- Лежи здесь. Я попробую подобраться ближе, - сказал, не выдержав, Танцор, его блестящие от возбуждения глаза стали похожи на две большие черные пуговицы на старом дедушкином пальто.
- Тебе, что Кныш велел? Сидеть и не рыпаться! - сурово цыкнул на напарника разозлившийся Ромка.
- Ладно, уговорил. Только я все равно "эфку" зашвырну "ваху". Для профилактики. Чтобы не скучал, падла!
Чернышов достал из кармана потрепанной разгрузки "лимонку".
- А добросишь, лежа-то? Не вздумай вскочить! Плюху-то в один миг схлопочешь!
- Не бзди, Самура. Башку только пригни пониже. Сейчас мы ему устроим "танец живота".
Танцор просунул палец в кольцо, но выдернуть "чеку" не успел: из развалин выскочил взъерошенный "чех" в темно-синей спортивной куртке с закатанными рукавами, вооруженный пистолетом, и побежал с бугра вниз, прямо на них. Приподнявшись с перепугу ему навстречу и стиснув зубы, Ромка отчаянно задергал затвор, выплюнув вправо пару патронов. Судорожно нажал на спуск. Растерявшийся "чех", увидев перед собой бойцов, метнулся было в сторону, но длинная очередь из автомата безжалостно отшвырнула его назад. Взмокшие от волнения, солдаты, выжидая, продолжали лежать в укрытии, держа на мушке лачугу и упавшего "духа". В нескольких метрах от них на спине лежал сраженный боевик, из которого со стоном медленно уходила жизнь. Был хорошо виден его небритый квадратный подбородок и судорожно дрожащий выпирающий под ним кадык. Дернувшись, "чех" затих. Душа отлетела.
Вдруг из-за облупившейся стены хаты высунулась, блеснув на солнце, бритая голова сержанта Кныша, и он коротко свистнул им, подзывая. Ромка и Танцор с облегчением покинули свою засаду, с опаской подошли к мертвому. Это был молодой рослый парень, лет двадцати трех, с сильными жилистыми как у борца руками, почему-то по локоть испачканными в запекшейся крови. Он лежал на спине, в упор прошитый Ромкиной очередью, с открытыми темно-карими глазами, удивленно уставившимися на подошедших солдат. Самурский наклонился, выдернул из все еще сжимающей руки чеченца "макаров", извлек обойму. Патронов в ней не было. Спрятал "ствол" себе в карман. У брошенного жилища, заросшего со всех сторон лебедой и крапивой, на всякий случай осмотрелись по сторонам. Чем черт не шутит. Через амбразуру, которая когда-то была входом проникли внутрь разрушенной хибары. В углу у потрескавшейся стены на земляном полу, давно заросшим сорной травой на изодранной в клочья куртке лежал окровавленный пацан лет четырнадцати, здорово посеченный осколками. Правая рука выше локтя была туго перетянута поясным ремнем. Кисти не было. Вместо нее торчал раздробленный масол с обрывками кожи, нервов и артерий. Мальчишка был серьезно ранен, из полуоткрытых неподвижных глаз по опаленному лицу, по перемазанным исцарапанным щекам, оставляя грязные дорожки, медленно ползли слезы. Он лежал молча, только иногда издавал тихое нечленораздельное мычание и повизгивал как маленький слепой щенок, потерявший сиську матери. Из-под прижатой к животу ладони сквозь набухший рваный свитер и тонкие пальцы сочилась грязная кровь вперемежку с экскрементами.
- Что, поиграл в войнушку, сопляк? - сказал сурово Кныш, обращаясь к раненому, находящемуся в шоке, подростку и внимательно окидывая хмурым взглядом из-под выгоревших бровей захваченные с боем "апартаменты".
- Ага, у них тут видать штаб-квартира была! Гляди, вон еще пара фугасиков припасена и электропроводов целая бухта! Ребятишки, похоже, во всю здесь развлекаются!
- "Зелененькие" заколачивают, прямо не отходя от дороги! - откликнулся Свят Чернышов, извлекая из кармана пачку "примы", и протягивая Эдику.
- Работенка, не бей, лежачего! - поддакнул Пашутин, закуривая.
Контрактник, кряхтя, присел на корточки и заглянул в лежащий рядом с фугасами мешок из-под сахара.
- Парни, кому для баньки мыла дать? - обратился Володька Кныш к солдатам с усмешкой, извлекая из мешка на божий свет четырехсотграммовую тротиловую шашку. - На всех хватит! Здесь их не меньше двадцати штук!
- Кныш, что с этим делать-то будем? - спросил Эдик, брезгливо сплевывая и кивая на раненого подростка, от которого распространялся неприятный запах.
- Я бы шлепнул гаденыша, чтобы не мучился! Сами смотрите! - подвел черту угрюмый сержант. - Пойду второго посмотрю, что за птица! Как никак, несколько раз стрелял в меня! Хорошо гад стрелял! Пульки впритирку прошли!
- С "макарова" палил, сука! - пробурчал вслед ему Танцор, склонившись и прикуривая от сигареты Пашутина.
- Укол надо бы сделать, - сказал бледный Ромка, обернувшись к товарищам.
- На хера, все равно кровью изойдет! - почувствовав сильную тошноту, Пашутин сморщился, отвернулся и сплюнул. - Лучше для своих ребят приберечь! Чем на всякую шушеру тратиться!
- Что, так и бросим? Святка?
- Что Святка? Что Святка? Ты чего ко мне пристал? - вспылил вдруг Чернышов. - Хочешь? Тащи на себе! Смотри грыжу не заработай!
- Только как бы потом тебе, Самурай, наши ребята п…дюлей не навтыкали! - добавил Пашутин. - Как им в глаза будешь смотреть? Тоже мне, гуманист выискался!
- Помрет, ведь, мальчишка!
- Послушай, ты, мать Тереза! Вот, этот чернявый пацан, полчаса назад дорогу минировал со своими подельниками, по которой ты и твои же ребята должны были ехать! Елага, Виталька Приданцев, Привал, Крестовский, Квазимодо! Что теперь скажешь? А не ты ли, на прошлой неделе вместе со Стефанычем "двухсотых", саперов подорвавшихся, в вертушку загружал?
Ромке сразу же вспомнился тот пасмурный октябрьский день, тогда на "проческе" они с Приваловым обнаружили убитого заминированного солдата…
На убитого младшего сержанта за разрушенной фермой первыми наткнулись рядовые Самурский и Привалов, когда осматривали развалины. Он лежал, на битом кирпиче плотно прижавшись щекой к красному крошеву, словно вслушивался, что же там такое делается глубоко под землей. Левая сторона лица и, торчащая из-под воротника бушлата, шея были в запекшейся крови: у солдата боевики отрезали ухо. На нем поверх бушлата был выцвевший "броник" с номером "43", выведенным когда-то белой краской; рядом сиротливо валялась каска, будто шапка нищего для подаяния, оружие и разгрузка отсутствовали. "Вэвэшники", настороженно оглядываясь по сторонам, сначала прошли вперед, потом, убедившись, что опасности нет, вернулись к мертвому.
- Давно лежит. Дней пять не меньше. Чуешь душок. Видишь, пухнуть начал, - констатировал Ромка, доставая из кармана сигареты и закуривая.
- Может перевернем?
- Зачем?
- Посмотрим, что за пацан!
- Привал, чего тебе вечно неймется? Тебе что, делать нечего? Так не видать? Не насмотрелся еще на мертвяков? Мне же эти смотрины вот уже где! - Ромка провел себе ладонью по горлу. - По ночам задрючили. Дальше уж некуда. В психушку пора!
- Может, кто из наших?
- Не, не похоже. Если бы был из наших, мы бы знали. Скорее "махра", но уж точно не "контрабас".
Из-за ближнего к ним коровника с обвалившейся наполовину кровлей показались Головко, Чернышов, Секирин и Виталька Приданцев с Караем.
- Кого нашли, мужики?
- Пехоту!
- С чего ты взял, что это "махор"?
- Куда его куснуло? Что-то не врублюсь! - полюбопытствовал рядовой Секирин, присев на корточки и рассматривая убитого. - Дырок не видать! Крови тоже.
Вдруг кобель, ткнувшись носом в убитого, занервничал, засуетился, не находя места, заскулил и сел, преданно уставившись на проводника.
- Парни! Мина! Все назад! - испуганно завопил Виталь, отчаянно дергая за поводок Карая, тот же упорно не хотел трогаться с места. Все уже давно привыкли, что кобель не миннорозыскная собака, и сейчас были поражены его неадекватным поведением. Карай же, наоборот, почуяв запах тротила, вспомнил всю былую науку, которой его пичкали в части при обучении. Солдаты в страхе сыпанули в разные стороны от трупа.
- Секира и Танцор! Ну-ка, дуйте за саперами! - живо распорядился контрактник Головко.
Через минут двадцать, на уляпанной "по уши" рыжей грязью "бэхе" со Стефанычем и Секириным на броне прикатили саперы. Двое молодых ребят. Недовольного коренастого сержанта со злыми как у киношного злодея глазами сопровождал рядовой, наверное, стажер. Приказав всем убраться подобру-поздорову, подальше в укрытие, они, напялив на себя "броники" и "сферы", подошли к убитому. Посовещавшись, обвязали солдата за ноги и подцепили "кошкой", которой вырывают мины из земли. Размотав шнур, залегли за кучей битого кирпича, оставшегося от былой стены дома. Тянуть лежа было неудобно, да и вес младшего сержанта был довольно приличным. С трудом протащив его метра три-четыре, поднялись, неспеша направились к нему.
- Странно, - пробурчал озадаченный сержант, осматривая грунт. - Ничего! По нулям! Лень, дай-ка щуп! За мной не иди, я сам!
Миновав убитого, он подошел к тому месту, где тот только что лежал и принялся щупом тщательно тыкать землю. Флегматичный напарник с миноискателем присел на корточки чуть поодаль, в метрах восьми. Ромка с товарищами с интересом наблюдали за действиями саперов из надежного укрытия.
Мина взорвалась неожиданно и совсем не там, где солдаты искали взрывчатку, а между ними, под убитым младшим сержантом. Мощный взрыв разметал саперов в стороны, разлетевшимися осколками поранив уцелевшие стены разрушенного дома, подняв огромное облако удушливой пыли. Похоже, адская машина была искусно спрятана "чехами" под бронежилетом пехотинца…
Ромкины воспоминания прервал появившийся задумчивый Володька Кныш с пыльными берцами в руке, снятыми с убитого боевика, которые швырнул к ногам Пашутина.
- Держи, Академик!
- Ты чего, Кныш? Совсем взбрендил? Чтобы я после мертвеца… Да, ни за что!