Однажды запущенная карательная машина большевистской власти остановиться не могла, и наполовские кости ее даже не притормозили. До сей поры хранится в семье вырезка из местной газеты с объявлением о торгах дома за недоимки все по тем же налогам. Дочка в это время перенесла тяжелую скарлатину с осложнением на глаза, почти ослепла. Дуню лишили прав. Впереди очень достоверно маячила ссылка. На работу "чуждый элемент", лишенку не брали. Помощи ждать было неоткуда.
Так она поехала в Москву за правдой. Она не знала, есть ли она там, есть ли правда в Москве тридцатого года? Она была твердо уверена, что найдет правду, и тем спасет себя и свое несчастное дитя.
Теперь, спустя более чем шестьдесят лет после этихсобытий, мне, тогда еще не родившейся ее второй дочери, кажется, что именно эта твердая вера и помогла ей. У меня в жизни были тоже непростые переделки, но я изначально знала - если я чего очень сильно захочу - обязательно добьюсь. Материнская закваска.
Она возвратилась в Павловскую с бумагой, что ей выправили в канцелярии М. И. Калинина. Снималась задолженность по налогам и она восстанавливалась в правах. С нею был подлинник той бумаги. Копия павловским властям была отправлена из Москвы почтой.
С этой‑то бумагой пошла Евдокия Захаровна Наполова к местному прокурору. Как уже известно, в Павловской никаких тайн быть не могло. Так и происхождение этого низко
рослого и злобного зимского щеня {зимское щеня, ziensky /франц/ неуклюжее, похожее на щенка 3–5 дней, Дымчатого цвета злобное животное с маленькими глазками и крепкими клыками, чей укус может быть смертельным /примечание автора/} не составляло секрета: сын богатого сапожника, хозяина мастерской в одной из станиц, который отличался особой жадностью и жестокостью, бил рабочих по физиономии голенищем, за что те в свое время и пришибли хозяина. В Павловской же прокурор Воронский выдавал себя за пролетария и блюл социальную чистоту ее обитателей. А когда "чуждый элемент" продемонстрировал из своих рук московскую бумагу, полуграмотный прокурор не смог так быстро осилить текст, но форма дошла до самой его сути, мучимой не только злобой, но и страхом, страхом за себя.
Пришла эта бумага в Павловскую, тем самым закрыв дело с торгами, ссылкой, лишением прав. Но все равно Дуне приходилось несладко. Взяли ее работать в швейную артель имени Сталина. Со своей машиной взяли, т. к. у артели был свой только сараеподобный пошивочный зал и начальство. Шила Дуня хорошо и быстро. Уверенно и точно кроила, не оставляя лишней "лапши", экономя материал. Дальновидная матушка Пелагея Егоровна знала, что такое мастерство пригодится в жизни, и учил Дуню крою и шитью мужской портной из пленных австрийцев, что осели в Павловской после германской войны. Революция и гражданская их и вовсе задержала в России. Дуню учитель одобрял за смекалку и верный глаз. Особенно это важно было в крое, а вот от кропотливой работы швеи ей было муторно. В артели она вспомнила наставления мастера, который в фатерланде "работал конфекцион". Здесь же это называлось массовкой. Умение не пользоваться наметкой экономило много времени, а навык работы на ножной машине, сама машина - новенький, полученный в приданое "Зингер" - позволили Дуне по выработке обойти самых передовых стахановок. Но ее "успехи в труде" дальше рабочего зала не распространялись, а когда приходила какая комиссия - тогда их толкалось видимо - невидимо - заведующая доставала ширмочку и отгораживала Дунину машину в уголке. Комиссии же шопотом сообщалось, что это работает бывшая лишенка. Хорошо‑де работает, да вот. Все понимающе кивали и не задавали лишних вопросов.
Может быть так и образовалась бы как‑нибудь жизнь Евдокии Захаровны. Зоечка, спасибо Богу, поправилась, хорошо училась в школе. Да вот сосед с недавних пор стал проявлять признаки большой заинтересованности. Шел уже пятый год после смерти Наполова, а жена Игната, Дора, умерла и того раньше. Он с дочкой - подростком жил с матерью. Зое было десять лет, Галина, дочь Игната, была на два года старше.
Поженились Игнат Родионович Худолей и Евдокия Захаровна Наполова в 1934 году. Поехали в Краснодар и зарегистрировались там. Буднично так, без торжеств. Что‑то было грустное в этом браке. Это написано на их лицах той поры. С фотографии смотрят совсем еще не старые люди - ему 45, ей - 30, но сколько потерзала их жизнь за эти годы, сколько всего они повидали и пережили. Не мудрено, что они грустны. Ведь за плечами у каждого начатая и законченная жизнь. Дети - напоминание о той жизни. Теперь надо начинать заново. Они оба решились на это.
Война грянула, когда все начало как‑то налаживаться. Правда, трудновато им было, когда Игнат, совсем разбив горшок с властями, "удалился от дел" на пенсию. На ее, бабиных, Гордеича плечах лежало большое хозяйство. Кормились только с него. Даже хлеб сами пекли из муки, что Худолей добывал в колхозах подешёвке. Но денег хронически не хватало. Девочки заканчивали школу, одеть - обуть надо. Галина уже поступила в Москве учиться, Зоя собиралсь туда же. Вот окончит школу в 41–м и подаст документы в Москву, в университет. Должна была получить аттестат отличницы, все годы училась только на отлично. Почему же ей в Москву не поступить? Кому ж тогда, если не таким способным детям?
А пока денег не хватало. Девочки очень хотели велосипед, патефон. Нет денег. Одежду шила - перешивала из своих старых запасов, наполовских еще туалетов. А обувь, обувь…
Перестроили дом и две комнаты с отдельным выходом, кухней, сараем вот уже несколько лет вынуждены сдавать внаем. Ведь каждый год Игнат должен был на два месяца ездить на курорт. А в санатории кормят плохо, поэтому он еще не выехал, а по почте на его имя в санаторий уже отправлялась посылка. В особых фляжках масло топленое, мед, смалец, копченое мясо крупной дичи и все такое. Через неделю - вторая посылка, потом третья и так пока не вернется. Все это требовало денег, а он не хотел этого понять. Пока его не было дома, можно было немного попридержаться с этим ужасным калорийным питанием, которым он мучил не только себя, но и всю семью. Часть этих жиров и птицы продать, да хоть что‑то купить девочкам из одежды или обуви. Спасибо продавщицы в потребкооперации всегда скажут, когда что дешевое и хорошее будет и могут даже оставить. Они всегда надеялись на Дусину ответную услугу - когда Худолей соберется устроить ревизию, она их предупредит. Худолей не выдавал ей никогда этой "военной тайны", но она по своим приметам догадывалась и всегда предупреждала. А как девочкам хотелось патефон купить! Правда, гитара есть. Да когда они на ней играют? Только когда отец на курорте или на охоте. А так его беспокоит шум, музыка, громкие голоса. Даже радио и то только наушники. И квартирантов тоже предупреждали - никакого шума, никакого крика, никакой музыки.
Вот и собирались у Сычевых, у Нюни, похохотать. Иван Ильич, Нюнин муж идет с работы, зайдет за дом с тыльной стороны и в большую форточку кухни возьмет Белочку. Жили они в двух кварталах, рядом. У всех уже дети большие, а эта с года чисто говорит, а сама маленькая - маленькая. Вот и таскает ее дядя Ваня под полой для развлечения. А Худолей не разрешает, говорит, что у Сычевых не для детских ушей выражения в обиходе. Боится значит, чтоб не набрался ребенок этих самых неподходящих выражений.
А однажды так случилось, что обе сестры, Нюня и Дуня, принарядившись, пошли с Белочкой пройтись по главной улице воскресным вечером, как принято было в те годы. А Иван Ильич не отпускал Белочку, то за ножку схватит, то за ручку и все уговаривал ее остаться, не ходить на погулку, а вот так с ним поваляться дома на ковре. А трехлетний ребенок возьми и выдай в его адрес такой длинный и затейливый мат. У Вани и челюсть отвисла
- Белочка, где ты это слышала?
- Да папа вчера учил Стэна {охотничий пес, ирландский сеттер} в саду, а я за колодцем сидела и слышала…
- А ну повтори, повтори…
А потом сгреб "вещественное доказательство" и понес демонстрировать родителю. После этого случая вопрос о неподходящих выражениях не возникал.
Как трудно даже мысленно оттолкнуться от мирного времени. Пусть в чем‑то трудного, тревожного, чем‑то неустроенного и недостаточного, но все же мирного. Да и что они знали о войне, когда услышали по радио речь Молотова! Первой мыслью Дуси было - Господи, Зоечка вчера отослала документы в Москву, в университет. Пропадет аттестат отличницы! Не пропал, однако, хоть война уже началась. Возвратились документы с рекомендацией - ищите вуз поближе к месту жительства.