Я прогнал его. Он из тех, кто приходит по слухам. И конечно, Руслан ничего ему не обещал.
Я обдумывал привоз… Как, в какой день и какими машинами я переброшу в воинские части горючку - всегдашний вопрос. Прикидывая так и этак, закрыл глаза. Заснул… И крепко, не просыпаясь, спал. Ни малейшего предчувствия… А в пять утра бешено залаял Кучум… Бешено, но с радостными взвизгами узнавания. Потом позвонил охранник, что у ворот.
Охранник в телефонную трубку что-то мямлил, не разобрать. Сонный!.. Я поднялся с постели.
Медленно, врастяг я прошел к воротам, слыша все более радостные повизгиванья Кучума.
Сначала я увидел охранника с его сонной улыбчивой рожей… И тут же их обоих.
Оба пацана смотрели настороженно.
А у меня потеплело на сердце. Я не стал говорить им, что уже было похоронил их. На войне такое не говорят. Примета… Ожили - пусть живут.
Значит, Гусарцев подвез их только до Мокрого, где шел бой. А сам поспешил на "стрелку" с Горным Ахметом, где и погиб…
- Что? Не добрались к своим? - я даже с усмешкой, с подтруниваньем сказал-спросил. И улыбался.
Я же обрадовался им. Очень обрадовался… И не знал, что меня ждет.
А ждало крайне поганое, поганейшее известие. Там, на "стрелке" с Горным Ахметом, оба пацана присутствовали. Не только присутствовали… Так получилось, что, начав стрелять в чеченца, один из этих пацанов убил майора Гусарцева. Нечаянно… А именно Алик… Этот мямля. Который со слезами на глазах. Вернее, на одном глазу. На левом… Он стрелял в чеченца… Там был жуткого вида чеченец, которого звали Горный Ахмет, и Алик испугался.
А майор Гусарцев подошел к чеченцу совсем близко. Пули прошили чеченца, а потом автомат в руках Алика дернулся… Пули пошли косо.
Помню, мне жгуче захотелось водки. Глоток!
По счастью, я с самого начала для расспроса, как и что, завел обоих бедолаг в свой складской кабинет… Я сел за стол. А они стояли. Я нет-нет и барабанил пальцами левой руки. Я стал орать на них. Мне уже нестерпимо хотелось стопку-две водки.
Убийство ни в какие ворота не лезло. Я не знал, что и подумать. Я только орал… После нечаянного убийства они оба, Алик и Олег, сразу оттуда в бега… Побежали… Потому что чеченца, этого Ахмета, Алик убил НЕ нечаянно. Чеченцы бы их разорвали… В них стреляли… Но они оба уже кинулись в лес. Подальше от ущелья Мокрого… Бежали и бежали.
Мой ор сотрясал стены.
- Какого хера вы сюда приперлись?! Зачем вы мне?.. Шли бы в свою часть! Да хоть ползком! Засранцы! Суки!.. Что я теперь с вами буду делать?!.
Теперь они влипли, мать их перемать!.. Гусарцева жаль! Коля!.. За какие-то списанные сапоги… Его убивает шиз!.. Ни за что! Случайно!.. Просто пули пошли косо… Мой мозг поразило предчувствие какой-то еще большей беды в будущем… Как теперь откреститься? Заметили ли их там? Запомнили?.. Их обоих опишет нашим первый же пленный чеченец! В полном говне… и я с ними! Так долго их нянчил майор Жилин! Баловал!.. А почему? С какой, интересно, стати?
Я просто обязан сдать их в комендатуру. Первым! Донести!.. Пока не донесли другие… Те же чичи!.. Из чичей кто-нибудь да попадет в плен! И заложит пацанов!.. Суки!.. Ну какая им невезуха… Дети же! Больные дети…
Я заорал:
- Убирайтесь вон!.. Куда хотите!.. Я вас не знаю и знать не хочу. Я вас никогда не видел!
Я даже затопал ногами.
Они ушли… Как-то уныло заспешив. Не подымая лица.
Я был как оглушенный. Почему они вернулись?.. Почему ко мне?.. Какое мое дело! Контуженных на войне хватало всегда! Контуженные были и будут. Контуженный имеет привилегию застрелить кого угодно… И пусть ими занимаются те, кому за это платят. Где эти говнюки, белохалатники? Врачишки сраные! Это ваше дело! Это ваши пацаны!.. Вот!.. Когда вы нужны, где вы?.. Заберите их. С глаз долой. Знать не хочу…
Крамаренко вдруг вырос перед моими плохо видящими глазами:
- Товарищ майор… Дать им чаю? Поесть дать?
Мать их!..
Я с усилием зачем-то пытался вспомнить ту клятую минуту. Вернуть ее. Минуту, с какой началась эта добренькая, гуманная затея отправить их обоих к своим… Минута, когда я связался с ними.
- Дай… Пока народ не проснулся.
Перед тем как пойти к пацанам, Крамаренко, не спрашивая, молчком вынул мне из холодильника водку.
Я смотрел на десяток ос, суетящихся на моем столе. Природа вещей… Осы спокойно ползали, сталкивались. Некоторые опасливо взлетали.
- И ты стал стрелять? В чеченца?
- В чеченца.
- Убил его?
- Д-д-да.
- А как попал в майора?
- Автомат… Д-дуло чуть поехало. Я же в машине сидел. Вполоборота… неудобно… Я свесил ноги вниз… Дверца машины открыта, но эта дверца качалась туда-сюда. Мешала мне…
- Дверца дверцей, но ведь ты автомат навел?.. Зачем?
- Майор Гусарцев так приказал… Д-д-держи нас обоих на мушке… Чтобы чич видел. Чтобы чич не вздумал ш-ш-шутки шутить… Майор так выразился: чтобы чич все время ч-чувствовал пулю в стволе…
И второй, который Олег, кивнул головой:
- Да, да. Так и было. Так и сказал майор Гусарцев… Чтобы чич чувствовал пулю.
Сбивчиво, перескакивая с пятого на десятое, они кое-как выложили, что помнили.
Собственно, рассказывал Алик. А Олег нет-нет и свидетельски повторял, поддакивал. При каждом строгом моем переспросе (и взгляде на него) Олегу хотелось вскочить со стула - отдать майору Жилину честь. Разок ему удалось. Он вытянулся в струнку.
- Перестань скакать. Сиди!
- Так точно, товарищ майор.
Зато он уже не таращил со святого перепуга глаза. И не вопил насчет присяги… Олег, я вдруг отметил, на чуть изменился к лучшему. Его контузия претерпела… Невнятно долгое молчание. Но с отдельными разумными фразами.
И повторял за Аликом:
- Да, да.
А тот, который плачущий одним глазом, застреливший нечаянно Колю Гусарцева, нес свое. Наваждение было, торопливо объяснял он. Солнечные зайчики!..
С ним, с Аликом, такое бывает… Он же майору Жилину рассказывал. Страх, как желтый шар. Прямо перед глазами. И этот шар вдруг развалился… Осколки солнечные, желтые-желтые! - они полезли Алику прямо в зрачки… А чеченец криво и опасно улыбался. И хлопал себя по бедру…
- И ты решил, что сейчас он выхватит пистолет.
Я забрал обоих из казармы, чтобы быть уверенным в их молчании. Я отделил их от солдат-грузчиков, с которыми они жили и с которыми вместе катали бочки. И вообще от погрузочно-разгрузочных работ освободил. Обособил… Для надежности… Чтоб ни днем, ни ночью… Велел Крамаренке поселить их в пакгаузе-8. Там, где тихое место нашего писаря.
И где совсем недавно я пристраивал пожить своего говорливого отца. (Тоже, кстати, с целью, чтобы жил тише и незаметнее. Ну и чтобы пореже выступал…)
Крамаренко кивнул - выполнит мигом. И спросил: а куда деть Пака?..
Вместо Пака - они.
Оба будут теперь заниматься учетно-писарской работой. Справятся… Для наших отчетов-отписок ума не надо. Ну, пусть с помарками… Пусть будет не так аккуратно и стерильно, как у Пака.
Крамаренко снова кивнул:
- Верно… Правильно… Пак вон какую ряшку нажрал!
Пакгауз-8 - замечательное по удаленности, по неконтакту место. Писарь Пак даже питался, то есть ел кашу и выхлебывал на третье армейский компот, отдельно от солдат. Когда солдат строем из столовки уже уводят. С песней!
С песней, как правило… Солдаты так наедаются, что, оторвавшись от стола, от своих мисок, спят на ходу. Но, уходя, все равно поют… Ценят складскую жизнь, в которой тяжко все, кроме одного. Здесь не стреляют.
Пакгауз-8 полуподвален, но сух. Спать будут здесь же. Два топчана из казармы… Стол с бланками сразу у входа… Лампа освещает… Тут эта пара контуженных будет сидеть напротив друг друга и заполнять бланки. Выписывать и записывать. И молчать, молчать, молчать! (И ждать выход Хворя с его надежной колонной.) Ну, поскучают малость.
- Но смотри - не загружай Пака слишком. Чтоб на бочках не поломался. Хилый он.
- Ни-ни. Боже сохрани!
Крамаренко знал дело. Он берег солдат. Он на своем месте.
- А потом Пак вернется назад. Когда пацанов отправим.
- Понял, т-рищ майор.
С Крамаренкой мы стрельбу Алика в майора Гусарцева не обсуждали. Ни словцом. Я не сказал. Он не спросил… Не надо… По умолчанию.
Надо быть начеку. Скверное для пацанов дело.
Я сам их расспрошу… Пристрастно… И не стану покрывать, если убийство из примитивной окопной ненависти к офицеру… Я сам офицер. И я знал, как иногда солдату, который всю ночь месил ногами дорожную грязь, хочется выстрелить мне в спину.
Как это было?.. Гусарцев спокойно вел машину, пацаны с автоматами спокойно сидели сзади. Но, приближаясь к ущелью, майор Гусарцев повел машину обходными дорогами, галсами… Сворачивал вдруг резко… Все время зигзагами, чтобы не напороться ни на своих, ни на чичей. И чем ближе к ущелью, к месту, где только что разгромлена колонна, тем голос его жестче… Майор покрикивал:
- Сидеть прямо, пацаны! Не смотреть в окно… Не поворачивай лицо… Влепят же пулю, идиот!
Не поворачивать к обочине лицо - обычная практика едущих в джипе по ничейной дороге. Чтоб со стороны не знали, кто и зачем едет. Чтоб не стреляли из кустов… Враг? Или не враг?.. Чтоб видели только камуфляж, а кто и что - неясно.