- Quando saremo stufi con le ragazze, comincieremo con le vostte mogli! (Как только покончим со всеми синьоринами, мы примемся за ваших жен!)
- San Pietro abbia almeho pieta di noi uomini! (Пусть святой Петр пожалеет хоть нас, мужчин!)
Первый снова залился смехом.
- Ma, si ha proprio del gusto! (Да, он знает толк в шутках!)
Человек, которого избивали в нескольких шагах, уже не стонал. Итальянцы отошли от него и перестали ругаться. В тишине пустынной улицы раздавался лишь смех веселого солдата.
- Эй! - грубо крикнул кто-то из патруля. - Chi sono quelli la? (Кто там у вас?)
Он отделился от своих и подбежал к задержанным. Солдаты расступились.
- Dove andate? (Куда вы идете?)
- A casa nostra, signer capitano! (Домой, господин капитан!) - сказал Андрикос, снова поднимая руку.
- Io non sono capitano, ma solo sergente! (Я не капитан, а всего лишь сержант!) - сказал тот, понижая тон.
Андрикос собирался что-то добавить, но сержант, размахнувшись, закатил одну оплеуху ему, другую отвесил Космасу. Потом схватил Андрикоса за шиворот.
- Allontanatevi immdiatamente appena io chiudo un occhio! (Пошли вон! И чтоб духу вашего здесь не было!)
Космас и Андрикос бросились бежать. За их спиной снова захохотал солдат…
Когда они свернули в переулок, Андрикос едва стоял на ногах. Его грудь поднималась и опускалась, как мехи. Чтобы не свалиться на мостовую, он схватился за Космаса.
Они шли молча. Но не из страха - страх остался где-то позади. К человеку, шагавшему рядом, Космас испытывал сейчас нечто вроде отвращения. За минувшие дни он привязался к Андрикосу, а теперь тот казался ему совсем чужим. Его паясничанье, его унижение перед итальянцами, хоть и спасло им жизнь, вызвало в душе Космаса бурю противоречивых чувств - то гнев, презрение, отвращение, то понимание и жалость.
- Дешево отделались! - произнес наконец Андрикос, явно для того, чтобы сломить лед.
Космас не ответил. Они еще раз свернули за угол, - А знаешь, другого, они, кажется… Космас и на этот раз промолчал. Тогда Андрикос взял его за руку.
- А ну, скажи мне, - мягко проговорил он, - почему ты не отвечаешь?
С минуту они смотрели в глаза друг другу. Взгляд Андрикоса выражал покорность, и Космас вдруг почувствовал себя виноватым.
- Да что ты, что ты! - пробормотал он и попытался улыбнуться.
- Но ты подумал, что я…
- Ничего я не подумал! Что ты в самом деле?
Они пошли дальше. И снова молчали. Космас понимал, что теперь должен заговорить он, но не мог придумать ничего подходящего. Наконец его осенила неплохая мысль. Он спросил:
- Далеко еще до Розалии?
* * *
Дом Розалии стоял в центре, рядом с театром, который, как сказал Андрикос, когда-то тоже принадлежал ей.
Андрикос поднялся наверх один, но сначала надежно спрятал Космаса под каким-то навесом во дворе: на площади каждую минуту мог появиться патруль.
Космасу недолго пришлось сидеть под навесом. Андрикос вскоре спустился, но, вместо того чтобы выйти на площадь, они вошли в подъезд театра.
- Грех упускать такой случай, - сказал Андрикос. - Иди сюда.
Они не стали подниматься по лестнице, а прошли в какой-то темный коридор, миновали несколько дверей и неожиданно оказались в боковом ярусе. Внизу, под ними, лежал зал, большой, холодный и пустой. Только передние ряды партера были заполнены людьми.
На сцене за длинным столом сидело человек десять мужчин и женщин. Председательское место занимал поп. Космас впервые видел настоящего попа на сцене.
- Что здесь происходит? - тихо спросил Космас, повернувшись к Андрикосу.
Тот сделал ему знак молчать и смотреть на сцену.
На сцене с краю стола, заложив ногу за ногу и упершись в стол локтем правой руки, сидел молодой мужчина в очках. Перед ним лежали какие-то бумаги. Вот он приподнял голову и громко крикнул:
- Три!
Потом, обращаясь к зрителям, спросил:
- Кто еще?
Легкий шум волной прокатился по залу, и снова воцарилась тишина. Все ждали.
- И один наполеон! - выкрикнул кто-то из первых рядов.
- Три и один наполеон! Продолжаем, господа!
- Четыре!
Мужчина в очках наклонился вперед и приветствовал кого-то из публики. Потом он принял прежнюю позу и сказал:
- Четыре, господа! Лидирует господин Галанос!
Поп покуривал и тихо беседовал с госпожой, сидевшей рядом.
Андрикос схватил Космаса за локоть.
- Взгляни направо! - прошептал он. - На первый ряд. Там Бела Джина.
Космас придвинулся ближе к барьеру. Белу Джину он знал по фотографиям в журналах. Ее слава докатилась и до провинции. В свое время она участвовала в нашумевшем театральном обозрении, где по ходу пьесы ей приходилось принимать ванну на глазах у зрителей. Ванна, писали газеты, была установлена на правом крыле сцены, поэтому все места справа были распроданы в первый же день на весь сезон. А в самом театре перед эпизодом с ванной начиналась потасовка. Все бросали свои места и устремлялись на правое крыло, чтобы получше рассмотреть Белу в те минуты, когда она входит в ванну и выходит из нее. Газеты сообщали, что один из многочисленных поклонников Белы подарил ей в день премьеры золотую статуэтку Афродиты, выходящей из морской пены. После двух-трех представлений дирекция была вынуждена перенести ванну на середину сцены. - Ну как, видишь? - спросил Андрикос.
- Вижу.
- Рассмотри получше, такого случая больше не представится. Сегодня ее продают с аукциона.
- Белу?
- Не бойся. Ее поцелуй.
- И кто это затеял?
- Комиссия. И тот бородатый козел - председатель. Их, видишь ли, одолела забота о народных столовых. Мне сейчас сказала Розалия, они хотели втянуть и ее. Но она хорошо знает, что это за типы.
Между тем поцелуй Белы оценивался уже в пять золотых.
- Кто больше, господа? Пальма первенства принадлежит господину Илиадису.
- Шесть!
- Господин Павлопулос предлагает шесть. Павлопулос поднялся со своего места. Он стоял, как охотник, который выстрелил и теперь ждет, чтобы птица упала. Космас узнал его.
- Я его знаю! Я видел его у Марантиса.
До сих пор аукцион шел спокойно и неторопливо. Предложение Павлопулоса всколыхнуло зал.
- Семь! - сказал мужчина, сидевший возле Белы Джины.
- Семь. Лидирует господин Лавдас.
- Восемь! - крикнул Павлопулос.
- Девять!
- А! Господин Галанос активизируется! Прекрасно!
- Десять - и отказываюсь от поцелуя.
- Это Лавдас. Он ее любовник, - сказал Андрикос. - Сын табачного магната.
Заявление Лавдаса внесло беспорядок. Послышались возгласы, протестующие против нарушения правил. Мужчина, проводивший аукцион, несколько раз постучал перстнем по стакану и призвал публику к порядку.
- Никакого нарушения не произошло! - сказал он. - Победитель волен воспользоваться или не воспользоваться своим правом. Есть еще претенденты? Господин Павлопулос отступает?
- Исключительно из уважения к господину Лавдасу, - ответил Павлопулос.
- Однако не забывайте, что уважение в данном случае наносит ущерб благотворительности, - напомнила дама из комиссии.
- Одиннадцать золотых - и я не откажусь от поцелуя Белы Джины!
- Лидирует господин Галанос. Одиннадцать!
- Двенадцать.
- Двенадцать - господин Лавдас!
- Тринадцать!
- Тринадцать - господин Галанос!
- Пятнадцать, господа!
- Пусть пятнадцать! И Бела Джина сегодня моя! Поднялся переполох. Хохот, крики, свист. Кое-кто в зале возмутился непристойностью. Члены комиссии отчаянно жестикулировали, но голосов их не было слышно. Наконец встал поп. Шум стих.
- От имени комиссии настоящего конкурса, председателем которой я являюсь, считаю своим долгом призвать к порядку господина Галаноса. Фраза, которую он произнес…
- Каюсь, отец! - воскликнул Галанос, поднимаясь со своего места. - Благословите!
Галанос поклонился, и Космас увидел его большую лысую голову.
- Да не наш ли это утренний торговец? - спросил он Андрикоса.
- Да, негодяй Василакис, он самый. Упрям, как осел, и ни за что не уступит.
Аукционер поднялся.
- Имейте в виду, господин Галанос, если вы остановитесь на пятнадцати, первенство присуждается господину Лавдасу, который…
- Не остановлюсь! - крикнул Галанос. - Восемнадцать!
- Двадцать!
- Двадцать за господином Лавдасом!
- И я двадцать! Нет, двадцать один!
- Двадцать пять!
- Тридцать!
Бас Галаноса стал сбиваться на пронзительные нотки.
- Тридцать пять! - спокойно сказал Лавдас.
- Тридцать пять господина Лавдаса! - раздался голос аукционера. - А господин Галанос?
- Сорок!
- Сорок пять!
- Сорок пять - господина Лавдаса! Господин Галанос?
- Пятьдесят!
- Шестьдесят!
- А, чтоб тебя!.. Ты самого черта выведешь из терпения!
Галанос встал. Шумно дыша, вытер запотевшую лысину и широкими шагами направился к выходу.
- Шестьдесят - господин Лавдас! - продолжал аукционер в общей суматохе. - Кто больше, господа? Нет? Считаю: раз… два… три! Победу в конкурсе одержал господин Лавдас! Дамы и господа, аплодируем победителю!
Все поднялись со своих мест. Публика неистово хлопала. Аплодировали и члены комиссии. Дама, сидевшая рядом с попом, жестом пригласила Лавдаса подняться на сцену. Он поклонился Беле, взял ее под руку, и они вместе поднялись в президиум.
- Вознаграждение! - крикнули из зала.
И этот крик мгновенно подхватили все:
- Вознаграждение!