время и многозначительная - капитан Кушак. Хочу внести ясность. Вы будете работать на режимном предприятии, помогать фронту, - криво усмехнулся, - ничего не попишешь: ваши снаряды будут бить ваших единоверцев. Хочу строго предупредить: в цехах, на заводе ничего нельзя зарисовывать, никуда нельзя заглядывать. Учтите, за вами будет глаз да глаз. Да, кормить будут после выполнения сменного задания. Вы - жены, сестры, матери советских немцев, до войны мы вам полностью доверяли, теперь все изменилось. Надежд народа, кормившего вас, немцы Поволжья не оправдали.
- Мы сами кормили себя! - бросила женщина из второго ряда.
- В моем присутствии, при конвоирах и надзирателях, по-немецки разговаривать запрещено! - жестко, не разжимая губ, проговорил капитан, сломал прутик, швырнул в сторону. - Меня зовите гражданин начальник. Вопросы есть? Нет? Выходи строиться!
Эльзе так не хотелось выходить из барака. Она видела: мела сибирская поземка, а у нее было легкое пальтишко без воротника, летние ботинки, в спешке не захватили зимнюю одежду. Однако оставаться одной в бараке было запрещено. Она выскочила из дверей, глотнула морозного воздуха, зябко передернула плечами.
- В колонну по четыре - становись! - Старшина вытянул вперед правую руку. Был он узкоглаз и крупноскул. - Во время движения колонны шаг вправо, шаг влево считается побегом! Оружие применяется без предупреждения. На выход из расположения шагом марш!
Эльза не замечала ни дороги, ни настылых кочек, ни пронизывающего ветра с мелким снегом, не слышала окриков конвойных, что двигались параллельно колонне с винтовками наперевес. Машинально втискивалась в середину ряда, когда поблизости оказывался солдат с собакой. Овчарки были здорово натасканы на людей, рвали поводки, вставали на задние лапы, угрожающе рычали на женщин, молча бредущих по дороге. Эльзе все происходящее казалось дурным сном: окружающий мир потерял краски, все вокруг стало черным, угрожающе-трагичным - приземистые бараки, узкие оконца, забранные решетками, колючая проволока, серая, тронутая морозом стылая земля. Ни единой светлой полосы, ни единого лучика. Когда-то бабушка Луиза рассказывала: Господь порой обрушивает кары за грехи людей на неповинных, кои всю жизнь несут тяжкий крест за чужие ошибки. Наверное, такая доля выпала и ей.
Вроде бы колонна не пересекла никаких границ, отделяющих ссыльных от заключенных, но вскоре женщины очутились в расположении лагеря - на вышках стояли часовые, тускло поблескивали стекла прожекторов. Наглые мужские рожи в окнах бараков жестами звали женщин к себе, делали непристойные движения, кривлялись, кричали, слов невозможно было разобрать.
- Кажется, нас ведут в баню! - первой догадалась Анна. Она шла рядом с Эльзой. Девушка подняла голову и… не узнала бывшей соседки. Мелкое птичье лицо, черный платок, низко надвинутый на лоб, делали молодую женщину старухой. Наверное, после стрижки она лишилась тяжелых кос, потому и стала дурнушкой.
Анна не ошиблась. Женщин привели в санпропускник, расположенный на территории соседнего барака, в котором содержались заключенные. Позже все разъяснилось. До их появления на сибирской земле всю здешнюю территорию занимали бараки "Сиблага". Узнав о прибытии партии переселенцев, осужденных "уплотнили", высвободив два барака под местожительство "лиц немецкой национальности". Санпропускник остался возле конторы "Сиблага".
В холодном предбаннике, продуваемом со всех сторон, женщины стали опасливо снимать с себя одежду, не первый месяц бедствовали они, но по привычке, с чисто немецкой аккуратностью пытались укладывать кофточки, блузки, платья, однако в предбанник набивались люди, и вскоре трудно стало разобрать, где чья одежда. Эльза машинально отмечала, как дородные фрау, прикрывая ладонями срамные места, заливаясь румянцем, бочком входили в двери банного отделения. Воздух в помещении был таким горьким, что Эльза подумала, что вместо пара идет дым. Две лампочки, забранные толстой проволокой, тускло освещали помещение. Ни деревянных лавок, на которые можно было бы поставить шайки, ни шаек она не разглядела. Из труб под потолком лилась едва теплая вода. Какая тут баня! Женщины под этим "душем" старались не задерживаться.
- За чьи грехи нам ниспосланы столь жестокие муки! - простонала одна из женщин за спиной Эльзы. На нее дружно зашикали. Сострадальцы, как и Эльза, все то время жили ожиданием худшего, они предпочитали не говорить вслух. В пути следования в вагонах появлялись военные и гражданские политинформаторы, читали им газеты, специально выбирая статьи о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков. Нацисты, оказывается, умерщвляли своих противников в концентрационных лагерях, в газовых камерах-душегубках. Перед смертью людей стригли, мыли в бане, потом… От страшной догадки захватывало дыхание. Пишут же газеты: "Смерть за смерть! Кровь за кровь".
Страшные мысли девушки отвлек шум за стенами барака. Крики, грохот, яростный собачий лай, выстрелы заставили женщин замереть. И вдруг… в банное отделение ввалились, видимо, прорвав кордон конвоиров, возбужденные мужики в арестантской одежде. Зловещие лица были в крови, одежда изорвана. - Бабы, братцы, бабы! - взревел надтреснутый бас.
- Хватай их, кореша! Вали! - Здоровенный мужик с квадратной мордой сбросил с себя рубаху, схватил Анну мускулистыми, исколотыми синей татуировкой ручищами за грудь. Зеки начали хватать обезумевших от страха женщин. Визг, крики, мольба о помощи, гогот мужиков слились воедино. А в дверь уже ломились солдаты. Ее быстро выломали. На скользком полу завязалась схватка заключенных с охранниками. Когда, наконец, последнего бандита вытолкнули из санпропускника, женщины сбились в кучу, запричитали, стали молить Господа послать им избавление от мук. Эльза, чтобы не слышать женских слез, у нее и так разрывалось сердце, выглянула в противоположную дверь.
- Входи, входи, девонька! - поманила ее пожилая женщина в темном халате. - Выбирай себе одежду! - Кивнула на груду телогреек. - И обувку бери, на всех хватит сибирского леса.
Эльза подняла с пола ботинки, связанные одним шнурком. Никогда таких не видела. Верх у них - парусиновый, а вместо подошвы гладкие деревянные дощечки, крепко посаженные на клей.
Перед ужином в барак вошла женщина в такой же телогрейке, как и у немок. Ее сопровождал капитан Кушак. На голове гостьи была шапка-ушанка. Эльза сразу заметила, что лицо пришедшей имело серый землистый оттенок, глаза запали, руки были настолько тонкими, что, казалось, ладони просвечивают.
- Всем сесть на нары! - приказал капитан. - Прослушайте информацию! Прошу, Зоя Алексеевна!
- Гражданки! - участливо начала та, которую назвали Зоей Алексеевной. - Я - врач. Временно обслуживаю ваше подразделение. Часы и дни установит администрация. Есть ко мне вопросы? Не стесняйтесь, - подбодрила Зоя Алексеевна. У Эльзы отлегло от сердца. Если им дают врача, то не все так плохо. Да и по тону, по глазам было видно: им прислали хорошего человека.
- Ну, что притихли? - жестко сощурился капитан Кушак. - Между собой лопочут, а тут… Он сжал кулаки и с откровенной ненавистью оглядел лица ссыльных.
- Зачем вы так? - мягко укорила Зоя Алексеевна капитана, - они ведь тоже люди, вам никто не давал права даже унижать тех, кто выступает против, а эти женщины… Она оборвала фразу, словно понимала о грозящих последствиях. Нынче одно неосторожное слово может легко сломать судьбу. И немки отлично поняли, что грозит этой ломанной жизнью врачихе. Невысказанная благодарность за каплю участия застыла на губах Анны, Эльзы, десятков их сострадальцев.
- Будь моя воля, - зло буркнул капитан, я бы всех к ногтю прижал! - Он отвернулся, чтобы женщины не могли прочесть то, чем были переполнены его глаза. - Карауль их тут…
Зоя Алексеевна не стала продолжать диалог, медленно пошла вдоль строя, профессионально оглядывая испуганно-настороженные лица немецких женщин. Остановилась против Эльзы, дружески кивнула, совсем, как это делал отец, каждый раз возвращаясь с работы.
- Тебе сколько лет?
- Скоро шестнадцать.
- Комсомолка?
- Послушайте, доктор! - Капитан Кушак побагровел от досады. - Вы забыли, где находитесь. Перед вами жены и сестры тех ползучих гадов, что издеваются над моим народом, пытают детей, насилуют женщин. - Голос капитана звенел где-то под потолком, он почти сорвался на крик. - Давеча несколько уголовников прорвались в ихнюю баню, давно баб не видели, соскучились, хотя понимали, что за этот погляд им грозит карцер, так немки такой визг подняли, небесам стало жарко, а в оккупированных областях…