Ее дальние родственники и знакомые часто удивлялись, получив по почте, неизвестно от кого, красивую вещицу. В своем большом сундуке черного дерева Кхемонкори хранила много разных бесполезных, но красивых и изящных безделушек и шелковых одежд. В душе Кхемонкори давно уже решила, что, когда появится в доме жена Нолинакхо, все это будет принадлежать ей. Будущую невестку Кхемонкори представляла себе очень красивой и совсем юной девушкой, которая своим появлением озарит счастьем их дом. А старая свекровь будет заботиться о ее нарядах и украшениях. В таких сладостных мечтах Кхемонкори коротала свой досуг.
Остальное время Кхемонкори проводила в молитвах, совершала омовения и другие религиозные обряды. Ела она раз в день: немного молока, плодов и сладостей. Но то, что сын строго выполнял все обряды, Кхемонкори не одобряла.
– Зачем мужчине мучить себя напрасно? – нередко говорила она.
Мужчины казались ей большими детьми. Она спокойно и снисходительно прощала им невоздержанность в еде и легкомыслие в поведении.
– Воздержанность мужчинам совершенно ни к чему! – снисходительно утверждала она.
Конечно, все должны соблюдать предписания религии, но Кхемонкори твердо верила, что правила поведения не для мужчин. Ей доставило бы радость, прояви Нолинакхо хоть в малой степени свойственные другим мужчинам легкомыслие и эгоизм, лишь бы он не беспокоил старую мать в ее молельне и избегал бы тревожить ее, когда она занята совершением религиозных обрядов.
Оправившись от болезни, Кхемонкори поняла, что не только Хемнолини стала верной последовательницей Нолинакхо, но и престарелый Оннода-бабу внимает словам ее сына, как словам мудрого наставника, с глубоким почтением и любовью. Это очень забавляло старую женщину.
Однажды, позвав к себе Хемнолини, она, смеясь, сказала ей:
– Дочь моя, мне кажется, что ты и твой отец напрасно поощряете Нолинакхо. Зачем вы слушаете его безумные речи? Девушке в твоем возрасте следует думать о нарядах, больше смеяться, весело проводить время, а не задумываться о служении всевышнему. Ты можешь спросить, почему я так не живу. На это есть свои причины. Мои родители отличались крайней религиозностью. С детства я, мои братья и сестры воспитывались в строгом благочестии. И если бы теперь мы оставили все, к чему привыкли, не знаю, в чем бы еще мы нашли утешение. Ты же – дело другое. Я хорошо знаю, как воспитывали тебя. Какой смысл насиловать себя, дочь моя? Я считаю, что каждый должен жить согласно своим склонностям и воспитанию. Нет, нет… это все ерунда, брось!.. Неужели вы опять едите только вегетарианское? К чему такое самоистязание? Да и давно ли Нолинакхо стал таким большим гуру! Что он во всем этом понимает? До недавнего времени он занимался тем, что его интересовало, и слышать не мог о шастрах. Все это он начал делать, чтобы доставить мне удовольствие. Но боюсь, как бы в конце концов он и вправду не стал настоящим саньяси. "Не изменяй тому, чему веришь с детства, – постоянно твержу я ему. – В этом нет ничего дурного, и мне не будет обидно". А Нолин только смеется в ответ. Такой уж у него характер: выслушает все молча и, даже если бранишь его, не ответит.
Этот разговор происходил вечером, когда почтенная женщина причесывала Хемнолини. Кхемонкори не нравилось, что девушка стягивает волосы в скромный узел на затылке.
– Ты, верно, думаешь, что я старомодна и ничего не понимаю в современных фасонах, – говорила она. – Но я знаю столько разных причесок, дитя, сколько и тебе неизвестно. Когда-то я была знакома с одной очень милой англичанкой: она приходила учить меня шитью. От нее-то я и научилась разным прическам. Но каждый раз после ее ухода мне приходилось совершать омовение и переодеваться. Что делать, родная, так повелевает религия. Хорошо это или плохо, я не знаю, но поступать иначе не могу. Не обижайся на меня за это. В моем сердце нет презрения. Это только привычка. Я очень страдала от того, что семья моего мужа не придерживалась правоверного индуизма, но никогда не жаловалась. Я только говорила им: "Я – невежественная женщина, но никогда не отрекусь от своей веры".
Здесь Кхемонкори краем своего сари украдкой вытерла навернувшиеся на глаза слезы.
Кхемонкори нравилось распускать длинные волосы Хемнолини и каждый раз по-новому причесывать ее. Иногда она вынимала из своего заветного сундука столь любимые ею яркие одежды и наряжала Хемнолини. Ей доставляло огромное удовольствие одевать девушку по своему вкусу. Почти каждый день Хемнолини приносила с собой вышивание, и Кхемонкори учила ее вышивать разными способами. Так вдвоем они проводили все вечера.
Кхемонкори очень любила читать, и Хемнолини приносила ей свои книги и журналы. Кхемонкори изумляла свою собеседницу оригинальными замечаниями о прочитанных книгах и статьях.
До сих пор Хем считала, что такой широкий кругозор может быть лишь у человека, изучавшего английский язык. Вскоре благодаря трезвым рассуждениям и благочестивому образу жизни мать Нолинакхо стала казаться девушке замечательной женщиной.
Все обернулось не так, как предполагала Хем, а совершенно неожиданным для нее образом.
Глава 49
Вскоре Кхемонкори снова заболела, но на этот раз ненадолго.
Утром Нолинакхо вошел к матери в комнату, низко склонился перед ней и, прикоснувшись к ее ногам, сказал:
– Некоторое время, ма, тебе придется соблюдать постельный режим: организм у тебя ослаб, и ты не можешь подвергать себя всевозможным лишениям, как это бывало прежде.
– Я буду соблюдать режим, а ты превратишься в отшельника! – возмущенно воскликнула старая женщина. – Нолин, так долго продолжаться не может. Я требую, чтобы ты женился.
Нолинакхо молчал.
– Подумай, мой мальчик, – продолжала Кхемонкори, – я долго не проживу. Но я умру спокойно, если увижу тебя женатым. Когда-то я мечтала, чтобы ты ввел в мой дом прелестную девочку. Я бы сама занялась ее воспитанием и образованием, ее нарядами и была бы очень счастлива. Но во время болезни всевышний ниспослал мне просветление. Долго я не проживу, и тебе пришлось бы несладко одному с женой-девочкой на руках. Лучше выбери себе невесту твоего возраста. Много ночей я не спала и все думала, думала. Женить тебя – мой последний долг, и живу я лишь для того, чтобы его выполнить, иначе я не обрету покоя.
– Но где я найду такую девушку? – спросил Нолинакхо.
– Ну, об этом тебе не нужно беспокоиться, – заверила Кхемонкори. – Я сама все устрою и сообщу тебе.
До сих пор Кхемонкори ни разу не вышла к Онноде-бабу. Но сегодня, когда Оннода-бабу во время своей обычной вечерней прогулки зашел в дом Нолинакхо, она приказала позвать его к себе.
– Ваша дочь – превосходная девушка, – начала она. – И я очень люблю ее. Вы хорошо знаете моего сына. Никто ни в чем не может упрекнуть его, он известный врач. Лучшего мужа для вашей дочери не найти.
– Что и говорить! – взволнованно воскликнул Оннода-бабу. – Я и надеяться не смел на такого жениха для моей Хем. Да, я буду счастлив безмерно, если их свадьба состоится! Но ваш сын…
– Нолин не будет противиться, – прервала его Кхемонкори. – Он не похож на нынешнюю молодежь и во всем слушается меня. Да и вряд ли придется настаивать. Можно ли не любить такую девушку, как ваша дочь? Надо поскорее сыграть свадьбу. Не думаю, что мне осталось много жить.
В этот вечер Оннода-бабу вернулся домой радостный и тотчас позвал Хемнолини.
– Дочь моя, – начал он, – я достиг того возраста, когда здоровье с каждым днем слабеет. Но я не смогу найти покоя, пока ты не будешь устроена. Хем, тебе не нужно стыдиться меня. У тебя нет матери, и вся забота о твоем счастье лежит на мне.
Встревоженная Хемнолини взглянула в лицо отца.
– Дочь моя, я не могу скрыть своей радости по поводу предстоящего тебе замужества. Боюсь лишь одного, как бы что-нибудь не помешало твоей свадьбе. Сегодня мать Нолинакхо предложила мне выдать тебя замуж за ее сына.
Хемнолини вспыхнула.
– Что ты говоришь, отец! – смущенно возразила она. – Нет, нет! Это невозможно!
Хемнолини никогда и в голову не приходило, что она может выйти замуж за Нолинакхо. И слова отца вызвали в ней смятение и стыд.
– Почему? – искренне удивился Оннода-бабу.
– Нолинакхо-бабу! – ответила Хемнолини. – Невозможно!
Ответ Хемнолини был не очень убедителен, но в нем звучал решительный протест.
Не в силах скрыть свои чувства, Хемнолини вышла на веранду.
Оннода-бабу был очень расстроен. Он не ожидал встретить такого противодействия со стороны дочери. Напротив, он надеялся, что это предложение ее обрадует.
Огорченный, старик печально смотрел на лампу, размышляя о загадочности женской натуры. Сейчас он особенно остро почувствовал, что у Хемнолини нет матери.
Долгое время Хем оставалась в темноте веранды. Потом взглянула на расстроенное лицо отца, и ей стало стыдно. Девушка быстро вошла в комнату, встала позади кресла Онноды-бабу и, нежно гладя его по голове, проговорила:
– Пойдем, отец. Ужин давно готов и, наверное, уже остыл.
Оннода-бабу машинально поднялся и прошел в столовую, но есть он не мог. Он так надеялся, что все горести теперь останутся позади. Но удар, нанесенный отказом дочери, окончательно сломил его.
"Видно, Хем до сих пор не может забыть Ромеша", – подумал старик и печально вздохнул.
Обычно после ужина Оннода-бабу шел спать, но сегодня он уселся в кресло на веранде и, глядя на тихую улицу, проходящую перед домом и садом, глубоко задумался.
– Отец, стало прохладно, иди спать, – ласково напомнила Хемнолини.
– Ложись, дорогая. А я еще посижу немного, – ответил Оннода-бабу.
Хемнолини продолжала молча стоять рядом с ним. Потом, после небольшой паузы, снова заговорила:
– Отец, ты простудишься. Пройди хотя бы в гостиную.