3
Новый наплыв. Люди спешили, проскальзывали мимо, иногда натыкаясь на Сергея или задевая его плечом. Он привычно перебирал их глазами: одежда и лица - тусклые, усталые, скупые... Но вот вдруг взгляд Сергея зацепился за улыбку. Она как бы именно к нему обращалась, безусловно - к нему; приближалась, растягивалась. А вместе с этою улыбкой шаг за шагом подступало и серое пальто, окантованное черным шелком, ну и шапка. Та самая шапка - крашеный кролик, она сбилась чуть набок, высвобождая густые темные волосы парня и его вытянутое лицо, до смешного нелепое: та же вот косая усмешка, крохотные глаза... Он! Точно он, вспомнил.
- Здорово! - Тимоха протянул руку, вторую приготовив - обняться.
- Привет. - Сергей замешкался, стягивая перчатку. Ухватил жесткую ладонь товарища. - Ну что же ты, дружище...
- Черт, задержался! Извини. Застряли в лесу, сегодня за елками ездил. Пока поставил машину... Слушай, у меня времени в обрез!
- У меня тоже.
- Ну что будем делать?
- Пошли, не здесь же стоять.
Они направились к выходу, шагнули на бегущую пластинчатую дорожку, Андрей оказался ниже.
- Ну что, как дела, рассказывай.
- Да никак, работаю. Сегодня вот за елками ездил.
- Работенка что надо.
- Представляешь, елочки такие... зеленые... одна к одной... Полный кузов загрузили.
- Начальству?
- Кому же еще. Завтра опять поедем.
- Да, с елками сейчас туговато.
- У-у, желающих море!
Тимоха выглядел скверно. Пальто куцевато обтягивало бока и громоздкие плечи, а лицо его укрупнилось, потемнело как будто. Весь он, словно придавленный, чуть подался вперед. Трудяга.
- Что за контора-то, я так и не понял?
- Автобаза Министерства обороны, я ж говорил. Обслуживаю... - Тимоха передвинул шапку на другой бок. - Машина новая.
- Еще бы не новая, грузовик?
- Ну. Иногда приходится до ночи мотаться, туда-сюда, а сверхурочных не платят, не хотят, гады. А так ничего: товары, продукты... Сам понимаешь.
Его рука лежала на резиновом поручне: массивная, какая-то вздутая, на кулаке еще свежий рубец. В драке, а может, сорвался ключ.
- Льготами-то пользуешься? - Тимоха обернулся с ухмылкой.
- А что, нельзя?
- И меня жена раньше все таскала по магазинам, там встань на очередь, там... Хату получил новую - теперь уже тю-тю...
- Разошелся?
- В прошлом году.
Они выбрались из метро. Тимохин зашагал, то и дело оскальзываясь, по безлюдному почти тротуару. Сергей отставал.
- Слушай, ну ты и чешешь... Так куда мы идем?
- Сейчас в одно место - здесь недалеко, попьем пива... Уважаешь пивцо?
- Нет, слушай, сегодня мне нежелательно пить. Может, в следующий раз...
- Знаешь, здесь должна крутиться подруга одна... - Тимоха на ходу озирался. - Если встретим, я скажу, что вот, товарищ приехал - не до тебя, мол... Идет?
- Так мы ведь ненадолго...
- Конечно. Просто отшить надо.
- А что так?
- Привыкать неохота.
- Ясно.
- Прошлым летом приезжали Витька Смоленцев и Гарик... - Тимоха приостановился, протянул пачку: - Курить будешь?
- Спасибо, у меня есть. - Сергей тоже прикурил сигарету.
- Помнишь Гарика? Десантник... Ночью его привезли, тебе уже сделали операцию. Ты еще говорил, что вы с ним почти земляки.
- Нет.
- С осколками в животе и в паху. Все показывал фотографию - подруга ждет... Его койка стояла через одну от тебя, рядом с моей.
- Нет, не помню. Убей, не припомню! Если бы увидел, то, может быть, вспомнил... Ну и что, как у него дела?
- Да ничего вроде.
- Женился?
- Не знаю, он ничего не говорил... Вон туда нам, видишь?
Узкие окна под крышей темного короба-павильона растекались желтоватыми пятнами; в них плавали шапки и силуэты голов. Скользкий бугор вместо крыльца. Тимохин оттянул дверь на пружине - они вошли, огляделись, вдохнув чего-то горьковатого и тошнотворного.
Возле круглых высоких столиков толпились люди. Всюду кружки и лица, распахнутые пальто, куртки - едкая дымка под нависшим над головой потолком. Тимоха, еще сильнее ссутулившись, проныристо ввернулся в толпу и там поздоровался с кем-то за руку. От кучки рыбьего мусора оторвался толстяк: "Поздно, Тима!.."
Андрей отошел. Мимо проковыляло грязное существо бродяжьего вида, бережно неся пиво в коробке из-под молока. Сержант с рацией осматривался вокруг. У автоматов и раковин никого не было - все шло к концу.
4
Из госпитальной жизни Сергей помнил только одно: салажонка с выжженным животом. В тот день привезли еще три обгорелых трупа, но, кроме похоронщиков, их не видел никто. Противотанковое ружье - это не самое страшное, хотя и прошивает бронетранспортер запросто; есть вещи похуже. Но тут пуля угодила в боекомплект... Под панцирем БТРа взорвались коробки с патронами, гранаты, ракетницы! Как раз под креслом командира машины - сержанта, что сидит позади водителя. Ну и еще с ними ехал связист... Того паренька вытащили из заднего угла десантного отсека без сознания.
Весь первый день он так и просидел на кровати, как пьяный. Обмотанный бинтами вокруг живота. Сбоку у него висел целлофановый пакет - с чем-то серым и полужидким - как бы продолжение прямой кишки. Вечером ему принесли кашу в плоской тарелке и чай. Паренек поел, попил и лег спать. На следующее утро, во время обхода, главный врач, подполковник, старался не смотреть на него; спрашивал у остальных, как дела, обещал, что выпишет скоро: "Еще повоюете". А ему не сказал ничего, так и ушел. Дежурный санитар лишь махнул рукой, дескать, парень безнадежен: можно переливать кровь, пересаживать кожу, но если выжжено мясо на животе... Потом Сергей и сам во всем убедился... Перевязки пареньку делали прямо в палате, не носили в стерильные перевязочные, и сержант-санитар выпроваживал тех ребят, кто может ходить, но двоих-троих просил остаться и помочь - приподнять, поддержать. Все обычно убегали, даже те, кто едва стоял на ногах, но кое-кому приходилось остаться. Однажды и Сергею не повезло: он все увидел. Под бинтами была клеенка, а дальше - гной и кишки, выпирающие ребра... и запах...
Об этом вспоминать не хотелось, тем более сейчас. Но паренек не выходил у Сергея из головы, все лежал на своей кровати, напротив, и ни на что не реагировал: ни на запах, ни на мух, облепивших бинты с желто-зелеными пятнами. А так, в общем, он был как и многие здесь: садился и ел, когда приносили еду, и даже ходил иногда, разговаривал, но как-то все равнодушно - его спрашивали, он отвечал. Прошло только пять месяцев, как он призвался, мать его еще ничего не знала - он не писал. Да и где служил, название своей части он так и не вспомнил. Его здорово шарахнуло головой о броню и контузило. Кроме того, ему кололи наркотики, и правильно делали, ведь больше помочь ничем не могли, а так ему было все-таки легче. С первой партией "цинков" на вертолете его отправили в Союз.
Послышался звон; где-то со стола уронили кружку. В пивном зале усилился гул. Милиционер, отвернувшись, говорил по рации. Появился Тимоха, он отряхивал полы пальто.
- Ну что? - спросил Сергей.
- Кончилось пиво, не видишь?!
- Вижу.
- Что же делать?
- А может, не стоит вообще, ну его к черту!.. - Сергей огляделся, поморщившись с отвращением. - Пойдем, проводишь меня до метро, сядем где-нибудь по дороге, поговорим...
- Нет, кружечку надо.
- Ну хорошо, а где?
- Тут есть одна точка, пешком перу кварталов.
- Хочешь туда?
- А что, может, пойдем?
- Ну пошли, - Сергей направился к выходу.
Всю дорогу Тимохин говорил о своем возвращении. Вернулся он в часть после госпиталя, поставил штамп в военном билете, собрал вещички и тихо отъехал. Суток двое сидел без билета в Термезе, потом еще сутки в Ташкенте. Вспоминал о раннем утре в пустынном вокзальчике за несколько станций до Казанского, там он в туалете умылся, переоделся в гражданское, потом сел в электричку и через час был уже дома.
Говорил Тимохин отрывисто, то и дело оглядывался, Сергей не разбирал многих слов; сначала они шли по тропе вдоль шоссе, из-за спины проносились машины, потом обледенелый бордюр отдалился, ушел в темноту, - по бокам вырастали тяжкие стволы и тени деревьев.