Конечно, нет сомнений, что сначала они попытаются точно выяснить – сколько Менза у них украл? И у тех и у других. Да, именно украл, нечего перед самим собой стесняться. Но на выяснение потребуется определенное время, расходы, организационная суета – ничего не делается в единый миг. Барелли в записке сообщил, что те и другие силы подбираются к людям Мензы, начинают трясти их. Скоро доберутся и до брата, а тот слабак, не выдержит натиска, испугается, начнет разматываться, выбалтывая коммерческие тайны. Так, по частям, восстановят картину хищения: что-то узнают от брата, пусть он знает далеко не все, что-то расскажут другие, а толковым людям достаточно лишь намека, чтобы уцепиться. И следствие, начатое отцами темного бизнеса, не в пример страшнее, чем полицейское и судебное.
Когда установят сумму, то захотят получить ее обратно, соответственно, с процентами. И пока из него не вышибут деньги, можно надеяться на жизнь. Но кто знает, как начнут развиваться события? Ведь стоит только кому-то поджарить пятки, – а перед этим не остановятся, – как следствие, проводимое отцами темного бизнеса, быстро двинется вперед.
Деньги отдавать нельзя – в этом он абсолютно уверен. Пока они у него – он жив! Они являют собой хотя и слабую, но гарантию сохранения жизни, поскольку никто, кроме него, не знает, где они. С другой стороны, – что значат эти жалкие гроши для отцов темного бизнеса?
Отцы могут отдать приказ прибить Мензу в назидание другим. Первый сигнал уже есть – поползли слухи по тюрьме и Баглан хочет взять ее в свои руки. Сам хочет или ему подсказали сделать это?
Лучше всего, конечно, вырваться отсюда и исчезнуть вместе с деньгами. Но приходится ждать и надеяться, надеяться и ждать, как бы тяжело ни было оттого, что ты ничего не можешь предпринять, находясь взаперти.
Войдя в камеру, Менза начал ходить по ней из угла в угол, прикидывая в уме различные варианты, но сосредоточиться мешал надсадный вой. Где-то внизу, в подвальном карцере, кричал подвешенный к потолку за браслеты, надетые на вывернутые назад руки, провинившийся уголовник.
Не выдержав, Менза повалился на койку и накрыл голову тощей подушкой...
***
Офицер тюремной охраны выключил запись и снял наушники – разговор подследственного Фарида Акбара с заключенным Мустафой Сайдом по кличке Моу, произошедший в туалете второго этажа четвертого блока тюрьмы, теперь на кассете.
Закурив, офицер сделал пометку в служебном блокноте, чтобы на вечернем совещании не забыть доложить господину начальнику тюрьмы о затеваемых уголовниками сведениях счетов. Откинувшись на спинку кресла, он подумал, что уголовникам мало своих дел, они пытаются впутать в них и политических. Впрочем, если призадуматься, то это неплохо – пусть намнут друг другу бока и повыбьют дурь из голов.
Долгий, животный вой наказанного уголовника, доносившийся из расположенного в подвале карцера, начал действовать дежурному офицеру на нервы – в конце концов, уже вечер и хочется немного расслабиться. Офицер встал и приоткрыл дверь:
– Сержант! Скажите, чтобы крикуну дали пару раз дубинкой по затылку. Пусть висит молча. Надоел!..
***
Ночью запись разговора Фарида Акбара и Мустафы Сайды прослушал человек в светлом костюме – копия записи была получена от начальника центральной тюрьмы. Когда отзвучали голоса заключенных, второй человек, присутствовавший при прослушивании, сказал:
– Пока все идет как запланировано. Завтра они устроят сведение счетов. Предупредите начальника тюрьмы, чтобы они не вмешивались в это дело до нашего распоряжения. Пусть ситуация развивается естественным путем.
Слушая его, человек в светлом костюме почтительно стоял и согласно кивал.
– Кстати, – прищелкнул пальцами говоривший, – вы уверены, что будет достигнут нужный результат?
– Абсолютно уверен, – чуть поклонился человек в светлом костюме, – потому что на прогулку должны вывести именно тех, кто нам нужен...
***
Вилла "Джулия", облюбованная Джеймсом Хоном для своей резиденции, располагалась в уютном пригороде – тихом, зеленом, удаленном от шумного центра, базаров и провонявшего рыбой порта.
Греди всегда завидовал способностям Хона и его умению везде устраиваться с удобствами – даже временное жилье тот умудрялся превратить в комфортабельные апартаменты. Приехав сюда работать в качестве представителя международного благотворительного фонда по развитию образования, Джеймс быстренько подыскал приличное гнездышко.
Сейчас, рассматривая обстановку библиотеки виллы в ожидании появления пригласившего его хозяина, Эдвин вновь думал о том, как же удается Хону все так ловко и быстро устраивать? Прожил тут не более двух лет, а дом и сад выглядят так, словно здесь родилось и состарилось не одно поколение Хонов, передавая друг другу по наследству не только деньги, но и склонность к комфорту и устоявшиеся привычки.
– Привет, – вошедший Джеймс протянул старому приятелю обе руки и увлек его к сервированному для чая столику.
Темнокожий слуга вкатил еще один столик, поднял туго накрахмаленную салфетку и, взяв стоявший под ней фарфоровый чайник, разлил ароматный напиток по чашкам. Эдвин попробовал – чай отдавал мятой и незнакомыми травами.
– Неплохо устроился, – дождавшись, пока выйдет слуга, сказал Греди, прикидывая, зачем он вдруг понадобился Хону. Что того побудило пригласить его на виллу? Виделись время от времени, обменивались ничего не значащими фразами, пару раз посидели в баре, вспоминая университет. Честно говоря, Эдвин ждал, что Джеймс, хорошо осведомленный о его близости к президенту, обратится с какими-нибудь просьбами или проектами, но Хон ни словом не обмолвился о делах. Может быть, он решил это сделать сейчас, так сказать, на своем поле?
– Стараюсь, – предлагая гостю печенье, улыбнулся Джеймс, и Греди подумал, что, может быть, он зря мучается раздумьями и во всем видит желание других получить выгоду. Вот, сидит напротив старый добрый приятель, с которым во времена юности выпита не одна бутылка и с которым не раз вместе ходили в дансинг. Стоит ли забивать себе голову? Не лучше ли просто поболтать с добрым стариной Хоном и отправиться восвояси?
– Как ты оцениваешь складывающуюся здесь обстановку, Эдвин? – неожиданно спросил Джеймс.
– В развитии или в настоящий момент? – попытался отшутиться Греди. – И что именно ты имеешь в виду: политическую ситуацию или...
– Все сразу, дорогой Эдвин, все сразу. Ты оказался дальновиднее меня и еще в университете завел тесную дружбу со скромным юношей, со временем сделавшим здесь головокружительную карьеру и занявшим президентский дворец. Не секрет, по крайней мере для меня, что ты его теневой советник, поэтому то, что скрыто от других, для тебя явно.
Греди ненадолго задумался – что именно интересует Хона и насколько можно с ним быть откровенным? Много воды утекло с тех пор, когда они вместе ходили на танцульки, а про Джеймса общие знакомые болтали разное, в том числе поговаривали, что он связан с тайными службами. Так это или нет, никто точно сказать не мог, но все же...
– Мои отношения с президентом не совсем таковы, как это представляется со стороны, – осторожно, словно пробуя перед собой готовую разверзнуться почву, начал Эдвин. – Однако... Если говорить об экономике, следует начать с нефтяного бума, приведшего к весьма однобокому развитию промышленности, опирающейся преимущественно на нефтедобычу. Традиционные отрасли после этого пришли в некоторый упадок, зато укрепились позиции государственного капитала, а быстрое обогащение местных предпринимателей и земельных собственников позволило ускорить процесс ломки ряда феодальных наслоений. Но ты не сказал, отчего вдруг тебя так заинтересовало экономическое и политическое положение? Разве оно имеет непосредственное отношение к фонду, который ты представляешь?
– Фонд? – попыхивая сигарой, усмехнулся Хон. – Хорошо, но не слишком денежно, а я обожаю комфорт.
– Значит, у тебя есть еще одно занятие? – с интересом взглянул на приятеля Греди. Неужели правда, что болтали про Джеймса?
– Да, – выпустив струю синеватого дыма в потолок, спокойно ответил Хон. – Есть. Я оказываю услуги в качестве консультанта ряду компаний, имеющих собственные банки. Кстати, здесь тоже есть отток капитала?
– Преимущественно в банки Швейцарии и островов Карибского бассейна, где вкладчикам предоставляются наибольшие юридические и финансовые льготы, – вздохнул Греди. Какой-то странный у них разговор, словно Хон постоянно ходит вокруг чего-то, не решаясь взять быка за рога.
– Кроме того, местные промышленники вкладывают значительные средства в крупные финансовые, ипотечные и промышленные компании Штатов? Не так ли? И в то же время жаждут освободиться от них, заводя речь о "зависимом партнерстве"?
– Вот видишь, Джеймс, ты все знаешь не хуже меня, – облегченно рассмеялся Эдвин и чуть прищурился, поглядев на часы. – А может быть, даже лучше?
– Торопишься? – перехватив его взгляд, улыбнулся Хон. – Не спеши. Слышал новость? В Объединенных Арабских Эмиратах объявлено о банкротстве нескольких банков по причине финансовых неурядиц. Пострадали и крупные промышленники. А не так давно разразился скандал на бирже ценных бумаг в Кувейте: десятки тысяч держателей акций в мгновение стали нищими. И в Бахрейне на бирже курс нефтяных акций упал почти на семьдесят пунктов.
Джеймс встал и, неслышно ступая, прошелся по устилавшему пол библиотеки ковру. Остановившись сзади стула Греди, он оперся об его спинку руками и наклонился к уху Эдвина:
– Парламент обсуждал вопрос о резком сокращении ассигнований на ранее запланированные проекты. Понимаешь, что это значит?