- Я согласен с вами, Михаил Петрович, - сказал Пуркаев. - Да, нам необходимо перейти к обороне. Но где? На каком рубеже теперь встретить немцев? Сейчас я вижу только одно верное решение: отход на старую границу. Там мы используем пограничные укрепления, создадим глубоко эшелонированную оборону, измотаем и остановим врага.
- На старую границу?
- Да, Михаил Петрович, на старую. Глубина отхода решит многое. Враг подвижен и упреждает нас.
- Вы правы, - после долгого молчания сказал Кирпонос. - Пойдемте, Максим Алексеевич, в аппаратную… Доложим Верховному.
Ставка приказала командующему Юго-Западным фронтом возобновить контрудары в прежних направлениях.
Красными, воспаленными от долгой бессонницы глазами следил Кирпонос за быстрыми переменами на фронте. Сводный отряд восьмого мехкорпуса, возглавляемый бригадным комиссаром Попелем, прорвался в тыл Одиннадцатой немецкой дивизии и освободил Дубно. Это был геройский рейд по тылам врага, последний всплеск танковой волны на главном направлении.
Рундштедт немедленно приказал Клейсту выбить русских из Дубно. В помощь танковой группе фельдмаршал послал семь резервных дивизий. На стол Кирпоноса легли тревожные донесения:
"Противник возобновил наступление", "Клейст продвигается. Он имеет значительное превосходство в силах".
Враг взял Ковель, захватил Луцк и Ровно, ворвался в Дубно и Львов.
Глубокой ночью Кирпонос связался со Ставкой и, доложив обстановку, попросил разрешения отвести войска.
- Уточните рубеж, - потребовал Сталин.
Кирпонос перечислил пять укрепленных районов на старой советско-польской границе.
- Линия фронта сокращается вдвое. Мы своевременно выводим нашу львовскую группировку из опасной зоны возможного кольца и значительно уплотняем боевые порядки, - доказывал необходимость отхода Кирпонос.
Он слышал, как Сталин, положив трубку, с кем-то советовался. Прошло не более пяти минут, и Кирпонос услышал одно нужное слово:
- Отводите.
Штаб фронта немедленно передал войскам новые распоряжения.
Уходила сухая, душная ночь. Где-то за рекой прогремел далекий, похожий на бомбежку, гром. Потом наступило затишье. И совсем внезапно над Тернополем зашумел сильный ливень.
Под проливным дождем войска снимались с позиций и тихо уходили на восток. Важно было как можно дольше сохранить в тайне отступление.
К счастью, была нелетная погода. Густые, низко плывущие над землей облака мешали полетам вражеской авиации, что позволило походным колоннам даже днем скрытно от противника совершать по размытым грязным дорогам свой трудный марш.
Работники политуправления и штаба фронта выехали в дивизии. Кирпонос понимал: успешный отход зависит не только от хорошо разработанного высшим штабом плана. Удачу приносит порядок и дисциплина на марше, умение управлять людьми, сохранять спокойствие и бодрость духа, не поддаваться унынию и панике.
…В Проскурове Кирпонос провел три горячих дня. Штаб фронта, разгадав замысел противника, вовремя выдвинул под Острог и Тернополь танковую дивизию с тремя пехотными и помог левофланговым армиям покинуть опасный выступ и занять новую линию обороны.
По пути в Проскуров Кирпонос часто останавливал машину. Он выходил на обочину и разговаривал с бойцами, смотрел, в каком порядке отходят войска. Неудача не сломила воинов. Они отступали готовыми к бою. Всех тревожила судьба Родины, и пехотинец и танкист думали только о том, на каком рубеже они остановятся. Где же грянет последний и решительный бой?
Кирпонос видел этот рубеж на старой границе. Здесь он надеялся остановить превосходящие силы немцев, привести в порядок свои войска и подготовить их к общему контрнаступлению.
Осмотрев Проскуровский УР, Кирпонос приехал в штаб фронта хмурым. Пригласив к себе Пуркаева, он сказал:
- Я ни в чем не могу упрекнуть Ильина-Миткевича. Он почти оживил законсервированный УР. Но времени мало. Немцы нависают над укрепленным районом и не дадут нам по-настоящему подготовиться. Секторы обстрела не всюду будут расчищены, и не все узлы сопротивления получат телефонные аппараты. Вы понимаете, Максим Алексеевич, призванные из запаса пулеметные команды только осваивают вооружение.
- Я все понимаю. По моим расчетам, нам не хватает одного стрелкового корпуса. Сейчас один корпус решает судьбу всей оборонительной линии.
Кирпонос взглянул на карту с последней оперативной обстановкой. От Словечно до Ямполя линия фронта напоминала слегка натянутую тетиву лука. От Ямполя до Каменец-Подольска она была ровная как стрела.
Поредевшие в боях дивизии Пятой армии заняли позиции Новоград-Волынского укрепленного района.
Синие стрелки, нацеленные на город, таили в себе внушительные вражеские силы: две танковые и четыре пехотные дивизии. Гарнизон Новоград-Волынска насчитывал всего лишь две тысячи пятьсот штыков и располагал сорока легкими танками.
Соседний, Шепетовский УР, занятый двумя дивизиями седьмого стрелкового корпуса, казался Кирпоносу более надежным.
- Ну, хорошо, - докурив папиросу, произнес командующий. - А если противник все-таки продвинется? Чем ответим? Каков план?
- Я хочу снять войска с менее грозных участков фронта и сосредоточить их на линии Бердичев - Острополь - Хмельник, - сказал Пуркаев.
- Предложение принимается. Важно прикрыть Житомир. В случае внезапного прорыва ВПУ развернуть в этом городе, а КП штаба фронта перенести в Святошино. - Командующий снова закурил папиросу и добавил: - Завтра я побываю на передовой.
С рассветом машина Кирпоноса пошла на Шепетовку. До Староконстантинова вдоль шоссе - ни одного деревца, и шофер Лебедь на предельной скорости вел "бьюик".
Порученец Кирпоноса майор Гненный и два автоматчика, прильнув к боковым стеклам, следили за светлеющим небом.
Промелькнул пыльный прифронтовой городок Староконстантинов, и за ним зазеленел густой дубовый лес. Долетел гул бомбежки. Усилилась артиллерийская канонада. Над лесом пикировали "юнкерсы". Они штурмовали Шепетовский укрепленный район.
На опушке леса Кирпонос заметил повозки. Ездовые торопливо подхлестывали лошадей. Сигналя, на дорогу вылетали автобусы с красными крестами. В лесу потрескивали сухие, короткие пулеметные очереди. Враг прорвал Шепетовский УР.
По дороге на Житомир Кирпонос спрашивал себя: "Что же дал контрудар? Не лучше ли было держать оборону?" - и находил только один ответ: наступление мехкорпусов закончилось неудачей в тактическом масштабе, но принесло оперативный выигрыш. Контрудар задержал гитлеровцев на семь драгоценных дней. И еще два дня они потеряли на рубеже старых УРов. Врагу не удалось окружить главные силы Юго-Западного фронта. Но все же он наступает, рвется к Днепру. А какой ценой? Пленные показывают: "Опустошены лучшие гренадерские дивизии. Триумфального марша на Киев не вышло!" Нет, господа! Теперь наш Киев превращен народом в крепость, и там вы, фоны-бароны, вместо скоротечного похода получите настоящую затяжную позиционную войну.
Приехав на ВПУ, командующий ознакомился с обстановкой. На окраине Проскурова шел тяжелый бой. Танковая дивизия гитлеровского генерала Мильче двигалась на Бердичев.
"Мильче?.. Мильче? - Кирпонос вспомнил одно донесение, полученное еще в Тернополе. - Знакомый герой…" - И брезгливо поморщился.
Мильче командовал Одиннадцатой танковой дивизией. Под Дубно, находясь на своем КП, он заметил прорвавшиеся тридцатьчетверки и, подобрав полы черного плаща, метнулся вороном к замаскированному в хлебах самолету. Мильче позорно бросил свой штаб. "Шторхе" унес его на запад. И вот этот генерал снова появился под Бердичевом…
Кирпонос, позвонив в штаб фронта, сказал полковнику Баграмяну:
- Враг стремится разрезать наш фронт. Какие приняты меры?
- Силами трех мехкорпусов стараемся отсечь вражеский клин, товарищ командующий.
- Этих сил недостаточно. Мехкорпуса в боях понесли потери. Выдвигайте артиллерию. Я скоро буду на КП в Святошино.
Покидая Житомир, Кирпонос всматривался в каменные особняки. Когда-то они принадлежали зажиточным купцам и знатным дворянам. Владельцы добротных домов бежали с кайзеровскими войсками, а в просторные комнаты с мраморными каминами и лепными потолками вошли бойцы Богунского полка. С испугом поглядывали на них в барских будуарах бронзовые купидоны - приходилось привыкать к махорочному дыму, к зычным голосам дежурных и зуммеру полевых телефонов.
Он задержал взгляд на доме с широким балконом и резной дверью. Вот-вот распахнется она - в кожаной тужурке появится Щорс, а за ним, подобно грозовой туче, выплывет в косматой бурке батько Боженко.
Знакомо нависают над крышей могучие ветви старого тополя. Только тогда под ним били копытами нетерпеливые кони. Как давно это было! А вот все вдруг ожило. Он снова чувствует на своем плече руку Щорса: "Будь начеку со своим полком".
Щорс легко вскакивает в седло. Медленно поднимается на стременах тучный батько Боженко: "Дивись, Михайле".
И только пыль из-под копыт…
- В городской парк, - тихо роняет Кирпонос шоферу.
Поворот руля, и машина послушно идет к реке. В скалистых берегах, словно морская синь, - Тетерев. Кирпонос входит в парк. Тихо. Пустынно. Тенистая аллея напоминает ему далекую пору молодости. Только тогда не шепталась, а по-осеннему шумела желтая листва. Вот и забор летнего театра. И, как в ту тревожную осень, вокруг ни души и настежь распахнуты двери. Сцена перестроена, но она на том же самом месте…
Он взбегает по ступенькам. Гулко звучат шаги. Сейчас он не командующий фронтом, а молодой, чубатый, с запорожскими усами лихой командир Второго Богунского полка - черная бурка, сабля, маузер и на ремне граната.