- Товарищи! - Синчило постучал карандашом по графину, откашлялся. - Гм… гм… Редактор предупредил меня, что он может задержаться в Политуправлении фронта. Гм… гм… Он просил не ожидать его. Мы немного запоздали с открытием редакционного совещания. Я надеялся, что полковник Тарасов вот-вот приедет. Но, очевидно, у него какие-то важные дела. Гм… гм… Давайте начнем нашу работу.
Корреспонденты придвинулись к столику. Ветров раскрыл блокнот, достал из папки газетные вырезки, перелистал их.
- Можно начинать, товарищ ответственный секретарь. - Синчило положил руки на столик, пошевелил толстыми пальцами.
Дмитрий заметил на левом мизинце большой, аккуратно заостренный ноготь. "Вот чудак Синчило! Зачем он отрастил? Однако… "быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей". Но сейчас же ему вспомнилась фраза, услышанная в вагоне: "Какой народ, какая жара?!" "Очевидно, Бобрышев был прав, когда так резко отзывался о новом начальстве".
Новый заместитель редактора был человеком средних лет. Его бугристый лоб значительно увеличивала лысина, хотя подполковник и пытался ее скрыть: он зачесывал волосы с затылка на темя и пышным чубом ловко спускал их на лоб. Когда подполковник поворачивался в профиль, становились заметны родинки, словно отполированные после бритья. Казалось, он только что пил воду, и капли не успели скатиться с его нижней губы и подбородка.
- Мне поручил редактор сделать критический обзор материалов, напечатанных в нашей газете, - услышал Дмитрий звонкий голос Ветрова и перевел взгляд на докладчика.
Ответственный секретарь говорил о том, что журналисты редакции работали на Курской дуге с таким же самозабвением, как в свое время на Дону и в Сталинграде. В числе лучших материалов он назвал статьи Гайдукова, Бобрышева, информации Грачева, отметил также талантливые рисунки Гуренко.
- Газета несет в войска идеи партии, - горячо говорил Ветров. - Она друг и советчик солдата, в короткий срок помогает ему в окопе пройти курс военной академии… Мы ищем пути к солдатскому сердцу и, как это ни странно, частенько забываем поговорить о нашей фронтовой поэзии. - Он поправил очки, с пафосом продекламировал:
Железки строк случайно обнаруживая,
Вы с уважением ощупывайте их,
Как старое,
но грозное оружие.
Седлецкий зааплодировал.
- Подождите с аплодисментами, может быть, вам кое-что не понравится… - Ветров вытер носовым платком лоб, повысил голос. - Эти "железки строк" читатель фронтовой газеты обнаружит в стихах Дмитрия Солонько и Валентина Зайцева. - очень одаренного молодого поэта-бронебойщика. Семен Степанович Седлецкий разговор о поэзии встретил аплодисментами. Позволительно спросить, почему же он так долго не сдавал стихи Зайцева в набор? Семен Степанович упорно доказывал редактору, что они слабы с формальной стороны и к тому же в стихах мало искренности.
- Седлецкий бездушно отнесся к стихам Зайцева, - с места сказал Солонько. - Пусть он выступит и объяснит.
- Я выступлю, - перебил Седлецкий Дмитрия, - и как бы не пришлось вам краснеть, товарищ Солонько.
Синчило снова постучал карандашом по графину.
- Тише, товарищи! Давайте выслушаем подполковника Ветрова.
- Поговорим о месте литератора в армейском строю. Дмитрий Солонько присылает в редакцию не только свои стихи. Он пишет очерки, статьи о маскировке, делает интересную полосу о традициях сталинградской гвардии, находит в полках одаренных поэтов, художников. Недавно Солонько опубликовал остроумные стихотворные подтекстовки к рисункам солдата Шатанкова. А Седлецкий? Раз в неделю он дает в газету стихи короче воробьиного носа…
- Я написал пьесу, - перебил Седлецкий.
- Я говорю о том, что вы делаете для газеты. Но кстати и о пьесе. Я читал ее: неудачная пьеса. А могли бы посоветоваться с товарищами. Каждый бы вам помог, и я в том числе. Как говорят, одна голова хороша…
- А полторы еще лучше, - быстро подал реплику Седлецкий.
Раздался смешок. Ветров покраснел.
- Я люблю, когда собрание проходит остро, - улыбнулся Синчило. - Но сейчас словесная перепалка отвлекает нас от главного Гм… гм… Я попрошу докладчика уделить больше внимания статьям, очеркам, заметкам - нашему газетному хлебу.
Бобрышев придвинулся к Дмитрию, тихо сказал:
- Синчило переводит стрелку. Ловко… Ветров - чудак, не сумел ответить… Седлецкий срезал его.
Как только Ветров окончил доклад, поднялся капитан Гуренко.
- Я с большим увлечением делал рисунки к стихам Зайцева. А вот сегодня… я случайно прочитал стихотворение Седлецкого и призадумался, признаться, даже удивился. - На лбу у Гуренко появилась глубокая складка, прозрачные глаза его остановились на Седлецком. - За Днепром с винтовкою в руках лежит смертельно раненный солдат Чумаченко - герой стихотворения. Кричат вороны. Коршун уходит кругами в синюю даль, и видно, как у него краснеет крыло от заката. Но какой подвиг совершил Чумаченко? О чем он думал, за что боролся? Где его однополчане? Почему он брошен товарищами? На эти вопросы в стихах нет ответа, и получается: не ходи, солдат, за Днепр, а то упадешь смертельно раненный на безымянной высотке, и над тобой будут кружиться вороны да коршуны.
- А мы готовимся освобождать Украину.
- Штурмовать Днепр.
- Я протестую! - Седлецкий вскочил. - Пусть скажет Гуренко, где он нашел стихи?
- Они напечатаны на редакционном бланке и вместе с другими материалами лежат на столе ответственного секретаря. Совершенно точный адрес! Так разрешите заняться дальнейшим разбором стихотворения. Видит ли наш поэт настоящую фронтовую жизнь? Поднялась вся Россия. С нами сыны Белоруссии, Узбекистана, Литвы, все советские народы. К линии фронта подходят колонны танков. На стальных башнях написано: "От челябинских рабочих", "От саратовских колхозников". А солдат Чумаченко одинок и вооружен винтовкой. Я не против винтовки, она нужна! Но вы присмотритесь вообще к стихам Седлецкого: поэт очень строго соблюдает военную тайну. - Гуренко усмехнулся. - Никакой боевой техники, кроме винтовки, вы там не найдете…
- Разрешите! Я хочу рассеять это… эту клевету, объяснить… - Седлецкий подбежал к столику.
- Вы хотите дать справку? - спросил Синчило. - В вашем распоряжении три минуты.
- Заместитель ответственного редактора и ответственный секретарь, - как можно торжественнее произнес Седлецкий, - могут подтвердить, что этих стихов я им не сдавал. Все знают, что за столом подполковника Ветрова работают многие товарищи и часто забывают там свои черновики. Капитан Гуренко нашел такой черновик, отрывок из моей неоконченной поэмы. Не разобравшись, в чем дело, он выступил здесь не как честный критик, а как злопыхатель.
- А почему ваши стихи напечатаны на редакционном бланке? - не выдержал Гуренко.
- Виновата машинистка! - бросил реплику Бобрышев.
- Нет, не машинистка… У меня просто не было другой бумаги. Но вернемся к главному! У меня солдат Чумаченко… не положительный персонаж. Он трус! Это лермонтовский Гарун. И, конечно, автор не может нести ответственность за мысли отрицательного героя. - После небольшой паузы Седлецкий с иронической усмешкой продолжал: - Представьте на миг, что я захожу в хату, где работает художник Гуренко, снимаю с мольберта начатую картину, забираю неоконченные этюды, а там пока что вырисовываются танки с черно-белыми крестами, самолеты со свастикой. Ах, вот оно что! Я поднимаюсь на собрании, требую слова и, показав товарищам наброски, говорю: "Вы, Гуренко, воспеваете вражескую технику. Вы антипатриот!" Каково это, а?
- Ой ли? - покусывая стебелек, проронил Грачев.
- Ловкач, все придумал на ходу. Стихи он оставил на столе секретаря не случайно. Но сейчас забил отбой, и ему удалось успешно отступить, - заметил Бобрышев.
Синчило еще резче постучал карандашом по графину.
- Я всегда приветствую бдительность. Гм… гм… Но критик с дубинкой может отбить у наших поэтов всякое желание дерзать. Не зная всего произведения, мы не можем учинять расправу над его отдельными главами. Меня вполне удовлетворяет справка поэта Семена Степановича Седлецкого.
- У Седлецкого нет никакой начатой поэмы. Он не сможет нам показать черновики. Все это выдумка. Я разбирал вполне самостоятельное и законченное стихотворение. - Голос Гуренко задрожал от гнева. - Я прошу дать мне возможность выступить вторично.
- Можете оставаться при своем мнении, - отрезал Синчило.
- Я прошу…
- Хорошо, вы получите слово. Я вовсе не зажимщик критики, капитан Гуренко. - И Синчило презрительно улыбнулся.
Принимая позу победителя, Седлецкий сказал:
- Разрешите мне уж заодно выступить в прениях по докладу…
Синчило молча кивнул и засек время.
- Подполковник Ветров сделал обстоятельный доклад. - Седлецкий откинул со лба седую прядь, пригладил рукой волосы. - Газета "Красное знамя" учит войска смелому маневру на поле боя, искусству маскировки, активной обороне. Наши статьи, заметки, очерки разъясняют солдатам приказы командования, подготавливают их к решительной битве. Ветров убедительно рассказал об этом. Он совершенно прав, когда критиковал некоторые материалы за сухой и бесцветный язык…
- Что-то мирно настроен Седлецкий, - шепнул Грачев Бобрышеву.
- Сейчас он развернется и сделает заход на бомбежку…
- Ответственный секретарь редакции, наш уважаемый начальник штаба, на все лады расхваливал здесь стихи молодого поэта Зайцева и увенчал лавровым венком Дмитрия Солонько. - Седлецкий помедлил, как бы собираясь с мыслями.
Грачев с Бобрышевым переглянулись. Седлецкий сделал шаг вперед. Казалось, он брал разгон для своей речи.