Дня два мы едва поспевали за отступающими финнами. Наши части здесь и не показывались - они по-прежнему наступали севернее. Потом, когда фронт вновь остановился, нам пришлось по воде заливом обогнуть создавшуюся временную передовую - она, можно сказать, не охранялась - и снова зайти в тыл врага.
До цели нашего рейда оставалось километров семь-восемь.
Финны спешно укрепляли оборонительный рубеж. Звенели пилы, падали деревья. День и ночь они копали траншеи, возводили долговременные оборонительные сооружения. Солдат было здесь так много, что мы днем совсем не могли высунуть из воды носа. Спасали нас те же камни, которых всюду было множество.
Карта наша ярко пестрела разнообразными значками, но этого было мало. Мы до сих пор не видели ни одного финского корабля, и основная задача, ради которой пришли сюда, была по существу не выполненной. Решили так же водой продвинуться еще глубже в тыл финской территории и там, если удастся, полазать по шхерам.
А мы уже основательно вымотались от постоянного недосыпания, оголодали (на финских лепешках далеко не уедешь). Обычно припухшие глаза-щелочки у Володи Борисова заметно округлились, и весь он осунулся. Саша Синчаков, оказавшийся всех нас слабее, без конца зевал: ему не хватало воздуха, он выдыхался.
Один день отдыхали, зарывшись на берегу среди камней в песок. Светило мягкое августовское солнце. Спокойными бликами играл залив. Волны бежали лениво, словно уставшие от всех треволнений, которые им пришлось пережить в последние дни.
Берег молчал. Вековые сосны, уходившие от взморья вверх, устало опустили сучья. Очевидно, мы зашли довольно далеко и оказались где-то в мертвом пространстве между первым и вторым эшелонами финской обороны. Это было очень удобно для броска в глубь берега.
Сверились по карте. В каком-нибудь километре дальше на запад находился глубокий фиорд. Он расходился в стороны на множество таких же глубоких ответвлений. Вся эта система по своим глубинам могла служить прекрасным укрытием для шхерных кораблей. Сюда мы и направились.
Никаких населенных пунктов здесь не значилось, не было, естественно, и никаких портовых сооружений. Но финны и не держали свои корабли поблизости от известных морских баз, пряча их от нашей авиаразведки в ничем не приметных местах берега.
Над нами покружил краснозвездный самолет. Это был, по всей вероятности, разведчик: по нему хлопали зенитки, но он не сбросил ни одной бомбы. Когда он улетел, мы продвинулись поближе к зениткам.
И тут свершилось чудо: наискось от нас, на той стороне фиорда, стояла гордость финского флота - "Вяйнемяйнен". Это был, несомненно, он. Низкая посадка, приплюснутые башни, каждая из которых имела по два крупнокалиберных орудия. По бортам торчали вверх зенитки. Корабль стоял, пришвартовавшись бортом к деревянному пирсу. Сверху над ним были натянуты раскрашенные сетки, точь-в-точь, как над нашими кораблями на Неве.
Мы уже поверили в важность своего открытия, как вдруг Володя Борисов совершенно неожиданно сказал:
- Ребята, а ведь это не настоящий "Ванька-Манька". Глядите, стволы-то у него без дырок - бревна выкрашенные.
Пригляделись - и верно: стволы не имели отверстий. И вообще весь он был как-то наскоро сколочен и мало походил на боевой корабль, у которого обычно каждая надстройка, каждая башня, любой изгиб формы бывают продуманны и так умно поставлены на место. А тут все было сделано настолько аляписто, что никаких сомнений в подделке не оставалось. К тому же в одной башне правый ствол торчал выше, а левый ниже. Уж этого никак це могло быть на боевой позиции, потому что башни всегда бьют сразу из всех орудий и по одной цели. Разница угла возвышения у стволов очень незначительна и на глаз ее никогда не заметишь.
Для нас никаких сомнений не было, а вот самолет-разведчик сфотографировал боевой корабль.
Не прошло и часа, как налетели наши тяжелые бомбардировщики. И земля и вода кипели. Самолеты бомбили точно. Деревянный макет даже не отстреливался. Били зенитки, установленные поблизости на берегу.
После нескольких прямых попаданий "корабль"… не затонул, а разлетелся в стороны, как карточный домик. Листы фанеры, бревна долго потом плавали по воде.
* * *
Из операции мы принесли много ценных данных. Но они, к сожалению, почти не пригодились. Наши части вскоре вновь прорвали фронт и опять севернее, и прибрежные части финнов из того района, где мы лазили, ушли сами.
Что касается "Вяйнемяйнена", то нам просто не поверили. Наш офицер по информации официально докладывал по этому поводу в штабе флота. Однако ему трудно оказалось спорить против "вещественных доказательств"- на столе у командующего лежали фотографии потопления.
А "Вяйнемяйнен" остался цел и невредим. После войны финны отдали его нам в счет репараций. Он и сейчас стоит на вооружении Балтийского флота.
НА ПРЕДЕЛЬНОЙ ГЛУБИНЕ
Понятия глубины и высоты по всей сущности очень близкие. Поднимается ли человек от родной земли-матушки вверх или опускается вниз, он испытывает примерно одинаковые ощущения - неизменный холодок в пояснице.
Высота всем нам примелькалась: многоэтажные дома, телевизионные вышки, парящие за облаками самолеты и наконец космические полеты-все это настолько раздвинуло наше представление о высоте, что зачастую удаление от земли на каких-то двести - триста метров кажется делом обычным.
Это на земле. Но стоит забраться на крышу обыкновенного сельского дома, глянуть вниз, и сразу почувствуешь, что забрался ты гораздо выше, чем предполагал,- слезть будет труднее.
Нечто подобное испытывает и водолаз-глубоководник, опускаясь на морское дно, безоружный, с одним лишь охотничьим ножом за поясом. Все дальше и дальше уходит он вниз, совершенно не зная, что же подстерегает его на грунте: осьминог, или акула, или другое чудовище.
Мягкий скафандр, или так называемое тяжелое снаряжение,- прочный брезентовый костюм и медный шлем - позволяют опускаться на глубину в сто пятьдесят и более метров. Там абсолютно непроницаемая темнота, и с человеком под ее влиянием и действием давления нередко случаются галлюцинации. Он видит иногда дивные красоты, а чаще страшные картины. Бывает, что, подавленный душевно, теряет сознание.
Легкое водолазное снаряжение-эластичный прорезиненный костюм, плотно облегающий тело, и такая же маска вообще не позволяют опускаться на большие глубины. В легком снаряжении никакого воздуха вокруг тела нет. Он весь выжат из костюма окружающей водой через специальные резиновые клапаны. Дышит человек в этом случае кислородом через загубник. Защитить водолаза от холода почти невозможно. Никакая одежда не спасает.
Но главная беда не в этом. Внутреннее давление тела и внешней среды уравновешивается через дыхательный мешок. Все больше поступает в мешок из баллона кислорода, но он не увеличивается - кислород сжимается. Сжатым кислородом и дышит водолаз. Но уже на тридцати метрах кислород может очень быстро дать о себе знать. При давлении четырех-пяти атмосфер он становится ядовитым и дышать им можно всего несколько минут, иначе можно отравиться насмерть.
В Балтийском бассейне тридцатиметровая глубина угнетающа: она недоступна для солнца. В самый яркий летний день на грунте царит сумрак, и предмет можно различить лишь поднеся его вплотную к глазам (очкам водолазной маски или иллюминатору шлема). В пасмурный день вокруг водолаза густой туман - пальцев вытянутой руки уже не видно.
Вот на такую глубину и легла подбитая нашими катерами немецкая подводная лодка, представлявшая огромный интерес для флотского командования. Она несла торпеды новейшего образца с самонаводящимися головками, каких в то время не было ни у нас, ни у наших союзников.
Кроме этого, лодка проделала очень сложный и рискованный путь. Ее видели в кронштадских водах, но там ей удалось ускользнуть от преследования. В районе Койвисто она вновь отважилась показать перископ и пыталась торпедировать наши эскадренные миноносцы, стоявшие у пирса. Подлодку вовремя заметили и коварного замысла осуществить не дали - в атаку ринулись морские охотники. Они сбили ее с курса. Один из преследовавших катеров стал жертвой торпеды, выпущенной лодкой,- был разнесен вдребезги, но тут и ее пристукнули. Чудом остались живы командир лодки и человек шесть команды, находившиеся в момент взрыва глубинной бомбы в центральной рубке. Их подобрали на катер. Остальные члены экипажа - свыше тридцати матросов и офицеров - погибли.
Неотразимые торпеды, которые сами находили корабли и топили их, а также курс, которым прошла лодка, благополучно минуя минные поля, и наши, и немецкие,- все это важно было иметь в своих руках. Берега залива, особенно южный, уже удалось очистить от врага, а флот по-прежнему оставался скованным. Корабли на каждом шагу подстерегались тысячами расставленных по всему заливу мин.
Командир немецкой подводной лодки наотрез отказался дать какие-либо показания по существу интересовавших нас вопросов.
- Лодки вам не достать! - заявил он. - Она лежит слишком глубоко. А со мной разговаривать считаю бесполезным. Хайль Гитлер!
Но он ошибся. За три года войны человек этот мало что понял. Он все еще плохо знал, с кем имеет дело.
Когда была найдена, поднята и доставлена в Кронштадт подводная лодка, мы принесли к нему с полмешка его личных фотографий и высыпали их прямо на пол, ему под ноги. Он обомлел, не сразу поверив глазам своим. Семейные фотографии - он с женой и двумя детьми то в Берлине, то у памятных мест северных приморских городов, то среди зелени и цветов южных курортов, то один в веселых компаниях морских офицеров,- ошеломили его.