Глава четвёртая
В лабораторию электронно-моделирующих стендов заглянул Берг. Когда он заходит, Майков ловит себя на противоречивом чувстве: Берг остроумен, говорить с ним всегда интересно. И в то же время беда прямо!.. Свойственна Бергу временами утрата чувства обратной связи. Бывает, занят страшно, а прервать затеянный разговор неловко. Майков по-настоящему уважительно относится к Бергу. Но что делать, если, разговорившись, и разговорившись о деле, о чём-то новом, интересном, тот не унимается и проникает в новые пласты, а тут нет ни минуты свободной!
Вот и сейчас: Майков срочно пишет отчёт по моделированию управляемости на стенде "Икс", а Берг врывается с новой идеей.
- Так вот, Юрий Антонович, то, что ты здесь творишь - все это, прости, древнейшая муть… Да, да, не обижайся. Послушай, что мы у себя в лаборатории надумали… Собираемся непосредственно в полёте моделировать все параметры устойчивости и управляемости любой из летающих машин…
В другой момент Майков задал бы Бергу кучу вопросов, чтоб добраться до "изюминки", но сейчас он вынужден делать вид, что сосредоточен над отчётом.
- Да ты меня, Юрий Антонович, не слушаешь, - говорит Берг, вставая.
- Нет, нет, продолжай…
Берг подходит к окну, чуточку досадуя. На подоконнике множество горшков и горшочков с кактусами. Он наклоняется к расцветшему багрово-бархатистому колокольцу: пахнет - не пахнет?.. Не глядя на Майкова, роняет:
- Какие новости?
- Никаких особенно… Вот Рина собирается в Париж, - не отрывает глаз от бумаг Майков. - Я попросил привезти мне модный галстук.
Рина - секретарь учёного совета - возится у своего стола с машинкой.
- Привезу, привезу, - смеётся, - с мадонной на обратной стороне.
- А Бергу привезёте? - спрашивает Майков.
- Генрих Борисович, вам тоже с мадонной?
- Мне бы лучше мадонну… без галстука!
Все трое смеются.
- А вообще, Рина, что, уже и ваша очередь ехать в Париж? - любопытствует Берг.
- Да что вы, одни разговоры!.. Едет опять профессор Ветров.
- Все равно с КПД, близким к нулю, - безапелляционно заявляет Берг. - Ну пошатается, посмотрит Лувр, а здесь, в бюро информации, по каталогам настрочат за него отчёт.
- Нет, - возражает Рина, - к Ветрову это не относится: он сам по ночам составляет отчёты.
Майков встаёт, захватив бумаги со стола. Берг продолжает ворчливо:
- Ну, понимаю, посылать на выставку конструкторов, технологов… Людей изобретательных, способных увидеть в новых машинах, в оборудовании тонкость, новизну. А тут ведь, как хотите, от многих поездок толку нет. Другой побудет там с недельку и говорит: "Ну знаешь, что это за страна!.." - "Что же ты видел?" - спросишь. А он - пык-мык. И сказать нечего. Станет молоть о движении на улицах, о кафе на тротуарах… Что девочки ходят без юбок, в шерстяных трусиках. Вот и все, что увидел.
Так и не оглянувшись, Берг уходит.
На часах без четверти три. Появляется профессор Ветров, садится у раскрытого окна, закуривает. Перекрутив бесконечно длинные свои ноги, просматривает бумаги, протянутые ему Риной.
- О чём это здесь Берг распространялся?
- О моделировании управляемости и устойчивости новых машин на летающей лаборатории.
- Разумная идея. - Ветров откидывается в кресле, отчего его худоба становится ещё зримей. - В этой связи нам не мешало бы больше заниматься Человеком как системой в системе управления… В самом деле, упускаем иногда, что у человека есть так называемое чувство ближайшего пути решения. У ЭВМ его нет, она просматривает пути решения механически…
Рина смеётся:
- А я тут, Василий Александрович, вычитала в "Литературке" на 16-й полосе такую фразочку: "ЭВМ не ошибается, только когда не работает".
- Ну это уж слишком… А возможности форсирования в Человеке высшей нервной деятельности?.. - продолжает Ветров, адресуясь уже к Майкову, тот отрывается от бумаг. - Мы их не знаем. Известно, что машина допускает форсирование в работе в лучшем случае процентов на 25. А Человек?.. Даже в отношении физической нагрузки он может кратковременно форсировать себя в несколько раз. А рекордсмен-спринтер на дистанции 100 метров способен развить мощность до восьми лошадиных сил!.. Что же касается высшей нервной деятельности, то, я убеждён, возможности её кратковременного форсирования поистине грандиозны…
Ветров замечает остановившегося в дверях Стремнина. Они раскланиваются, и Сергей проходит в комнату.
- Так ли понял вашу мысль, Василий Александрович? При создании систем управления мы должны заботиться о том, чтобы наращиванием автоматики не умалять избирательной способности Человека?
- Именно так! - подхватывает Ветров. - Автоматика в помощь - не взамен. Имея на борту Человека, неразумно было бы все более и более снижать доминанту его участия в деле, превращая в созерцателя. "Человек - лучшее программирующее устройство", - как справедливо высказывалось не раз. И это не нужно забывать, коллеги!.. Ба, без пяти три! Рина, начинаем вовремя?
- Конечно, Василий Александрович.
С бумагами в руках она направляется в зал. Ветров, сутулясь по обыкновению, обнаруживает острые, сильно выступающие вперёд плечи, похожие на крылья, которые он словно бы вот-вот распахнёт и… Но, подумав с секунду, профессор роняет кисти обеих рук и устремляется к двери, ведущей в зал заседаний.
- Послушай, Сергей, - задумчиво говорит Майков, - что скажешь о форсировании высшей нервной деятельности лётчика?
- Вижу, тебя заинтриговал Ветров.
- Ну да. Ты, может, не все слышал: он придаёт этому неизученному вопросу исключительное значение.
Стремнин задумался.
- Знаешь, я где-то вычитал, что в повседневной жизни человек склонен загружать свой мозг не более чем на пять процентов. Но для чего-то природа дала ему такой запас ?.. В какой-то момент он, очевидно, может "пошевелить мозгами" как следует?
- Не исключено. Но в какой именно?
- Как мне кажется, избрание момента от человека не зависит… Нет, конечно, несколько активней поразмышлять каждый из нас в состоянии… Вместо пяти процентов, скажем, загрузить свой мозг процентов на восемь, и, пожалуй, не более… Да и хорошо, что природа так оградила нас от проявления форсированной умственной деятельности. А то, поди, в своём стремлении удивить мир многие бы просто спятили!..
- Да-с! - Майков задорно взглянул на Стремнина. - Так все же дано нам когда-то включить "рубильник" своей высшей нервной деятельности хотя бы процентов на тридцать?
- Убеждён, что дано. На какой-то миг. Скажем, в мгновение особой опасности.
- Ты это в себе замечал?
- И неоднократно. - Сергей рассмеялся. - Да и кто из испытателей этого не замечал?.. Один даже записал свои впечатления примерно вот так: на высоте двух тысяч метров и при скорости около тысячи километров в час двигатель вдруг ахнул, как пушка, и лётчик подумал: "Ну, кажется, подловила!.." К ушам прилила кровь, а в следующий миг возникло состояние, которое он назвал не спокойствием, а прозрачностью мысли …
- Фу-ты черт!.. Как это здорово: "Прозрачность мысли!" - воскликнул Майков.
- Да, как он объясняет, будто всё стало необыкновенно чётким и ясным, и это позволило ему с предельной точностью увидеть, что высоты, на которой он оказался без двигателя, как раз хватит, чтобы, снижаясь со скоростью 50 метров в секунду, сделать один за другим два крутых разворота - каждый на 180 градусов! - вывести самолёт к началу полосы и благополучно посадить… Ну, и самое удивительное: получилось все точно так, как он предвидел.
- Значит, в состоянии этой "прозрачности мысли" лётчик мгновенно решил не катапультироваться, а идти на посадку!.. Малейший просчёт стоил бы ему жизни?..
- Просчёта не было: только успел вывести из второго разворота, как под колёсами оказалась бетонка.
- Все ЭВМ не смогли бы так быстро и с такой точностью решить эту задачу! - пробормотал Майков.