* * *
Кочеванов и Ширвис попали в одну учебную роту. На занятиях сидели рядом и в общежитии школы поселились койка в койку.
Теорию оба одолевали с трудом, зато на практических занятиях были отличниками, потому что летали с воодушевлением. Поднявшись в воздух, Кирилл и Ян чувствовали небывалую легкость и такое блаженство, какого никогда не испытывали на земле.
Наслаждаясь каждой минутой практических занятий, они готовы были летать в любое время дня и ночи. Кирилл и Ян научились так владеть учебными машинами, что могли делать "бочки" и "мертвые петли" лучше своего инструктора. Особенно им нравилась стрельба по конусу и наземным целям. В такие дни их охватывал спортивный азарт, желание быть первыми.
По мере того как росло мастерство и появлялась уверенность в себе, Яну думалось, что он преувеличил значение бокса в своей жизни. Вот авиация - это да! Ей можно посвятить жизнь, он рожден для полетов.
А Кирилл не мог забыть бокса. Как-то, вытащив из чемодана старые перчатки, он предложил Яну:
- Пойдем разомнемся. Не бойся, не выдам. Договор остается в силе.
В летной школе была секция бокса. Если бы Кирилл с Яном на тренировках даже не полностью показали свое мастерство, то их бы непременно послали на соревнования военного округа. А там, конечно, дотошные журналисты либо приезжие судьи докопались бы: откуда взялись такие боксеры? Поэтому на занятиях секции приходилось хитрить, работать вполсилы, а в вольном бою выступать только друг против друга, благо вес был одинаков.
Иногда инструктор бокса ставил их для проверки в пару с другими противниками. Кириллу и Яну приходилось прикидываться неуклюжими новичками, теряющимися на ринге, не умеющими применять заученные приемы. Они только старались не пропускать ударов в лицо, а если противник очень наглел, то, как бы случайно, осаживали его увесистым "крюком". Инструктор, глядя на их бестолковую толкотню на ринге, в досаде покачивал головой.
- Друг против друга вы еще ничего, - говорил он, - а как с напористыми боксерами встретитесь - тошно смотреть. Никакого чутья! И тренировки не впрок. Лучше борьбой или гирями займитесь, не теряйте зря времени. На ринге толку не будет, поверьте, я вашего брата видел-перевидел.
- Товарищ инструктор, что же вы обижаете, нам ведь бокс нравится. Позвольте еще попробовать. Мы освоим, - потешаясь, упрашивал Ян.
- Не верю, - стоял тот на своем. - Боксера с первого взгляда вижу.
- Я только с неумелыми теряюсь, - пробовал убеждать Ян. - Если не буду думать о приемах - смогу против любого мастера выстоять. Вы попробуйте, испытайте меня в полную свою силу. Честное слово, не поддамся.
- Чудак, я же чемпионом Таврии был, - напомнил однажды инструктор. - Лепешку из тебя сделаю. Мне нельзя в полную силу.
- Попробуйте, не бойтесь… я выстою. Вот увидите.
- Ну, смотри, потом не жаловаться, - снисходительно согласился инструктор. - На всякий случай зубы шиной защити. В спарринге буду применять только те приемы, которые мы здесь разучивали. Оборона тебе известна. Старайся не пропускать ударов и, конечно, отвечать на них.
Курсанты, полагая, что бойкий на язык Ширвис попал в трудное положение, загоготали. Они заранее представляли себе, как этот гордец и насмешник будет посрамлен опытным боксером.
А Ян не унывал. Сперва он лишь неуклюже оборонялся, но так, что инструктор, несмотря на все уловки и хитрости, не смог провести ни одного чистого удара. Ширвис подставлял то плечо, то раскрытую перчатку и при этом ухмылялся. Это возмутило чемпиона Таврии.
- Перестань мельтешить! Не маши руками, словно мельница! - прикрикнул он. - С тобой любой мастер дураком будет выглядеть.
- Это факт не моей биографии, - с невинным видом возразил Ян.
- Я тебе сейчас покажу факт биографии! - не на шутку рассердился инструктор. - А ну, соберись! Один раунд всерьез пройдем.
И чемпион Таврии, чтобы не опозориться перед курсантами, резко пошел в атаку, намереваясь смять тяжелыми ударами насмешливого курсанта и заставить при всех просить пощады.
Первые секунды Ян только пятился и, как бы в испуге, мотал головой - увертывался, потом вдруг сделал какое-то молниеносное движение в сторону и неожиданно нанес такой крюк справа, что инструктор закачался.
- Ну тебя к бесу! - прерывая бой, в сердцах сказал он. - Никаких правил не признает. Битюг какой-то! Чуть челюсть не свернул. Бокс это искусство, а не драка. Понял?
- Как не понять! Я думаю, что и вы это почувствовали, - не без насмешки ответил Ян.
- Ну знаешь… - вскипел инструктор. - Видел я хвастунов, а такого впервые. Ты же меня оглушил, как копытом. Не зря же говорится: бойся корову спереди, коня - сзади, а несообразительного - со всех сторон. Я ждал приемов, которым обучал, а не лошадиного лягания.
- Может, переиграем? - спросил Ян.
Кирилл, видя, что, потешаясь, Ширвис заходит слишком далеко, прервал перепалку:
- Тебе только со мной драться. Я все сношу - и бодание и лягание.
- Что верно, то верно, - поддержал инструктор. - Машите кулаками как хотите, а я отказываюсь делать из вас боксеров.
- Смотрите пожалеете, - не унимался Ян.
- А вы, товарищ курсант, прекратите пререкаться! - вконец выйдя из себя, прикрикнул на него инструктор. - Я вам не друг-приятель.
С тех пор он словно не замечал их. Это устраивало и Ширвиса и Кочеванова: не надо было заниматься разучиванием давно известных приемов и нудными повторениями. Они приходили в спортивный зал только поразмяться на снарядах и в полное удовольствие побоксировать друг с другом.
Постепенно у них выработался свой стиль поведения и разговоров. Им нравилось вводить людей в заблуждение, показывать себя не такими, какими они были на самом деле. Это веселило, делало жизнь забавней.
По выражению их физиономий трудно было понять: когда говорят в шутку и когда всерьез. В какую бы передрягу они ни попали, всегда отзывались о ней пренебрежительно, словно о пустяковом деле, не стоящем внимания.
Однажды с Яном произошла история, ставшая легендой.
Выполняя очередное упражнение на учебном тренировочном истребителе, он так резко вышел из пике, что от небывалой перегрузки потерял сознание.
Курсанты, наблюдавшие с земли за его полетом, всполошились: самолет Ширвиса выделывал такие дикие акробатические фигуры, словно им никто не управлял.
- Что он вытворяет? С ума сошел? Сейчас разобьется.
Самолет метался из стороны в сторону, нелепо кренился, переворачивался и кружился, будто гонимый шквалистым ветром осенний лист…
До земли уже оставалось немного. Даже самых бесстрашных взяла оторопь, и они зажмурили глаза, чтобы не видеть, как самолет врежется в землю…
Но аварии не произошло. На высоте четырехсот метров Ян очнулся. Не понимая, почему в таком странном кружении мелькают земля, небо, облака и строения аэродрома, он невольно потянул на себя ручку управления и выровнял самолет почти у земли. И тут только он сообразил, что могло случиться с ним, и покрылся холодным потом. С трудом набрав высоту, Ян сделал круг над аэродромом и, несколько успокоившись, пошел на посадку.
Ширвис приземлился точно, как полагалось по инструкции, и, сняв шлем, поспешил вытереть платком пот.
У подбежавшего инструктора лицо было без кровинки. Видя ухмыляющуюся физиономию Ширвиса, он с минуту не мог выговорить слова, а потом сорвался на крик:
- Вы что мне цирк устраиваете! Докладывайте, почему чертом вертелись?
Ян молча выбрался из кабины, поправил лямки парашюта и, щелкнув каблуками, как ни в чем не бывало доложил:
- Заклинило управление, товарищ капитан. Пришлось встряхнуть старушку "УТИ". Неполадки устранил в воздухе. Разрешите повторить упражнение?
- Я те повторю! - взбеленился инструктор. - Сейчас же поставить машину на техосмотр. Не допущу до полетов, пока заново теорию не сдашь.
- Есть поставить на техосмотр и заново теорию сдать!
А позже, когда товарищи стали допытываться у Ширвиса, что же в действительности произошло с ним в воздухе. Ян по секрету сообщил:
- Не выспался после танцев. Нечаянно в воздухе вздремнул, а когда проснулся - вижу: из "штопора" пора выходить. Ну, я, конечно, ручку управления на себя, ножкой на педаль… в общем, кое-как выровнялся… но вверх колесами лечу. Но никак не могу вспомнить: какое надо упражнение выполнять? Пришлось для выяснения пойти на посадку.
С тех пор молодые летчики рассказывали небылицы об уснувшем в воздухе курсанте. Но для сохранения тайны имени его не называли.
В летной школе повелось о всякой минувшей опасности говорить как о забавном происшествии. Как бы курсант ни перетрусил, как бы ни наглупил, потеряв самообладание в воздухе, он старался сделать вид, что не дрогнул в опасный момент и не испытал ни страха, ни растерянности.
Опасности новой профессии вызвали у Яна и Кирилла повышенную жажду к жизни. Их больше прежнего тянуло в кино, в театр, в шумные компании.
- Ни одной минуты на скуку и безделье! - говорил Ян и тянул Кирилла в дни увольнений подальше от училища.
Ширвис пристрастился к танцам. Они помогали ему заводить знакомства с местными девицами и попадать на домашние вечеринки, но одному на них ходить оказалось рискованно: местные парни-рыбаки, ревниво оберегая своих девчат от ухаживаний курсантов, нередко устраивали засады и били провожатых.
Кириллу по просьбе Яна приходилось бывать на вечеринках, занимать приятельниц Ширвиса и на пару с ним провожать бойких южанок по тихим окраинным улицам.
Прощаясь у калитки в тени разлапистых деревьев, одна из девиц певучим голосом как-то спросила Кирилла:
- Ну, шо мне з вами робить?
- Поцелуйте, - предложил он.