"Ага, ты устала! Тебе не легче, чем мне", - подумала Ирина и потребовала:
"Бровку! Дорогу, дылда!"
Она обогнала Кальварскую на вираже и, стиснув зубы, напрягая последние силы, понеслась по прямой к судьям, стоявшим с секундомерами.
Она впервые в жизни сорвала финишную ленточку и пронесла ее на груди шагов десять.
Зрители вскочили с мест, они шумно приветствовали неожиданную победительницу.
Футбольное поле было ослепительно зеленым, Ирина упала на него и, ткнувшись лицом в прохладную траву, от неимоверной усталости, перенапряжения и радости заплакала.
Ее подхватили какие-то парни.
"Нельзя лежать… походи, успокойся", - советовали они.
Ирине не хотелось показывать своих слез, она вырвалась от парней и убежала в сторожку к бабке Маше.
- Значит, у вас с Кальварской старые счеты. А кто она, откуда? - спросил Кочеванов.
- Говорят, учится в Институте иностранных языков… На последнем курсе. А почему ты ею интересуешься?
- Да так просто, из любопытства.
- Смотри, Кирилл, не попадись, она мастерица кружить головы.
Чувствуя дружеское расположение Ирины, Кирилл решил с ней посоветоваться:
- Слушай, Ира, я, кажется, попал в дурацкую историю…
Он рассказал ей о дяде Володе, о заигрываниях Гарибана, о его последнем письме и спросил:
- Могу ли я здесь тренироваться, не будет ли это походить на предательство по отношению к Сомову?
- Ты же не переходишь к Гарибану? Я тоже не собираюсь с ним связываться, но, по секрету скажу, втихомолочку тренируюсь, бегаю в лесу по четыре-пять километров. Хочешь, вместе будем?
- С удовольствием, а то одному скучно.
- Значит, заговор. Выбегай сразу после завтрака на эту тропу. Встретимся за ручьем.
* * *
Ирина оказалась покладистым спутником. Кирилл чувствовал себя с ней почти так же свободно, как с парнем. За Ириной не надо было ухаживать, остерегаться рвов, широких канав. Она преодолевала препятствия с такой же легкостью, как и он, напевала на ходу и казалась неутомимой.
Ее завидная самостоятельность, спокойствие, умение не докучать, веселый и легкий нрав располагали к себе. "Чем же она привлекает? - не мог понять Кирилл. - Фигура мальчишеская, лицо, когда зарумянится, бывает красивым, но чаще всего неприметное. Правда, глаза у нее особенные: не карие, а скорей пестрые, с золотинкой".
Внимательный наблюдатель, конечно, установил бы, что за последние дни Ирина несколько изменилась: ее волосы стали волнистыми, облупленный носик припудривался, вместо комбинезона надевались тонкие блузки и хорошо отутюженные тренировочные брюки. Лицо девушки при встрече с Кириллом вспыхивало румянцем, а глаза темнели. Даже походка у нее словно стала легче, грациозней. Но Кирилл этого не замечал. Ему нужен был товарищ для кроссов. Поэтому и в голову не приходило, что она, как все другие девушки, может быть нежной, мечтать о большой любви. "Ирина - летчица, и по духу, по повадкам своим ближе к мальчишке-сорванцу", - уверял он себя.
Все же и летчица иногда была по-детски беспомощна: то Ирине нужно было вытащить мошку, попавшую на бегу в глаз, то растереть ногу, ушибленную о корневище, то поймать жука, пробравшегося за ворот. Пока Кирилл выполнял ее просьбу, Ирина сидела присмиревшей и, жмурясь не от боли, а от смущения, в то же время испытывала удовольствие от прикосновения его рук.
В тренировках быстро проходили дни. Появился тренер-массажист - губатый и плосконосый детина лет тридцати восьми. Он говорил как-то путано и имел дурную привычку через каждые два слова вставлять ненужную фразу "знаешь-понимаешь". Тренер надевал "лапу" и учил бить по ней с разных положений. Все занятия он сводил к силовым упражнениям и отработке крепкого, "коронного" удара, а к кроссам, прыжкам и общей физической подготовке относился скептически.
- То будет, знаешь-понимаешь, для балерин, не зарядка боксеру, - говорил он. - У кухни - да. Часик-другой порубишь дрова, знаешь-понимаешь, чтоб сук был крепкий. Тогда тебя всякий бойся.
Часто на тренировках неожиданно появлялся Гарибан. Подбоченясь, он наблюдал за работой боксера и тренера. Затем, как тонкий ценитель, сам надевал "лапу" и проверял быстроту реакции Кирилла и запас его приемов. На последнем занятии он сказал:
- Вам не мешало бы провести несколько спаррингов с Яном Ширвисом. Вы одного веса. Пора определиться, кому нужно сбросить лишние килограммы и перейти в другую весовую категорию.
- А зачем? - спросил Кирилл.
- Это вы поймете после спаррингов, - уклончиво ответил Гарибан.
После обеда Кочеванов получил письмо и посылку от райкомовских товарищей. В посылку, видимо, каждый вносил свой вклад, потому что рядом с папиросами "Северная Пальмира" лежала пачка печенья "Птибер", с банкой килек - бутылка виноградного вина. Ребята даже не забыли прислать бритву, носки, мыльный порошок и несколько старых газет.
В шутливом письме, написанном на большом листе разными почерками, Балаев сделал примечание:
"Кирилл, а ты, как мы замечаем по газетам, зря времени не теряешь: снимаешься с весьма симпатичными девицами. Не влюблен ли? Чего доброго, знаменитостью станешь. В случае чего - не забывай. Кто бы мог подумать, что у нас под боком скрывается такой талант! Давай "открывайся", только помни, что и другие еще не отдыхали. Обнимаем в двадцать рук.
Глеб".
Кирилл развернул газету и увидел на третьей полосе большое фото: картинно вскидывая ноги, бежит Кальварская с развевающимися волосами, а на втором плане стоят они с Гарибаном. Подпись под фото сообщала: "Главный врач и тренер спортивно-оздоровительного лагеря Е. Р. Гарибан наблюдает за тренировкой 3. Кальварской".
Справа была напечатана заметка с броским заголовком: "Смелость, чуткость, индивидуальный подход".
"Цель спортивно-оздоровительного лагеря, созданного профсоюзами по инициативе обкома комсомола, - в кратчайшие сроки выявить и подготовить талантливую молодежь, способную защищать спортивную честь нашего города. Судя по первому составу, мы скоро услышим немало новых имен, которые заставят потесниться прославленных мастеров.
Подготовкой способной молодежи занят известный педагог и врач - Евгений Рудольфович Гарибан. В беседе с нашим корреспондентом он сообщил, что лагерь существует всего несколько месяцев, но и за это короткое время многие юноши и девушки сумели обрести хорошую спортивную форму. Мастер спорта 3. Кальварская в беге показывает время, близкое к рекорду. А. Северов, прыгающий с шестом, берет высоту, превышающую четыре метра. Выявились новые метатели, прыгуны в длину, тяжелоатлеты, боксеры.
Неправильное, а порой бездушное отношение к физкультурникам мешает проявиться ярким талантам. Например, боксеру Кочеванову пришлось бросить занятия только потому, что к нему не было индивидуального подхода, педагогическое воздействие подменялось мелочными придирками. Если бы не вмешательств товарища Гарибана, не был бы открыт своеобразный талант. Почти то же самое случилось и с очень темпераментным, резким боксером Ширвисом, которого почему-то стали переучивать, хотя он легко побеждал перворазрядников. Сейчас юноши занимаются под наблюдением опытного тренера.
"Мы стараемся избегать подобных ошибок, - сказал в заключение Е. Р. Гарибан. - Вся работа в нашем лагере проводится на строгой научной основе при индивидуальном и чутком подходе к спортсменам"".
Прочитав заметку, Кирилл возмутился:
- Чистейшее вранье! Как мог он наплести такое корреспонденту?
Представив себе дядю Володю и ребят, прочитавших газету, Кирилл сжал кулаки и стиснул зубы от негодования.
В комнате не сиделось, он выбрался в парк и пошел к озеру.
"Ребята, конечно, поносят меня. Для них я перебежчик и предатель, - думал он. - По-иному, впрочем, и не назовешь. Ирина не зря предупреждала. Вот тебе и простодушный добряк!"
Кирилл шагал по лесу, не разбирая тропы. Кусты цеплялись за его одежду. С деревьев кружась падали листья. В некоторых местах они покрывали землю толстым слоем и шуршали под ногами.
"Что же предпринять? Поругаться с Гарибаном? - размышлял Кирилл. - Но что это даст? Надо бы начистоту поговорить с Сомовым. Он поймет. Дело не только в боксе, а во всей моей жизни. Проходит еще одна осень. Приблизился ли я хоть на шаг к летной школе? Нет. Надо что-то ломать, действовать решительно… Эх, если бы сегодня можно было вскочить в какую-нибудь попутную машину и уехать!"
Подул резкий ветер с дождем. Он гнал мелкие листья березы, походившие на мечущихся желтых бабочек. Озеро точно осело, сделалось фиолетовым и у тростников покрылось пеной.
Кирилл вытер мокрое лицо рукавом и побежал к дому.
Колокол звал к чаю. Кирилл миновал столовую и направился к главному врачу.
Евгений Рудольфович любил неспокойную осеннюю погоду. Посвистывая, он аккуратно укладывал на полки шкафа сверкающие стеклом и никелем приборы. Гарибан удивился неожиданному приходу райкомовца. Внимательно вглядевшись во взволнованное лицо Кирилла, он как можно спокойней спросил:
- Что нас привело сюда? Почему такое сверкание в глазах?
В голосе его чувствовались снисходительная ирония и благожелательность. Кириллу хотелось сбить этот тон, и он сухо спросил:
- Никто сегодня не едет в город?
- А что стряслось?
- Надеюсь, вы читали статью в газете?
- Какую статью? О чем?
- Ту, в которой написано, что меня якобы кто-то угнетал и кто-то вызволил из небытия.
- А разве это не так? Корреспондент что-то напутал? - спрашивал Гарибан, разыгрывая добродушное удивление.
- Я не собираюсь уходить от Сомова, - ответил Кирилл.