Их собранность, глухая сосредоточенность, предвещавшая неожиданные действия, заставили насторожиться трибуны.
Томительная тишина охватила стадион. До конца раунда оставалось менее минуты.
Вот уже локоть Кочеванова почти не защищает печени. Последнее напряжение воли… Берлунд, резко ткнув правым кулаком в бок русского, отдал всю тяжесть тела левой руке…
Кирилл предвидел это, чуть уклонился и быстро послал правую руку навстречу - в открытый подбородок норвежца… Русский успел сжать пальцы в последнее мгновение и почувствовал резкий толчок. Попал!
Удар был так чист, что Берлунд упал на землю, не ощутив боли. Лежа спиной на жестком помосте, он еще работал ногами, не веря в свое поражение, а судья, как метроном, отсчитывал секунды:
- Семь… восемь… девять… Аут!
Публика онемела. Свершилось непоправимое - Ялмар, их надежда и гордость, нокаутирован.
В наступившей тишине раздались робкие аплодисменты, которые были подхвачены трибунами. Напряженным нервам нужна была разрядка.
Кочеванову не дали спрыгнуть на землю. Его подхватили десятки рук и под приветственные выкрики понесли через весь зал.
Ширвис сидел потрясенный, считая себя нагло ограбленным. Он, кому должна была принадлежать эта буря восторгов, затерялся здесь, в бушующем море маленьких человечков.
- Идем… уйдем отсюда!
Ян схватил Штоля за руку и, яростно работая локтями, поволок его к выходу.
Матч продолжался.
На ринг вышли бойцы полутяжелого веса. Бой опять был горячим. Стадион снова зажил одним дыханием с боксерами.
Норвежцы делали все, чтобы сравнять счет. Схватка полутяжеловесов чуть не окончилась новым поражением, ее насилу свели к ничьей. Ждали победы от чемпиона тяжелого веса, а произошло непонятное - огромный, непревзойденный Ула Квестад был нокаутирован на третьей минуте сухощавым русским крепышом, который сам поспешно бросился поднимать поверженного противника.
После окончания матча публика с галерки сбежала вниз и, сгрудившись у помоста, била в ладоши до тех пор, пока не вышли на ринг все советские боксеры.
Глава шестнадцатая
В аэроклубе Ирину готовили к полетам на спортивном моноплане, который мог подняться на такую высоту, на какой еще ни одна женщина не бывала. Прежде чем сесть в новый самолет, летчица должна была пройти испытания в специальной барокамере.
После врачебного осмотра Ирина собралась пойти в соседнее помещение, но ее вдруг позвали к общему телефону.
По едва уловимому акценту и голосу она узнала старого Ширвиса. Эдуард Робертович интересовался:
- Ну как, Ириночка, не сильно волнуетесь?
Ирина, полагая, что речь идет о барокамере, бодро ответила:
- Чего волноваться, это же на земле.
- На земле-то на земле, но не на своей. Вся публика будет желать нам поражения. А вы знаете, что такое для боксера моральная поддержка? Половина выигрыша.
Поняв, что старика волнуют не ее испытания, а выступление Яна на сегодняшнем матче в Осло, Ирина смутилась.
- Да, да, конечно, - поспешила согласиться она, - Может, им телеграмму послать?
- Это не помешает. Но как вы думаете - почему он не участвовал в матчах в Тронхейме? Судя по газетам, там дрался в среднем весе какой-то Кочеванов.
- Не какой-то, а Кирилл! Наш хороший друг. Яну, видно, дали отдых перед решающей схваткой.
- Вы правы, мне это и в голову не пришло. Володя, конечно, бережет его. Не хотите ли сегодня прокатиться на автомобиле?
- К сожалению, не смогу, готовлюсь к высотным полетам.
- Это очень опасно?
- Не больше, чем обычно. Но до полетов еще далеко, меня пока испытывают на земле.
- А вечерами вы не скучаете?
- Да нет, понимаете, для этого никак не выберу времени.
- Ну-ну, скрываете! - не поверил Эдуард Робертович. - Я знаю, что такое в ваши годы ждать. Вы хоть к нам заходите, не гордитесь, - просил он. - Бетти Ояровна рада видеть вас.
"Не буду я к вам ходить", - хотелось сказать Ирине, но, боясь обидеть старика, она пообещала:
- Хорошо, постараюсь, если выдастся свободная минута. Передайте привет Бетти Ояровне.
Повесив телефонную трубку, Ирина поспешила в барокамеру. По пути она не без досады на себя думала: "И все-то у меня не как у людей. Надо решиться и все сказать Яну".
Испытательная комната, куда ее привели, мало чем отличалась от обычного врачебного кабинета: два больших окна, белый стол, стулья, крытые клеенкой, и лишь в углу высилась стальная камера с крошечными иллюминаторами.
Старший врач заметил рассеянность Ирины.
- Что с вами случилось? - заботливо спросил он, нащупывая пульс.
- Ничего, пустяки.
Врач недоверчиво посмотрел на летчицу и велел приготовиться ассистенту.
- Если вам станет плохо, - предупредил он, - немедленно останавливайте.
Длинноногий ассистент, натянув на лицо кислородную маску, открыл железную дверцу со стеклянным "волчком" и, сгибаясь чуть ли не пополам, пролез в барокамеру. Ирина, надев шлем без маски, последовала за ним.
Тяжелая дверца захлопнулась. В камере стало тихо, как в погребе. За стенкой загудел мотор, начали работать насосы. В лицо дохнуло холодом. Ирине показалось, что она, круто взмыв, стремительно летит вверх. Ее окружал уже горный воздух, дыхание становилось затрудненным.
Старший врач, следивший за манометром, сначала показал в иллюминатор два пальца, потом три, четыре. Это означало, что они "поднялись" на высоту в четыре тысячи метров. Лицо у летчицы порозовело. Ассистент, сжав ее запястье, стал прощупывать пульс. Сердце на пятитысячной высоте работало хорошо. Можно было подниматься без опасений.
"Так сжимал руку и Ян, когда прощались на вокзале. Он уверён, что я его жду. И родителям похвастался. С этим надо кончать. Нельзя вводить людей в заблуждение".
Врач показывал в "волчок" уже шесть пальцев. Ирина, занятая своими мыслями, не следила за счетом. "А вдруг сегодня не Ян будет драться, а Кирилл? - "встревожилась она. - Он же не очень подготовлен. Уехал в такой спешке, что даже окна не закрыл".
Вчера утром Ирина по привычке посмотрела на его Окно и вдруг увидела, что из него выбрался рыжий кот. "Какой Кирилл неаккуратный, - отметила она про себя. - Надо бы захлопнуть". Недолго размышляя, Ирина вылезла на крышу и, держась за оградительную решетку, подобралась к открытому окну Кочеванова., А там, не в силах сдержать любопытство, спустилась в комнату. Интересно - как Кирилл живет?
На столе она увидела лист ватмана, весь испещренный ее именем: "Ира", "Ирочка", "Ируха", "Ирина Михайловна".
Насосы продолжали работать. Дышать стало трудней, слегка кружилась голова. В монотонном гудении мотора Ирине почудились звуки знакомой музыки. Где она их слышала? Год назад, осенью, в спортивном лагере. Да, да, они танцевали. Какой это был легкий танец! Незаметно для себя Ирина покачивалась в такт едва уловимой музыке. Она вспомнила все: и веранду, и Кирилла, уныло прислонившегося к дереву, и луну над садом…
Ассистент, внимательно следивший за состоянием летчицы, отметил про себя: "На высоте в семь тысяч метров заметная веселость!" В его практике были случаи, когда люди на такой высоте начинали петь.
Они прошли семь… восемь тысяч метров, перемахнули за девять, а Большинцова все еще не давала сигнала к остановке. Ассистент начал беспокоиться. Врач показывал в "волчке" уже десять пальцев - высота для женщины огромная. Ассистент тронул летчицу за плечо. Она попробовала встать и сразу почувствовала, что не может этого сделать. Огромное давление стеснило ее грудь, ноги отяжелели, в ушах шумело.
Боясь потерять сознание, Ирина через силу подняла руку.
Ассистент открыл все краны. "Высота" медленно начала падать.
- Зачем вы спускаете? - придя в себя, запротестовала летчица, но было поздно - камеру наполнила обычная атмосфера. Состояние у Ирины было таким, точно она действительно совершила высотный полет. Хотелось размяться и отдохнуть.
Старший врач, осмотрев ее, остался доволен:
- Молодцом. Сердце в норме. Пульс достаточного наполнения. Вам могут позавидовать многие мужчины.