- Шестой пехотной дивизии, - как бы между прочим заметил Курбатов, - разминировал проходы для танков.
- Да, - подтвердил пленный.
- Сегодня вашим солдатам зачитан приказ Гитлера о наступлении. Вы должны все знать, - продолжал Курбатов. - Скажите мне, на какое время назначена атака?
На лбу гитлеровца выступили крупные капли пота. Собираясь с мыслями, он оттягивал ответ.
- Вы, очевидно, плохой ефрейтор и не знаете приказа своего командования, - иронически произнес Курбатов. - Русскому генералу приходится напомнить его: наступать в пять ноль-ноль пятого июля.
Гитлеровский ефрейтор был ошеломлен.
- Может быть, вы забыли, в какое время начнется артиллерийская подготовка? - с тем же оттенком иронии спросил комкор.
- Нет, я помню - она назначена на два тридцать. Это хорошо знает и господин русский генерал.
"Да, теперь знает и господин русский генерал", - подумал про себя Курбатов. Он задал еще несколько вопросов и, выслушав ответы, приказал конвоирам отвести пленного в разведотдел.
- Пошли, фриц, Гитлеру капут, - усмехнулся Корениха. Но пленный молчал. - Ишь ты, какой, больно тебе с "фюрером" расставаться, - уже сердито добавил разведчик.
Павел Филиппович встал и с облегчением вздохнул. То, на что была направлена воля тысяч людей, работа штабов и разведок, только что до странного просто свершилось в этом блиндаже.
- Вы, Лука Фомич, немецкий язык знаете не хуже меня. Все слышали и поняли?
- Да, надо предупредить штаб фронта. Давайте составим текст шифровки. - Черников сел за стол, быстро набросал телеграмму. Он вызвал по телефону начальника связи и приказал ему немедленно отправить донесение. Потом начштаба передал трубку Курбатову. - Вас просит комдив-два.
- Слушаю. Добровольно сдался? Интересно… Жду.
Немецкого солдата Альфреда Мейера генерал Курбатов встретил приветливо и, беседуя с ним, угостил чаем.
Мейер принес новые важные сведения. Рядом с 6-й пехотной дивизией гитлеровцев появилась 9-я танковая, а в ближнем тылу сосредоточились батальоны 12-й танковой и 10-й моторизованной. Мейер подтвердил все, что было известно Курбатову о замыслах гитлеровского командования.
Белокурый немец волновался. Сам не замечая того, он мял пальцами хлебный шарик. Все, что его мучило, о чем он долго думал на Восточном фронте, вдруг прорвалось, вылилось наружу.
- Четыре года тому назад я готовился занять место сельского учителя. - Мейер грустно улыбнулся. - Но война помешала мне. Десятого мая сорокового года в пять часов тридцать минут я перешел люксембургскую границу. Наш корпус легко преодолел на своем пути бельгийские укрепления, форсировал реку Маас и под Седаном прорвал линию Мажино. Затем стремительно через Сен-Катен вышел на нижнюю Сомму, а потом на побережье Ла-Манша захватил морские крепости Булонь и Кале. - Альфред вздохнул, помешал ложечкой чай. - Надо сказать правду: я никогда не разделял взглядов коммунистов и не читал их литературы. На Западном фронте у меня были друзья все партейгеноссе. В то время я думал: "Германия превыше всего и да здравствует наш фюрер!" После успеха на Западе мне не хотелось думать о том, что война может затянуться и охватить Восток. Но офицеры уже говорили нам: "Солдаты! За семнадцать дней мы прошли шестьсот километров и раздавили Францию. Будем готовиться к новым победам!" Вскоре Гитлер приказал перевести наш корпус в Польшу, придвинуть его к русской границе. И тут я понял, что не скоро увижу Марту, свою невесту, и родителей. - Лицо Альфреда раскраснелось, глаза блестели от гнева. - Как только наши войска перешли русскую границу, командир роты ознакомил солдат с инструкцией главного командования. Она отменяла обязательное применение военно-уголовных законов к военнослужащим германской армии, повинным в убийстве и грабеже мирного населения. В России я увидел замученных, расстрелянных, задушенных, повешенных, сожженных детей, женщин и стариков. Однажды я нашел русскую листовку, прочитал ее и задумался. Она поколебала мою веру в "блицкриг". А тут начались затяжные бои у Мценска, русские танкисты опустошили наши пехотные роты. Наступила зима, а с ней усилились страдания и муки наших солдат. У нас не было теплой одежды, мы мерзли в окопах. От мороза пальцы на руках и ногах покрывались волдырями. Солдаты между собой говорили: "Одному только богу известно, как сложится обстановка в дальнейшем". В ту зиму на родине умерли мои родители. Не дождавшись меня, Марта вышла замуж. Война отняла у меня все… Ранней весной нашу дивизию отвели в тыл. В Бобруйске, в Орле я беседовал с местными жителями, интересовался образом жизни в Советской стране. Я убедился в том, что судьбу германского народа нельзя строить на идее господства, а только лишь на основе дружбы с другими народами. Сегодня я сделал решительный шаг. Я навсегда порвал с фашистской армией и не раскаиваюсь в этом! Я пришел предупредить русские войска об опасности. Пусть Гитлер потерпит поражение. Я хочу видеть Германию свободной, без "фюреров", без пушечных королей.
- Со временем Германия такой и будет. Я в этом убежден, - сказал Курбатов.
- Я хочу бороться с фашизмом, господин русский генерал! - горячо воскликнул Альфред.
- Я вам верю. И на прощанье хочу напомнить слова Гете: "Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой!"
Альфред с благодарностью смотрел на русского генерала. И когда тот встал, давая этим понять, что разговор окончен, Мейер вскочил, отдал честь и с высоко поднятой головой пошел за конвоиром.
Курбатов взглянул на Черникова.
- Мы с вами видели двух разных немцев, две Германии, слепую и прозревшую!
Черников хотел что-то сказать, но в эту минуту в блиндаж спустился штабной офицер.
- Разрешите доложить! Срочная шифровка из штаба фронта.
- Ну-ка, давайте, - Комкор поправил пенсне, прочел телеграмму. - Командующий фронтом генерал армии Рокоссовский приказал упредить противника огнем. В два часа двадцать минут мы начнем мощную артиллерийскую контрподготовку. Она будет продолжаться час двадцать минут, - торжественно произнес Курбатов. Он помолчал и добавил: - Лука Фомич, поднимите войска по сигналу боевой тревоги!
Перед самым началом артиллерийского нападения Курбатов вышел из блиндажа. В сыром воздухе тускло блестели редкие звезды. Ни единого звука не доносили порывы ветра. На высотах под Курском войска бесшумно приготовились к бою.
Павел Филиппович взглянул на зеленоватые стрелки часов. "Через тридцать секунд по всем проводам и радиостанциям зазвучит условное слово: "Гроза!" Он прислушался. Тяжелый гул быстро приближался к линии фронта. "Это наши самолеты. Летите, соколы, летите". И в эту секунду он услышал звонкую команду артиллеристов:
- Гроза, огонь!
Курбатов почувствовал, как за спиной вздрогнул воздух и под ногами заходила земля. Вдоль фронта взметнулось пламя, и, словно полоса зари, прорезало мрак. Над полями и перелесками прокатился грохот. Черную гряду облаков и порохового дыма пробили раскаленные стрелы гвардейских минометов - "катюш". Курбатов постоял, окинул взглядом охваченные огнем высотки, пошел в блиндаж.
Навстречу поспешил Черников.
- В эфире бьют тревогу гитлеровские радиостанции: "Огонь русских огромной силы!", "Бешеный огонь!", "Шквальный огонь!", "216-й штурмовой дивизион потерял 12 орудий", "Склад с боеприпасами взлетел на воздух", - Черников усмехнулся. - Гитлеровцы вопят: "Вступили русские "катюши"! Торопитесь с прикрытием! Немедленно!!!"
- Приятные радиовопли, Лука Фомич!
- Громить, так громить!
Великая битва под Курском началась.
15
Курбатов находился на корпусном наблюдательном пункте. Северный ветер продувал овраги, рассеивал на высотках дымку тумана. Дождь покапал и перестал. Хмурое утро постепенно светлело.
Атака гитлеровцев запоздала. Только в половине шестого после тридцатиминутной артиллерийской подготовки загудели юнкерсы, и четыреста танков волнами покатились к железнодорожной станции Малоархангельск и к деревне Подсоборовка. В то же время под Красной Слободой и Кривцовом появилось двести фашистских танков. На деревеньку Панская повела атаку эсэсовская мотодивизия и 656-й полк самоходных орудий "фердинанд".
Пятьдесят минут на правом фланге грохотала артиллерийская канонада. От бомбежки вздрагивала земля и в блиндаже поскрипывало бревенчатое перекрытие. Павел Филиппович сдул песок с карты и, обозначая черными ромбиками танковые колонны врага, с тревогой подумал: "Удар в стык наших соединений".
Комкор надел наушники. "Днепр" вызывал "Волгу". "Вега" переходила на прием. Ругались гитлеровцы, требовали огневой поддержки. Кто-то почтительно спрашивал: "Господин барон, где мы получим пополнение?" Последовал ответ: "В Курске, 12 июля". "И так уверенно! Нет, шалишь, господин барон, шалишь…" Курбатов поправил наушники, прислушался. Но рация гитлеровцев прекратила работу. Словно над самым ухом, комкор услыхал знакомый голос командующего воздушной армии: "Вернитесь, соколы, сделайте еще заход!" И громкое: "Іване, скажена ти душа, де ти? Я обшукав і небо й землю". Комкор усмехнулся. Неожиданно в наушники ворвалось тревожное: "Березка, что с тобой? Спикируй, сорви пламя!"
"Подрубили березку под корень… - Павел Филиппович нахмурил брови, снял наушники и протянул: - Н-да-а…"
Пронзительный свист приближался к земле. "Сбит!" Комкор подошел к наблюдательным приборам.
Истребитель врезался в землю.
"Так и мой… где-то в Норвегии… Нет, жив! Беда, попадет гитлеровцам в зубы!.. - комкор следил за парашютом. - Выручай, ветер, выручай!"