* * *
В лётной комнате оказались лишь бородач Петухов, Хасан Мигай, Отаров и штурман Морской. Они стояли в нише окна-фонаря и вели неторопливый разговор. Будто бы отрешённо глядя в окно, Хасан посмеивался. Петухов, попыхивая трубкой, продолжал рассказывать о каком-то технике, у которого была любимая фразочка: "На работке - ни-ни!" И произносил он её затаённо, притиснув указательный палец к губам, и с таким молитвенным выражением, что думалось: "Этот скорей откусит палец, чем позволит себе выпить хоть каплю "на работке".
- И вот как-то прихожу я домой, - продолжал Петухов, - а жена кричит из кухни, не дождавшись, пока разденусь: "Ну как там чувствует себя счастливая роженица, как малыши?.. Ничего не слышал?" Я так и застыл на месте: "Какая роженица, какие малыши?" - даже в жар бросило. А она выбежала с круглыми глазами, вытирает руки о передник: "Вот те раз!.. Да ведь ты сам прислал этого тихого счастливчика отца народившейся тройни, велел выдать десятку на пелёнки, так как у тебя денег с собой не оказалось?!" - "Тьфу ты, черт! - расхохотался я. - Ну и придумал!" А сам шевелю мозгой: "Кто бы это мог быть?" Жена обрисовала внешность прохиндея, и я в конце концов догадался, что это он - "на работке - ни-ни!".
Техник этот долго потом избегал попадаться мне на глаза, а я как увижу его издали, так рассмеюсь… И ведь способный был человечина, а "на работку" все чаще являлся с похмелья, и о нём тогда ещё говорили: "Не трожьте его, он с утра в полужидком состоянии!"
Все посмеялись как-то невесело, и Серафим Отаров вдруг сказал Стремнину:
- Ну что, Серёжа, сегодня с Яном летите по теме "67-30"?
- Вроде бы летим.
- Так вот что… Сам проверь дату укладки парашюта, старательно подгони лямки… А в самолёте проследи, чтобы у всех было как надо… Вы, конечно, будете в кислородных масках, кабину разгерметизируете, ну и перед экспериментом проверите открытие аварийных люков?..
- Разумеется. Все проработано в деталях ещё вчера, а когда соберёмся у самолёта, ещё раз проиграем. За заботу, Серафим, спасибо: парашют я сам на прошлой неделе помогал переукладывать, и мне хорошо подогнали лямки. Так что о'кэй!
- Тут, как я понимаю, - Серафим взглянул виновато, - главное: если потянет в пикирование - нужно, не медля ни секунды, убирать закрылки!
- Спасибо, Серафим. Только так. Мы с Яном обо всём детально договорились.
- Да я, собственно… Ты ничего не подумай… Я был уверен, что вы лучше меня все знаете.
Хасан, смотревший в окно и почему-то гримасничавший, похоже, в ответ на свои мысли, обернулся и протараторил в своей манере сухой скороговоркой:
- Сим, брось трепаться, давай лучше сыграем.
- Фу-ты, ну-ты… - суетливо рассмеялся Отаров, прикрывая рот, хотя смех его и так еле был слышен, и схватил Хасана за руку: - Давай, Хасанчик, давай, хоть и знаю - ты меня обыграешь.
Оба ринулись к шахматному столику, а Стремнин протянул руку и включил приёмник. По "Маяку" звучала музыка Пуччини. Итальянская певица исполняла арию Тоски. Сергей даже замер: как тягучий нектар, вбирал в себя звуки, источаемые будто самим сердцем певицы.
Это была любимая опера его матери. Сергей представил себе, как поёт мама. "К небу всегда я сердцем стремилась смело и песни пела, красу земли и неба прославляя…" - мысленно пропел он за итальянкой по-русски, с необычайной теплотой думая о матери. Сколько раз слышал он с детства эту музыку и слова, когда мама, аккомпанируя себе в день спектакля утром, пропевала всю партию Тоски. И немудрёно, что он многое знал наизусть. "Как-то она там?.. Надо бы вечером позвонить… Представляю, как бы она, бедная, волновалась, если б знала, какой предстоит нам сегодня "пикантный" полетик!"
Позывные "Маяка" вернули его к реальной обстановке. Отаров в этот момент повалил свои фигуры и поднялся из-за стола, его место занял Морской. Серафим с виноватой усмешкой подошёл к окну и приоткрыл створку. Шум двигателей поутих, снизу доносились голоса да слышалось шарканье шагов. Серафим облокотился на подоконник и, глядя на поле, стал задумчиво попыхивать сигаретой. Внизу за окном кто-то зло крикнул: "Пусть убирается!.. Катится к чертям!.. Найдём другого!.. Незаменимых людей нет!"
Стремнин подошёл к Отарову вплотную:
- А ты как на это смотришь, Серафим?
Отаров помедлил, прежде чем ответить.
- Странно, должно быть… Людям кажется, что это так.
- И в этом, на мой взгляд, самый великий парадокс.
- Какой-то человеконенавистник изрёк, а люди повторяют не задумываясь: "Незаменимых людей нет!.."
- Какой там "человеконенавистник"! Деляга или чинуша, - скривился Сергей, - ему-то эта формула удобна - это понятно. А вот люди, повторяя, почему низводят себя до положения листьев, которым будто и суждено, отзеленев да отшумев, осыпаться и быть сметёнными в одну кучу?.. И всё же нет точно двух одинаковых листьев на дереве, как и не родился за всю историю жизни на планете чей-то доподлинный двойник.
- Да, да… Сколько вокруг мужчин и женщин! И смотришь - все будто скроены на один лад. - Серафим беззвучно рассмеялся. - К примеру: мы с тобой оба одинакового роста, худощавы, и лица у нас продолговатые, и глаза-то у обоих серые… Ну, правда, я на несколько лет старше… А так и ты и я - испытатели… Меня не будет - ты меня заменишь…
- "Меня не будет - ты меня заменишь!" - подхватил с усмешкой Сергей. - И выходит, чинуша прав!
- Нет, не прав чинуша! - Серафим даже стиснул Сергея за плечи. - Я, Сергей, строго говоря, никогда не смогу заменить тебя… Мы можем делать в полётах аналогичную работу, и, если пристально не разглядывать, иным может показаться, что одинаково… Но я не смогу так осмыслить лётный эксперимент, я не мог бы быть изобретателем, конструктором, как ты! Словом, если меня поставить на твоё место - я лишь утрачу какие-то свои достоинства, а тебя, Сергей, во всём твоём многообразии свойств и способностей заменить равнозначно никак не смогу!
- Браво, Серафим! - взревел Николай Петухов. (Они и не заметили, что тот прислушивается к их разговору.) - Так же, как и Сергей не во всяком полёте может заменить тебя!.. И тут нет для него ничего обидного: в тебе, Сим-Крылатый, ведь редкостное лётное дарование!
- Ладно уж, ладно трепаться, Коля, - отмахнулся Отаров. - Однако, я вижу, ты согласен: каждый из нас неповторим, а следовательно, строго говоря, незаменим.
- Несомненно. И это я отнёс бы к каждому человеку.
Стремнин кивнул:
- Вот, вот. Если бы человеку почаще и добро напоминали, что он создан единственный раз за всю историю мироздания и в единственном экземпляре!.. Говорили бы ему дружески: "Разберись в себе! В тебе есть способности - это несомненно. Если ты не мыслитель, не художник, то у тебя, возможно, золотые руки!.. Осознай наконец, в силу каких необычайных случайностей ты появился на свет вместо одного из бесчисленных братиков и сестричек, не родившихся из-за тебя. Оцени же этот величайший дар Природы, прояви себя созидателем, сделай что-то для Природы, для общества людей полезное, чтоб люди могли сказать, что ты появился на свет не зря, не отнял попусту жизнь у того, кто мог родиться вместо тебя и прожить с большей пользой…
Стремнин не успел закончить этот длинный монолог, как увидел подкативший к крыльцу "рафик". Из него выскочил механик Митя Звонков, взбежал по ступеням. "Наша, должно быть, готова", - решил Сергей.
И в самом деле: через минуту динамик на стене щёлкнул привычно, и надтреснутый баритон диспетчера огласил: "Яшин, Стремнин, Макаров, Ефимцев, Жаров - одеваться. Двадцать два нуля пятая готова!"
* * *
"Рафик" подвёз их к стоянке, и Сергей, сидевший у дверцы, захватив парашют, выскочил первым, оценивающе и вместе с тем приветливо взглянул на самолёт. Это был турбовинтовой четырехдвигательный самолёт, всесторонне испытанный лет двенадцать назад и хорошо освоенный транспортными лётчиками. И вот теперь испытателям снова приходится садиться за его штурвалы.
Подходя к трапу, Стремнин оглядел носовую часть фюзеляжа, и боковое стекло полуоткрытой форточки в пилотской кабине блеснуло так, будто самолёт подмигнул: "Как, друг, не оробел?.."
С этой мыслишкой Сергей взбежал по ступеням и оказался в полутьме переднего салона. Дождавшись Яшина, чтоб пропустить его первым в пилотскую кабину, услышал, как поднимаются Макаров, Ефимцев, Жаров. Сияющий по обыкновению, толстый и добродушный Яшин обернулся к ним:
- Занимайте рабочие места, но прежде чем запускать двигатели, проиграем ещё разок все наши действия, как они будут в эксперименте.
- Есть, товарищ командир! - козырнул бойкий бортинженер Коля Жаров. - Изобразим все в лучшем виде.