После войны я взял на себя печальную миссию разыскать родителей тех, кто сложил голову на поле брани, и рассказать все, что мне удалось узнать о последних днях и часах их сыновей. Я писал на Украину, в Чувашию, Горький, Ленинград, во Владимирскую область... Многие из погибших парашютистов считались пропавшими без вести. Их отцы и матери, возможно, тешили себя надеждой, что они еще вернутся. Я должен был сообщить им жестокую правду. В чувашском поселке Вурнары мое письмо нашло Евфалию Михайловну - мать Бориса Гордеевича Петрова. Из него ей стало известно, что одной августовской ночью 1943 года ее Борис, ставший уже инструктором парашютной службы и получивший звание лейтенанта, вместе с десантной группой полетел за линию фронта. Над территорией, занятой фашистами, Ли-2 был обнаружен. Вспыхнули прожекторы, их голубоватые лучи зашарили по черному небосводу, открыли огонь зенитки. Взрывные волны начали швырять самолет из стороны в сторону. Один снаряд угодил в мотор. Командир корабля распорядился: "Быть в готовности к вынужденному прыжку". Летчик предпринимал все, чтобы выйти из зоны обстрела. Еще чуть-чуть, и ему, пожалуй, удалось бы это сделать. Однако новое попадание вывело из строя второй мотор.
Теперь оставалось только одно - улететь как можно дальше от неприятельских позиций и выбросить парашютистов. Пилот потянул к лесу. Ли-2 горел. Наступила та самая минута, когда ничего больше не оставалось, как покинуть машину.
Борис Гордеевич ПЕТРОВ
Командир экипажа подал сигнал. Включив автопилот, он и сам намеревался воспользоваться парашютом. Но система самоуправления не работала.
Борис Петров в это время стоял у открытой двери и помогал десантникам покинуть самолет. Вот уже выпрыгнул последний боец, потом радист, штурман, воздушный стрелок... Где же остальные? Петров обернулся. К нему подбежал бортовой техник:
- Второй летчик ранен в ногу, оставлять корабль не хочет. Командир за штурвалом... Не дослушав его, Петров крикнул:
- Давай ныряй скорее, а то вот-вот взорвутся баки!
Подтолкнув товарища в спину, Борис бросился к пилотской кабине. Она освещалась ярким пламенем пожара. Второй пилот стоял бледный, прижавшись спиной к перегородке. Петров взял его за плечи:
- Пойдем, помогу выброситься.
Но тот оттолкнул Бориса:
- Оставь! Мне все равно не приземлиться... - Отстранив командира, он сел за штурвал: - Не теряйте времени!
Тогда Петров помог выскочить командиру корабля. А сам уже не смог...
С волнением читал я ответные строки матери Бориса Гордеевича Петрова:
"О моем дорогом, любимом сыночке Бореньке не высыхают мои глаза. Все еще не верю, что его у меня нет...
Ваше письмо, дорогой Иван Георгиевич, буду хранить до конца дней своих. Страшную картину воскрешает оно... Ведь Боря так хотел жить, учиться... С фронта он писал: "Мамочка, потерпите. Мы победим врага, это будет скоро".
Мне тяжело, Иван Георгиевич. Но я горжусь, что сын погиб спасая боевых товарищей. Он и в детстве был такой: на все для друзей готов..."
А не так давно я установил связь с Анастасией Федоровной Левенец. Получив известие, что ее сын убит, она откликнулась письмом.
"Извините, что немного задержалась с ответом: была больна и сейчас никак не могу успокоиться, - писала Анастасия Федоровна, - все плачу и плачу. Не верится, что Анатолия нет. Думала, жив... надеялась. А теперь хотя бы узнать, где лежат его косточки... Не могу передать, как тяжело на сердце. Слезы душат... Все уговаривают, что не у меня одной такое горе. Я и сама это понимаю, но никак не могу примириться с потерей...
Вы спрашиваете, какой была наша семья. Нас было трое. Муж работал в лесхозе бухгалтером. В армию его не взяли по болезни - язва желудка, невроз сердца...
Когда наш край захватили гитлеровцы, моего мужа Константина Петровича фашистские изверги сожгли живым. Партизаны совершили налет на корюковское гестапо и спасли от расстрела пятьсот человек. 1 марта 1943 года каратели учинили расправу над жителями Корюковки. Из всего села уцелело лишь семьдесят человек. Палачи убивали и жгли всех подряд. Детей бросали в погреба, а вслед кидали гранаты.
В тот день погиб и мой муж. Больной он был, лежал. Я пошла на улицу узнать, в чем дело. В это время немцы стали стрелять в дома зажигательными пулями. Я затерялась в толпе и вот осталась, а кто в домах находился, все погибли.
Не могу, Иван Георгиевич, передать все, что я видела и перенесла. Когда вспоминаю, то лихорадка трясет от ужаса".
В огне пропали все фотографии Анатолия. Когда я сказал об этом товарищам, с которыми довелось встретиться после войны, многие приняли активное участие в розыске снимков Левенца. Нашли особенно дорогую для матери Анатолия фотографию, сделанную в Кремле, когда парашютисты получали награды из рук Михаила Ивановича Калинина. Среди них был и Анатолий Константинович Левенец.
А бывший десантник Афанасий Вдовин, воевавший вместе со старшим лейтенантом Левенцом в одном батальоне, поведал Анастасии Федоровне, где и при каких обстоятельствах пал ее сын Анатолий.
Левенец командовал ротой, входившей в состав одного из батальонов 301-го гвардейского стрелкового полка. В конце февраля 1943 года эта часть была направлена в район Старой Руссы. Разгрузилась в Торжке и походным порядком направилась к реке Ловать, впадающей в озеро Ильмень.
"Передохнув немного, - писал Вдовин, - в начале марта, какого числа не помню, рано утром, примерно в четыре часа, наш батальон получил приказ перейти в наступление и с боем форсировать реку Ловать. Но враг, просидевший здесь изрядное время, сумел хорошо укрепиться и пристрелять местность.
Бой был тяжелый, из пятисот семидесяти наших бойцов остались в живых лишь сто семьдесят человек. Ваш сын Анатолий в этом бою погиб, не дойдя двух метров до противоположного берега... Неподалеку от него упали замполит старший лейтенант Нестеров и еще несколько товарищей.
Мы их подняли со льда, вынесли на берег, отдали воинские почести и захоронили".
В. И. Елагин, ныне живущий в Магаданской области и участвовавший в форсировании Ловати, уточнил, что могила А. К. Левенца находится у села Черенчицы, неподалеку от места, где тогда был шестинакатный немецкий блиндаж. Хоронили Левенца капитаны Соколов, Гревцев, старший лейтенант Березкин и Елагин.
* * *
Когда война была еще в самом разгаре, наш боец Анатолий Авдеенков и юная радистка, недавняя школьница, Аня Иванцова надумали пожениться. Я попытался отговорить их от этого шага. Однако на все мои доводы Анатолий и Аня твердили одно:
- Мы любим друг друга.
Что было делать? Пришлось благословить. Они расписались в сельсовете, и мы отпраздновали их свадьбу. Сначала они вместе отправлялись на задания. Потом случилось так, что он полетел в Прибалтику, она - в Белоруссию. В другой раз - опять в разные стороны. Так и пошло. Видеться они стали очень редко.
А однажды Анатолий не вернулся. До нас дошли сведения, что где-то в районе Риги его схватило гестапо.
Аня Иванцова не находила себе места. Она просила меня послать ее в Прибалтику.
- Товарищ майор, я хочу все узнать сама.
Я не разрешил, опасаясь, что Аня от горя может потерять голову и совершить что-либо безрассудное.
Позже нам стало известно, что Анатолия Авдеенкова пытали, четыре раза водили на расстрел, но заставить его говорить не смогли. Тогда нацисты расправились с ним.
Горе Ани было безмерным. Однако она сумела взять себя в руки, продолжала летать на задания. Трудно пришлось ей со своей рацией в Брянских лесах. Партизаны этого края вели напряженные бои с карателями. Отряд народных мстителей и группа парашютистов попали в кольцо, которое день ото дня сжималось.
Аня передала на Большую землю: "Ведем тяжелые бои, фашисты предпринимают все, чтобы уничтожить отряд. Шлите самолеты для эвакуации раненых и больных. Будем прорываться..."
К этому времени Аня готовилась стать матерью. Командование об этом знало. Поэтому летчикам было поручено вместе с ранеными вывезти и радистку Аню.
Но она воспротивилась: "А кто же будет поддерживать связь?" Аня не полетела.
Наступила ночь. Отряд стал готовиться к прорыву вражеского окружения. За несколько часов до этого прибыл У-2. Командир отряда сам усадил Аню в машину и приказал летчику немедленно взлетать. В последний момент к самолету подбежал молодой партизан с грудным ребенком на руках. Жена его вчера погибла в бою, и осталась восьмимесячная дочка. Боец положил на колени радистке ребенка, кое-как закутанного в лоскутное одеяло. Аня только и успела узнать имя девчушки, а куда ее определить, уже не расслышала из-за рева мотора. У-2 побежал и вскоре оторвался от земли. Парашютистка решила, что оставит малышку у себя, тогда отец быстрее сможет найти.
Часа через два полета в открытой кабине Аню начал бить озноб. Мучительно болела голова. Девочка тоже замерзала. Аня сняла с себя ватник и укутала ее. Оставшись в легком пальто, она совсем окоченела. Стала меняться погода: появилась низкая облачность, пошел снег, усилился ветер. У-2 бросало то вниз, то вверх. Аня впала в беспамятство. Пришла в себя, когда пилот тронул за плечо: "Вам плохо?"
Аня ответила:
- Возьмите девочку...