- Выходи! - разрешает капитан. - Кладет оружие и иди прямо! Рукава закатать!
Боевик в панаме поднимается с поднятыми руками. Шагает вперед. Его принимает Кузнецов, браво выпрыгивающий из бурелома. Так нужно, сейчас блеф заменяет вэвэшникам целую сотню стволов. Стороны быстро договариваются об условиях сделки. Суть такова: бандитов беспрепятственно пропускают с личным оружием. Они же оставляют пленных и все захваченное на кровавой дороге вооружение.
- Давай! Пошли! - командует капитан.
Озираясь, боевики, спина к спине, осторожно уходят по Гиблой лощине к безымянному аулу. Вэвэшники им и впрямь не препятствуют, не накрывают огнем. Пленных вытащили, теперь дай Бог самим убраться подобру-поздорову. В чеченский тыл залезли как-никак.
21
Ильдар держит за успех предприятия кулаки. Случиться может все, что угодно. Чтобы все пропало, вэвэшникам достаточно немного ошибиться - и банда пройдет мимо, или нарваться на крупный отряд "лесных братьев", коих шастает здесь немало. В конце концов Ильдар решает лучше не думать обо всем этом. Рубикон перейден.
Вокруг тихо. Парень поднимается из зарослей, чтобы размять ноги. И лицом к лицу сталкивается с боевиком.
Что можно сделать с врагом на войне? Его можно застрелить, подорвать, заколоть в горячке боя штыком, зарубить саперной лопаткой, размозжить прикладом голову. Еще врага можно раздавить гусеницами, завалить или сжечь интенсивным артобстрелом в укрепленных сооружениях. Но как уничтожить врага без звука? Так, чтобы другие враги, которые могут оказаться поблизости, не уловили потери в своих рядах?
У Ильдара нет прибора бесшумной и беспламенной стрельбы, нет и знания хитроумных приемов. Есть только ненависть к бандитам, хорошо "повеселившимся" на той проклятой дороге, и горячее желание не подвести группу. Ильдар бросается на врага. Хватает противника и вцепляется зубами в его горло. Стискивает челюсти до онемения. И держит. Держит, как бульдог. Крепче, злее бульдога. Боевик хрипит, достает нож. Бьет неистового российского военнослужащего в бок, в спину. Да только без толку. Ильдар превращается в неодушевленный капкан. У него свой джихад. За всех товарищей. Убитых, растерзанных в самом начале жизни, обратившихся в прах, в ничто. За казненного лейтенанта, радиста со стареньким магнитофоном и за того незнакомого человека в Грозном, который передал пресекающимся голосом в наполненный грохотом и матерной бранью радиоэфир: "…У нас десять "двухсотых" и четырнадцать "трехсотых". Я тоже "трехсотый". У меня нет глаз".
Часы в нагрудном кармане отсчитывают последние минуты жизни двоих людей, которых свела война в этом недобром чеченском лесу. За безмолвной схваткой с дерева наблюдает сорока. Она не трещит и не скачет, словно ее парализовало.
С боевиком покончено. Ильдар подбирает его нож и даже не вонзает, а вдавливает клинок в сердце противника. Форменная ткань лопается, плоть выкидывает булькающую бурую струйку. Потом он ползет к БТРу, но тело его не слушается. Земля вертится, Ильдар куда-то летит.
Перед тускнеющим взором мелькают родители и сестренка, гримасничает простреленным лицом земляк Рафа, улыбаясь, поправляет волосы Ксения, в клубах поднятой чеченской пыли читает молитву священник Николай.
Мертвые остаются лежать рядом.
22
У освобожденных солдат потрясенные лица. Они еще не поняли, что произошло. Вэвэшники поднимают бедолаг с земли, обрезают путы, трясут, чтобы привести заново родившихся в чувство. С мужиками вроде все в порядке, а вот на Ксению страшно смотреть. Избитое в кровь лицо, почти нагая, тело в синяках и ссадинах. Дрожащую девушку укутывают своими афганками, ужасное рубище-покрывало выкидывают.
Наконец, спасенные начинают что-то говорить, появляется подобие эмоций. Их вытащили, спасли, они живы. Есть, есть все-таки и свет, и добро, и Бог на земле. Капитан наливает каждому по полкружки разведенного спирта. Этот антишок - их первый шаг на долгом пути к моральному восстановлению. Люди натерпелись не на шутку. Лишь бы головой никто не повредился от пережитого, думает командир вэвэшников. Такие случаи бывали.
- Н-на-ше с-се-ло? Ч-что? К-как т-там? - заикается контуженый начальник колонны.
Жесткое лицо капитана смягчается.
- Там все нормально, - отвечает он. - Все нормально.
Вэвэшники со знанием дела сооружают из молодых березок носилки, укладывают окончательно обессилевшую Ксению. Она молодец, хорошо заботилась о больных и раненых, не слышала от них ни одного упрека.
Теперь нужно позаботиться о ней самой. Освобожденные вооружаются.
Удивительно, но они находят свои личные автоматы. Капитан распределяет остальной груз. Затем пополневшая группа спешно уносит ноги. Гиблая лощина снова превращается в пустыню.
23
Пикет, который оставили самовольно Тайга с Павликом, вырезали сразу.
Тела сменивших их срочника и сержанта-контрактника принесли в ПВД на плащ-палатках, приспустили в знак траура флаг. Командование начало было готовить акцию возмездия, но тут стало не до этого. Колонна, что ушла на освобождение захваченного села, попала в серьезную засаду и была уничтожена, да и самих достаточно плотно обложили. Уже известно, что пункт временной дислокации атакуют совместные силы отборной чеченской полевой бригады, отряд наемников-иорданцев и подразделения самообороны из двух ближайших сел.
База затянута дымом. По территории сейчас передвигаются только перебежками, от укрытия к укрытию, либо под защитой брони. Противник бьет из всех видов оружия, кричит в громкоговорители, что настал смертный час всех русских. В санитарный барак то и дело доставляют раненых бойцов. Убитых же просто стаскивают в полуразрушенный ход сообщения, что ведет к разбитому штабу.
Павлика зацепило, когда он разгружал на передовой боеприпасы.
Осколок попал в позвоночник, и в грудь еще, кажется, добавило. В тот момент Тайга находился в крайней стрелковой ячейке среди ящиков с гранатометными выстрелами, работал из подствольника по наступающим цепям. Рядом с малым легкобронированным тягачом, который доставил к соседнему блиндажу патроны с гранатами, разорвался снаряд. Тайга оставил оборону на откуп пулеметчику в вылинявшей спортивной шапочке с надписью "Reebok", метнулся собирать раненых. Так и встретился с переломанным Павликом.
Сейчас боец лежит в санитарном бараке на осклизлой от крови клеенке и силится услышать стрекот спасительных вертушек. Ему вкололи ударную дозу промедола, боли Павлик не чувствует. Тайга сидит рядом, смотрит в бледное лицо товарища и ободряюще стискивает тонкую мальчишескую ладонь, вспоминает недавний ночной разговор о мечте и слова Павлика о приготовленном цинке. Конечно, он шутил. Но шутил мрачно, нехорошо шутил. Неужели человек может чувствовать приближение насильственной смерти?
- Давай к нашим, - наконец говорит Павлик. - Кажись, снова полезли.
Из-за огромного слоя бинтов он похож на мумию. Только бинты эти бордовые. И тянет от них не царскими почестями, а скорой кончиной.
Тайга кивает, берет автомат и выходит из барака. На улице майор-медик с отцом Николаем принимают новую партию искромсанных людей. Когда носилки с ранеными заносят в барак, майор присаживается у грязной стенки, закрывает лицо руками. Потом, словно опомнившись, встает, исчезает внутри. У многих тяжелые повреждения внутренних органов, перебиты конечности. Это тебе не грибок залечить в полевых условиях раствором хлорамина, но майор бьется за каждого пациента.
Вцепляется в страдающих и держит их здесь, на земле.
Старый контрач ловит попутную БМП и уезжает на передний край.
Механик в разорванном тельнике на ходу жадно курит, наводчик-оператор что-то орет в шлемофон и ведет беглый огонь через головы своих. Противник прет буром, наши пулеметчики едва успевают менять раскаленные стволы. Хорошо еще, жива минометная батарея Родионова, и фыркают АГСы.
Тайга трясется на пыльной броне. Кроваво-черные разрывы все ближе.
"Возможно, еще поживем, - стучит в его голове. - Еще поживем…"
24
На временной базе, в точке вчерашней высадки, что-то не так. Вроде и БТР цел и невредим, и маячки из сухих веточек не сбиты, но Ильдар не откликается на условленное посвистывание.
- Вылезай, пехота, - осторожно зовет капитан. - Свои.
Ильдар лежит ничком у зарослей и не шевелится. Его спина искромсана, форма насквозь пропитана кровью. Подле убитого солдата - распростертое тело "лесного брата" с торчащей из груди рукояткой ножа.
Капитан устало приваливается спиной к корявому стволу, глотает из фляжки. Ему нужно отдохнуть, чуть-чуть отдохнуть. Скоро и его свалит где-нибудь, на передовой долго не живут. А если и посчастливится уцелеть, тоже радости мало. Что ждет его в стране, где люди только средство? Будет бутылки по урнам искать на старости лет? Как он давно понял, отдельно взятый человек интересует государственную машину только в двух случаях. Когда человек разбогател, и его нужно потрясти, и когда требуется умирать по приказу. Тут о тебе сразу вспомнят, отберут деньги или поставят под ружье. А до тех пор до тебя дела нет.
Командир с усилием отрывает себя от дерева. Надо собрать личные вещи Ильдара и не забыть обшарить боевика. У этого связника наверняка много интересного в рюкзаке.
В нагрудном кармане Ильдара находят залитые кровью маленькие женские часы с витым браслетом. Это Ксениина безделушка. Капитан идет к ней, съежившейся в десантном отсеке бронетранспортера. Девушке сейчас тяжелее всех остальных. Ее бы не беспокоить. Но часы жгут командиру вэвэшников руки, ждать другого случая он не может.
- Вот, у Ильдара на хранении были, - виновато говорит капитан, протягивая часы. - Жаль, что прожил он мало…