Ночь Владимир спал плохо: разные мысли лезли в голову, одолевали воспоминания. Поднялся чуть свет, отправился бродить по поселку. Много раз бывал в этих местах - и рыбачил в этом озере, и охотился в окрестных глухих лесах. Неприветлива была раньше тайга. А теперь она отодвинулась, очистила место для корпусов комбината. Дома в поселке одноэтажные, рубленые, с крытыми двухскатными крышами. На ребристых стенах домов стыли золотистые капельки смолы. Тайга отодвинулась от поселка нехотя. Мелкие сосенки подступали к самым домам, щетинились комочками у калиток.
Мария Петровна рассказывала о комбинате с гордостью. И хотя честь открытия месторождения графита принадлежала не ее мужу, все-таки ей было приятно, что Борис Михайлович первый начал поиски. Это его идея, его мысль. Он заразил ею других. И кто знает, если бы не упорство и вера Воронцова, может быть, до сих пор возили для маленькой графитовой фабрики сырье с далекого Цейлона. У Володи потеплело на душе, когда он на одном из домов увидел железный прямоугольник с надписью: "Улица Воронцова". Нет, не забыли погибшего геолога люди.
Светлое настроение не покидало Балашова. Но вот задиристо пропел гудок комбината: звал на вахту утреннюю смену. Чаще и чаще попадали навстречу рабочие - спешили. Шли в одиночку и группами, негромко переговариваясь между собой. С интересом поглядывали на плечистого офицера с Золотой Звездой на груди, который, как видно, никуда не торопился, а просто прогуливался.
Балашову сделалось как-то неудобно: все спешат на работу, а он слоняется по-праздничному. Решил вернуться на квартиру. Родионовы, наверно, ждут завтракать.
И что-то будто толкнуло Владимира в сердце. Так бывало в партизанском отряде, когда инстинктивно чувствовал опасность. Поднял голову. Торопливой походкой приближался человек в измызганной брезентовой спецовке. Может быть, Балашов и не обратил бы на него внимания, если бы у человека не было бороды, аккуратно подстриженной "лопаткой". И глаза! Знакомые коричневые глаза! Только теперь они не нахальные, а как у затравленного волка. Бешено заколотилось сердце.
Человек в брезентовой спецовке обжег Владимира быстрым взглядом и прошагал мимо, нервно подергивая плечами.
Балашов прошел еще несколько шагов, его так и подмывало оглянуться. Не мог побороть этого желания, оглянулся. Человек в спецовке круто свернул в боковую улочку, которая другим концом упиралась в лес, и скрылся за угловым домом.
Что-то здесь не так! Балашов быстро зашагал к той улочке. Когда подошел, то увидел, что человек уже добрался до опушки леса и оглянулся. Заметив Владимира, кинулся вправо, к мелкому густому сосняку, и исчез в нем. О странной встрече Балашов рассказал Родионову. Не утаил, кого напомнил ему этот человек. Родионов заинтересовался, неожиданно для Владимира встревожился: всякой швали по земле еще ходит немало. Надо ухо держать остро!
- Знаешь, друг, - сказал он. - Не помешает, если ты расскажешь о встрече где следует. Ты понимаешь меня? Мы проверим. Если тот рабочий в самом деле какой-нибудь фрукт, то на комбинат не вернется. И тогда мы, по крайней мере, узнаем его фамилию. А ты все-таки зайди в органы, расскажи.
Балашов пообещал и выполнил обещание. А через три дня ему передали от Родионова записку: с комбината исчез рабочий Петров Филипп Семенович.
4
Телеграмма: "Встречай. Поезд № 6. Вагон 3". Подписи не было. Владимир не сомневался: от Гали. Наконец-то!
Поезд прибывал вечером. Владимир отправился на вокзал пораньше: не сиделось дома.
Прохаживаясь по узенькому перрону взад-вперед, то и дело поглядывал на циферблат часов. Целой вечностью показались ему минуты ожидания.
Звонко ударил вокзальный колокол. Где-то на подходе к станции нетерпеливо засвистел паровоз. "Скорее же, скорее!" - подгонял его Балашов. Он рассчитывал: третий вагон идет в голове поезда, значит надо выбрать место поближе к водокачке.
Устало попыхивая, паровоз медленно втягивал состав на вокзальные пути. У водокачки он остановился, глухо стукнулись буфера. Народ хлынул к вагонам. Из тамбуров, напирая друг на друга, высовывались взволнованные лица демобилизованных. Крики, смех, возбужденные разговоры.
Владимир стоял у третьего вагона и ждал, когда появится Галя. Первым в тамбуре показался пожилой солдат, с лихими усами, в пилотке, сбитой набок. На гимнастерке - три ордена Славы. Солдат улыбнулся, но это была улыбка пополам со слезами. И этот симпатичный усач, прошедший огонь и воду, проворно спрыгнув с последней ступеньки, заплакал, увидев, как к нему бросились парень и девушка, очевидно, сын и дочь, которые выросли уже в отсутствие отца. За ними, схватившись рукой за сердце, еле поспевала женщина, наверное, жена солдата.
"Сейчас выйдет Галя, - волновался Балашов. - За этим вот белобрысым солдатом покажется она. Вот сейчас появится… Вот сейчас…" Из вагона выпрыгнул последний пассажир, юноша-ремесленник.
"Как же так? - расстроился Владимир. - Или я ее проглядел? Не должно". Напряжение схлынуло. Балашов устало опустил руки, медленно направился к зданию вокзала. "Неужели не приехала? Задержалась?" - думал он. Кто-то тронул его за плечо:
- Товарищ, нет ли у вас огонька?
Владимир, не взглянув на того, кто просил огонька, подал зажигалку. Это была оригинальная зажигалка, похожая на пистолет. Нажмешь на спусковой крючок - ствол возле казенника отскочит, а внутри вспыхнет огонек. Подарили солдаты, когда Балашов собирался домой.
Владимир продолжал жадно всматриваться в лица проходивших мимо людей. Про зажигалку совсем забыл. А ее не вернули. Вспомнив, обернулся. Кому, собственно, он ее давал? Теперь ищи-свищи! Досада какая! Жалко, все же подарок, дорогая память о друзьях-однополчанах. Есть же бессовестные люди на свете!
Обиженный тем, что с ним так нечестно поступили, Владимир взглянул немного левее, и сердце сладко защемило. В сухощавом, подтянутом капитане, на груди которого поблескивало несколько орденов и медалей, узнал Славку Миронова. Славка, как ни в чем не бывало, вытащил из кармана портсигар, сунул в рот папиросу так это небрежно, не спеша, и прикурил от… Володиной зажигалки.
Балашов хотел было броситься к другу, но в это время на глаза его упали чьи-то ладони, несомненно, девичьи.
Владимир радостно выдохнул:
- Галинка!
- Заблуждаешься! - торжествуя, сказал Славка.
- Теперь ясно, - ответил Балашов. - Только вот как правильно: Миронова или Воронцова?
- Миронова! - прорычал Славка. - Знать надо!
- У вас узнаешь, держи карман шире, - возразил Балашов. Люся убрала руки. И Владимир - они опомниться не успели - схватил Славку правой рукой, у того даже медали жалобно зазвенели, Люсю - левой и прижал к себе. Люся не вытерпела и взмолилась:
- Раздавишь! Не зря тебя Галя медведем величает. Попадешь к такому - живой не выйдешь.
- Выйдешь! - заверил Балашов, отпуская друзей. - Надули меня, мерзавцы. Я вас в третьем вагоне ищу, а вы?
- Смотрю я на тебя, Володька, с сожалением, - покачал головой Миронов. - Ни за какие коврижки не взял бы тебя в разведчики? В ногах бы у меня валялся, не взял бы. Какой из тебя разведчик, в самом деле, если ты не видишь даже того, что делается у тебя под носом.
Балашов вскинул глаза и оторопел: возле заборчика стояла Галя, в военной форме, с погонами старшего сержанта, и улыбалась.
Оттолкнув Миронова, Владимир бросился к Гале.
- Галинка! - вырвалось у него. Налетел на девушку, схватил ее в охапку и закружился в безумной радости, целуя ее в глаза, щеки, волосы, даже в ухо. Счастливая, она шептала:
- Дурной! Ну, дурной! Что же ты делаешь, медведище?
Он бережно поставил ее на асфальт, неотрывно глядя в милые, ласковые черные глаза.
- Галинка! Любимая! - тихо прошептал он. Она смотрела на него и молча улыбалась.
- Ну вот что, - грубовато сказал Славка. - За то, что прозевал нас, будешь наказан: больше смотреть тебе на Галю не разрешается. Пошли.
- Да вы же разыграли меня. Телеграмму не подписали. Вагон указали другой.
- Телеграмму не подписали - это верно, - покаялся Миронов. - Но вагон указали правильно - пятый.
- Третий.
- Пятый! Если ошибся телеграф, я тут ни при чем.
Славка взял чемоданы. Остальные вещи подхватил Володя. Все направились к выходу. Друзья торопились домой. Родных о приезде не предупредили. Что поделаешь - молодость любит эффекты! Вот и надумали свалиться домой, как снег среди ясного дня.
5
И снова август. Тихий и теплый, окутанный синей дымкой. Балашов и Миронов, охотясь, забрались далеко в горы. Через несколько дней Славке надо уезжать в свою часть - погостил дома и хватит. Ничего не подстрелили охотники, даже ни разу не выстрелили. И не потому, что не было дичи. Была. Просто сама встреча с лесом переполнила друзей радостью. Они были довольны и этим. Порой им казалось, что где-то за ними, след в след, бесшумно и невидимо шагают два безусых паренька, которых тоже зовут Володькой и Славкой, два паренька из невозвратных предгрозовых лет.
Да, лес и горы остались такими же, как и в те времена. Для них пять лет - миг. А друзья вернулись сюда другими, совсем, совсем другими. У самого Славки скоро уже будет наследник.
Время, время…
На одной горе Славка разыскал сосну, на которой когда-то сделал зарубку. Сейчас ее затянуло смолой, но зарубка осталась! Постояли возле нее молча, улыбнулись друг другу понимающе и грустные отправились дальше.
Ночь застала их в междугорье. Над леском стлался сизый дымок, приглушенно позвякивало на лошади ботало. Покосники.