- А еще сказывали, - старичок опасливо повертел головой по сторонам, зашептал, - город Орел наши взяли, да…
Оксана Ивановна никогда не выезжала за пределы Энска и не знала, где находится город Орел. Но известие было утешительное. За Орлом могла прийти очередь Энска.
Словоохотливый старичок рассказал еще, что на базаре полицаи били двух женщин, допытываясь, где взяли для торговли немецкие эрзац-конфеты. Потом он зашелся кашлем; отдышавшись, пожаловался на боль в спине.
- Пиявочек поставить, вот бы славно, да… - вздохнул он. - Есть у одной, дорого просит - стакан соли, да… Меня и банки облегчали, так в доме ни одной нет и спирту нет, да…
Оксана Ивановна растолковала старичку, как вместо банок поставить граненые стаканы, а вместо спирта жечь в них бумажные жгуты. Потом они передвинули свои ведра, а когда возвратились к палисаднику, из калитки углового дома вышагал, поблескивая сапогами, немецкий офицер и свернул на Артемовскую. А в калитке появились две женщины.
Одна в шелковом заграничном платье с цветастой каймой встала, подбоченясь, круглолицая, безбровая, с красным пятном вывернутых губ. Другая была хозяйка дома Ефросинья Даниловна Савченко, - по-уличному, Фроська. Темноволосая, с небольшой головой и белой красивой шеей, она скрестила руки на груди и недобро оглядела людей, заполнивших улицу.
Муж этой молодой бездетной женщины до войны работал техником коммунального отдела. Поговаривали, что огромный, в шесть окон дом он построил не очень честно.
С появлением немцев Фроськин дом приобрел шумную известность. Фроська не только сама принимала немецких офицеров. По утрам от нее уходили такие же беспутные бабенки с опухшими от пьянки, помятыми лицами.
Оксана Ивановна люто ненавидела и не упускала случая уязвить Фроську. Но сейчас ей было не до того. Она отвернулась к палисаднику, но поздно. Фроська шла прямо к ней.
- Тьфу, блудница вавилонская! - сказала темноликая старуха и, решив, что это неубедительно, добавила: - Стерьва поганая!
Старичок заерзал, тихо прошамкал:
- Известно, овчарка немецкая!
Фроська презрительно цыкнула на него:
- Ты еще слюни распустил, мухомор плешивый! Двину раз - и трухой рассыплешься!
Боясь скандала, старичок втянул головку в сухонькие плечи. Привлеченные наглым Фроськиным тоном, люди придвинулись ближе. Фроська заглянула в лицо Оксане Ивановне и умильно сложила губы бантиком:
- Доброго вам здоровьичка, Оксана Ивановна!
Старуха прижалась пылающим лицом к заборчику.
Фроська хищно оскалила мелкие белые зубы.
- Да вы не прячьтесь, Оксана Ивановна, я не злопамятная, не укушу, - сказала она. - Теперь поняли, кто прав? Сегодня жив человек, а завтра - нет его. Война все спишет. Видала я Галю, гладкая такая, нарядная, чемоданы шикарные. Привет ей от меня, выберу времечко, наведаю, как же…
В иное время за подобные речи кто-нибудь из толпы матерно обругал бы Фроську. Но теперь любопытство и неприязнь людей обратились на Оксану Ивановну. Фроська поправила пышную прическу, складки на платье, торжествующе заговорила:
- Ваша Галя понимает свою выгоду. Она где ж, в учреждениях германской армии служит или в гестапо? - и, не дождавшись ответа, самоуверенно сделала вывод: - Скорее в гестапо, там лучше платят. Теперь и вы заживете, Оксана Ивановна. Заходите вечерком с Галей, отпразднуем ее приезд…
Ничего более унизительного Фроська не смогла бы придумать. Оксана Ивановна вскочила и разъяренно впилась ногтями в смуглые Фроськины щеки. Толпа в изумлении подалась назад. Один лишь старичок, расхрабрившись, подбадривал:
- Рви ее, овчарку, рви, не жалей!
Фроська взвизгнула от боли и от страха за свое лицо, оттолкнула старуху. Но Оксана Ивановна вцепилась в темные Фроськины локоны и безжалостно дергала их, говоря:
- Несчастью моему обрадовалась, паскуда! Над старухой измываешься! Думаешь, я Гальке своей прощу? Всех вас на площади перевешать надо заместо людей наших! Ну, дождетесь еще своего часа, дождетесь, поганки!
Она брезгливо обтерла руки о передник, взяла ведро и двинулась за вторым ведром прямо на людей. Толпа расступилась, люди смехом и восклицаниями провожали ее.
- Отделала бабка шкуру этой гниде! Нехай помнит! А то расквохталась тут, на старика ругалась!
- Вишь, дочка у ей с немцами снюхалась!
- Бить их, хлюстанок, надоть, жиреют тут на нашей шее!
- А то, у Фроськи добра, вон, полон дом!
Симпатии толпы были всецело на стороне Оксаны Ивановны, но она ничего не слышала. Она думала, что скажет сейчас Галине. Кто-то услужливо подхватил ее ведро, протиснулся к колонке, сказал:
- А ну налейте, у бабки вон несчастье, слыхали!
Фроська, подняв кулаки, с угрозами бросилась за старухой. Но толпа сомкнулась перед ней. Фроська бессильно опустила кулаки.
II
В домике Оксаны Ивановны было две комнаты и кухня. Большую, с окнами на улицу, занимал немецкий лейтенант Павлюк. Когда приехала Галина, старуха уступила дочери маленькую комнатку с окнами во двор и в садик и переселилась в кухню. Они могли бы устроиться вместе, но близость дочери угнетала Оксану Ивановну, да и Галина прозрачно намекнула, что ей одной удобнее.
В коридорчике Оксана Ивановна помедлила у дверей Галиной комнаты. "Так и есть, опять клятый Павлюк там", - подумала она и что было силы хлопнула кухонной дверью.
Галина раздраженно бросила на колени старый альбом с фотографиями киноактрис, когда на круглом столике жалобно зазвенели вазы с печеньем и сахаром.
- Не мелькайте перед глазами, Иван Трофимыч! Садитесь! Мама пришла, сейчас будем кофе пить…
Лейтенант Павлюк, плечистый, краснолицый, замер с сигаретой перед молодой женщиной. Хороши были ее светло-пепельные волосы в тугом венке кос и в завитках, небрежно спадавших на чистый нежный лоб. Хороши были ее горячие, темно-карие глаза в пушистых ресницах. Она держала в пальцах потухшую папироску и раскачивалась в кресле-качалке.
Павлюк выкинул окурок в раскрытое окно, взял с туалетного столика плюшевого трехногого медвежонка.
- Зачем этот потрепанный зверь? - спросил он, хмуро повертев игрушку. - Не люблю хлама прошлого! - и он размахнулся, чтобы выбросить медвежонка в окно.
- Не смейте! - запретила Галина, спрыгивая с качалки; она прижала игрушку к груди. - Это мой друг детства - маленький Мишутка! Вы помните, Иван Трофимыч, сказку Толстого "Три медведя"?
Галина нараспев заговорила:
- "Один медведь был отец, звали его Михайло Иваныч. Он был большой и лохматый. Другой была медведица. Она была поменьше и звали ее Настасья Петровна. Третий был маленький медвежонок и звали его Мишутка…". Вам смешно? Вы не любите своего детства?
- Трехногий талисман! - ухмыльнулся Павлюк.
- А у меня и счастье искалеченное, как этот Мишутка! - с вызовом сказала Галина, поглаживая вытертый плюш игрушки; отворив дверь, громко крикнула: - Мама, будь добренькой, принеси нам кофе! - и, возвращаясь в кресло, нетерпеливо протянула: - Вы намерены развлекать меня, Иван Трофимыч? С вами умрешь со скуки!
Павлюк придвинул стул к креслу, сел и словно нечаянно накрыл рукой колено женщины.
- Вы несправедливы ко мне, Галина Григорьевна, - вкрадчиво сказал он. - Вы даже не успели осмотреться. Походите по городу…
- Ах, боже мой! - капризно перебила его Галина. - Ну что я буду осматривать в этом городишке, где я прожила семнадцать лет? Уж не к знакомым ли мне ходить, по-вашему? Тут ни одного образованного человека не найдешь! Да еще нос воротят!
Резкие складки залегли в углах чувственного рта Пав-люка.
- С-скоты! - слегка заикаясь, проговорил он. - Они сторонятся нас, как зачумленных… Я бы их за это! - и он стиснул большой волосатый кулак.
Галина равнодушно скользнула по нему взглядом.
- Простить себе не могу, что не поехала с шефом в Берлин. Детские выдумки: маму захотелось повидать. Ха-ха-ха! Святая наивность! Вы думаете, она мне обрадовалась?
Легкая на помине Оксана Ивановна без стука отворила дверь и внесла две алюминиевые кружки.
- Фу, мама! Ну, где это видано, чтоб кофе в кружках подавали?
- Не наготовили еще стаканьев на вас, господ! - угрюмо сверкнула старуха такими же горячими, как у дочери, глазами и вышла.
- Ехидная у вас мамаша! Давно у меня руки на нее чешутся!
- Что вы, что вы, Иван Трофимыч! - заступилась Галина. - Она добрая, просто недостаток воспитания. У старых людей всегда причуды… - она повела рукой в сторону стола. - Пейте, Иван Трофимыч, с печеньем, это одесское… - потерев лоб, задумчиво сказала: - Шеф вернется в Одессу через три недели. Без него не стоит туда ехать. А тут я за два дня истосковалась… Ах, Одесса, Одесса, там я не знала, что такое скука!
- Не печальтесь, Галочка, что-нибудь придумаем. Я попрошу у оберста разрешение не дежурить по ночам.
- А он позволит?
- Постараюсь…
Галина пытливо смотрела на офицера. Павлюк неопределенно пожал плечами, говорить о своих сомнениях он не хотел. Но женщина заметила его неуверенность.
- Иван Трофимыч, миленький, вы постарайтесь, ладно? Вдвоем с вами мы можем и погулять, и сходить куда-нибудь!
- Ходить тут особенно некуда, Галочка. Одно кино паршивое да борд… - он поперхнулся на этом слове и поправился: - Ресторан офицерский. Впрочем, и дома можно отлично время провести. Устроим завтра пирушку, я винца прихвачу с собой.
- Дома скучно, - заупрямилась Галина. - Лучше в ресторан. Веселиться так веселиться.
- Но там… пьяные. Приставать будут…
Женщина удивленно сдвинула брови.