Андрей осторожно отворил калитку, стараясь, чтобы не было слышно скрипа, прошел по протоптанной дорожке к засыпанной снегом беседке и сбросил шапкой снег со скамейки. Он думал о Ларе. Ему было и грустно и отрадно…
В седьмом классе Андрею с трудом давалась математика, на уроках он терпеливо слушал и как будто все понимал, но дома задачи не получались, алгебра казалась недосягаемой, и только геометрию кое-как удавалось одолеть. Пришлось заниматься у репетитора. Жил он за прудом, довольно далеко, и ходить к нему нужно было по вечерам. Андрей запрягал в легкие санки лохматую овчарку Шандиза и летел на нем, как Иван-царевич на сером волке сквозь мрак. Сильная собака мигом доставляла Андрея на место. Он привязывал овчарку у маленького домика и входил в теплую, светлую комнату Василия Петровича.
Однажды, объяснив урок, Василий Петрович дал Андрею задание и едва начал проверять, правильно ли ученик сделал запись, как в соседней комнате что-то с треском упало и на всю мощь заорал приемник.
Василий Петрович поперхнулся, прервал на полуслове объяснение и вышел. Вскоре он вернулся и привел с собой какую-то девчонку. Девчонка была в лыжных штанах и явно задавалась. Она с независимым видом прошла мимо Андрея, прижимая к себе ящик с радиолампами, магнитом и какими-то катушками.
- Конструировать будешь потом, после урока, - недовольно проговорил Василий Петрович. - Понятно, Лара?
Лара… Так она вошла в жизнь Андрея…
Но Лариса не замечала Андрея. Когда они стали учиться в одном классе, она относилась к нему точно так же, как и к другим, пожалуй даже хуже, чем к другим, например к Вовке Панову.
…Дома еще не спали, из комнаты доносился рокочущий бас отца, мать вышла Андрею навстречу разрумяненная - хозяйничала у плиты.
- А у нас гость, - весело проговорила она.
- Кто, мам?
- Угадай!
Андрей осторожно выглянул из-за двери и тотчас же рванулся вперед:
- Боря, Борис!
За столом с папиросой в руке сидел красивый темно-русый командир с тремя кубиками на петличках - старший сын Кургановых, Борис. Он вышел из-за стола, схватил младшего брата в охапку и поднял к потолку.
- Здорово, братишка! Растем помаленьку!
Андрей с восхищением оглядывал брата. Высокий, плечистый, атлетически сложенный, Борис - "опора семьи", как его называли, - правился всем. Правильные черты лица, большие серые глаза с длинными, изогнутыми ресницами, упрямый рот, подбородок с ямочкой, красивый, сильный…
Борис был кадровым военным. Еще с детства он занимался спортом: футбол, штанга, бокс, стрельба из пистолета и винтовки - все его увлекало. После окончания пехотного училища он был назначен командиром роты. Его дивизия стояла в Ломже, маленьком городке на западной границе…
Борис принес из кухни самовар, помог матери накрыть стол. Сели пить чай. Отец, Иван Савельевич, крепкий, ширококостный, седоусый, хотел послушать о жизни на границе, торопил сына, но тот отшучивался, переводил разговор на другое. Андрею было тоже интересно послушать брата, и он поддержал отца:
- Ну расскажи, в самом деле, как там у вас…
Борис отнекивался:
- Да что там рассказывать! Граница как граница. Только надолго ли она, вот вопрос.
Андрей с недоумением посмотрел на брата.
Иван Савельевич задумчиво покачал седой головой.
- Фашизм расцвел, до наших границ начал добираться.
- Боренька, - ласково вмешалась мать, - у нас же с ними договор.
Иван Савельевич грустно усмехнулся, обнял жену:
- Эх, Танюша… А помнишь, как в тех краях панов рубали?
Отец воевал в коннице Буденного и очень любил вспоминать о прошлом. В такие минуты он молодел, улыбался, распрямлял плечи.
- Что им договор! - взъерошил чуб Андрей. - Это же гитлеровцы, бандиты.
- Ну, ты, политик, ешь пирожки.
Татьяна Семеновна принесла из кухни блюдо с пирожками.
- Не робей, братишка, - улыбнулся Борис. - Мои бойцы - правильные ребята, учиться можешь спокойно…
Перед сном, стаскивая сапоги, Борис спросил:
- А ты по-прежнему вздыхаешь по этой… как ее… Ларе?
Андрей отчаянно покраснел.
- Понятно, - насмешливо улыбнулся Борис, - можешь не высказываться. Девчонка, говорят, недурна собой, а в общем, наверное, рядовой товарищ.
Андрей разозлился:
- Она, конечно, не чета твоей супруге… Кстати, ты почему не взял ее с собой?
Борис погасил свет, долго затягивался папиросой.
- Так почему приехал без Иры, а?
- Спокойной ночи, - пробурчал Борис и затушил папиросу.
Рано утром, едва рассвело, Борис Курганов осторожно, стараясь не разбудить брата, оделся, взял старенькую "ижевку" - бескурковку, туго перепоясался патронташем и вышел во двор.
Стоял слабый морозец, ветра не было, в поголубевшем небе уплывал в неведомую даль блеклый челнок месяца. Борис вытащил из сарая заиндевевшие лыжи, протер их рукавицей и вышел за калитку. Улица просыпалась. Утопавшие в снегу домики помаргивали освещенными окнами, словно щурились, просыпаясь. Стройные столбики дымков тянулись от прокопченных труб. Борис вышел на главную магистраль поселка - Октябрьский просек.
Лесное местечко Ильинское невелико. Лет тридцать назад здесь жила помещица Ильина, толстая сварливая старушонка.
Вокруг ее обители лепились рубленые дачки. Участки приходилось отвоевывать у векового леса. Хотя чащобой эти места назвать нельзя, все же первыми поселенцами было положено немало трудов. Дороги и улицы прокладывались в лесу и назывались по-таежному - просеки.
После Октябрьской революции помещицы не стало, в поселке построили два санатория, школу-десятилетку. В бревенчатых дачках, с причудливыми старорежимными флюгерами, поселялись рабочие, служащие…
Ускоряя бег, Борис скоро достиг леса. Лес жил своей обычной жизнью: красногрудые снегири тормошили кусты боярышника, выискивая что-нибудь съедобное. Осторожно петлял матерый беляк, наивно полагая заячьим своим разумом, что охотнику ни в жизнь не распутать хитрые стежки; деловито стучал по сосне лесной работяга дятел: крепкоклювый, белогрудый, верткий и цепкий, он размеренно и четко долбил засохшую кору вековухи-сосны. Веселая белка, распушив хвост, перепрыгивала с дерева на дерево, заигрывала с охотником, роняя ему на голову смерзшиеся шишки.
Борис присел на пенек, закурил, внимательно присматриваясь к затаившему дыхание лесу. Как он любил его! С детства в любую погоду он приходил сюда и просиживал часами на замшелых пнях, на поваленных ветром стволах или просто на траве.
"Кха-ша-ша!" - раздалось в стороне.
"Сорока, - подумал Борис. - Вот несносная птица! Опять распугает зверей и птиц!"
Сороки постоянно мешали Борису. Их стрекочущий крик воспринимался лесными обитателями как сигнал тревоги.
"Кха-ша-ша!" - раздалось совсем рядом, и из-за деревьев вылетела пара черно-белых сорок.
- Ну погодите! - обозлился Борис, и в то же мгновение приклад его "ижевки" взлетел к плечу.
Трах! Трах! - гулко прозвучали в морозном воздухе выстрелы. Сорока комом упала в снег, вторая, истошно вопя, судорожно металась меле стволов, роняя перья.
Сзади заскрипел снег, и звонкий девичий голос произнес:
- Как вам не стыдно!
Перед Борисом стояла совсем молоденькая, лет шестнадцати, девчушка в синих лыжных штанах, свитере и сбитой на затылок ушанке. Она шла по целине, ее серые валенки, перехваченные ремнями креплений, были припорошены снегом. В рыхлом снегу едва угадывались широкие лыжи-коротышки. Борис посмотрел на разгоряченное гневом лицо, на воинственно вздернутый носик и вежливо осведомился:
- А почему же мне должно быть стыдно, уважаемая сударыня?
- Но вы же стреляли в живое существо!
- Ну и что же, сударыня?
- Какая я вам сударыня, у меня есть имя!
- Вот как? Рад за вас. Как же вас, сударыня, звать-величать по имени и отчеству?
Серые глаза Бориса весело блестели.
- Еще раз прошу не называть меня сударыней, зовите меня просто Лара.
Ах, так вот кто она! Борис с любопытством посмотрел на девушку:
- Есть! Буду звать вас только Ларой. Обязательно всякий раз буду так называть.
- Как же всякий раз? - засмеялась Лара. - Ведь вы не здешний?
Борис снял шапку, провел ладонью по волнистым волосам.
- Да, вы правы, я, можно сказать, не здешний…
Повернули к поселку. Борис так и не надел шапки, сунув ее под куртку за пазуху. Витой чуб поседел от инея.
Лара шла с ним рядом, искоса поглядывая на его тонкий профиль, решительные глаза. Она рассказывала о школе, о ребятах, о делах класса, не подозревая, что Борис посвящен во все тонкости школьной жизни.
Показался дом Кургановых. Лара попрощалась и пошла налево к пруду. Неожиданно она обернулась и крикнула:
- Подождите-ка…
Борис остановился, подошел.
- Простите, я хотела спросить вас…
- Пожалуйста.
- Вы и человека смогли бы так же, как и сороку…
Борис внимательно взглянул на девушку:
- Если б было нужно, то смог бы.
Лара посмотрела на него долгим-долгим взглядом, словно силилась понять услышанное.
Поздно вечером Андрей пошел к Нике Черных. Ника жил неподалеку, в коротком безымянном переулке, который бабушка шутя именовала Никиным, Переулок был открыт ветрам, и они надували здесь огромные сугробы. Луна серебрила снежный покров. В овальных и круглых снежных ямах скрывалась синяя тень.
Происхождение ям было Андрею хорошо известно: в Никином переулке друзья устраивали матчи французской борьбы. Часами катались они по снегу, перепахивая целину на обочинах дороги и ловкими приемами сшибая друг друга с ног.