– Ты думаешь, ей понравилась бы эта лекция, прочитай ее кто-нибудь из нас? Ты разве не знаешь, Джоген, что женщин особенно влечет к аскетам. Еще Калидаса написал поэму о том, как из-за одного аскета Ума сама стала отшельницей. Я тебе говорю, какого бы жениха ты ни представлял Хемнолини, она всегда будет сравнивать его с Ромешем, а такое сравнение мало кто выдержит. Нолинакхо же не такой, как все, ей и в голову не придет сравнивать его с кем-то. Стоит тебе привести к Хемнолини какого-нибудь юношу, она сразу разгадает твои намерения и воспротивится этому всем сердцем. Но если ты под каким-либо благовидным предлогом сможешь привести сюда Нолинакхо, никаких подозрений у Хемнолини не возникнет. А там от простого уважения нетрудно будет довести дело и до обмена гирляндами.
– Хитрости мне никогда не удаются, гораздо легче высказываться открыто. Но что ни говори, не нравится мне этот жених!
– Послушай, Джоген! Не губи дела своим упрямством. Никогда не бывает, чтобы все обстоятельства складывались благоприятно. Как бы то ни было, я не знаю, чем еще можно изгнать из сердца Хемнолини память о Ромеше. И думать не смей добиться этого силой. А вот если последуешь моему совету, может, что-нибудь и получится.
– Дело в том, что Нолинакхо мне непонятен, а я побаиваюсь иметь дело с такого рода людьми. Как бы нам не попасть из огня да в полымя!
– Друг, ведь вы сами с отцом были во всем виноваты, а теперь, обжегшись на молоке, дуете на воду. В отношении Ромеша вы с самого начала были слепы; по вашим словам, второго такого не найти в целом свете: ему и обман чужд, и по знанию шастр он чуть ли не второй Шанкарачарья , а уж в литературе – сама Сара-свати в образе мужчины девятнадцатого века! Мне Ромеш с первого взгляда не понравился, знаю я этих образцовых молодых людей. Но я не смел и слова сказать, вы считали, что такой недостойный, серенький человечек, как я, способен лишь завидовать великим людям. Потом вы все же поняли, что великих людей лучше чтить на расстоянии, а родную сестру выдавать замуж за такого – далеко не безопасно. Есть пословица: "Клин клином вышибают". И нечего тут ворчать, когда это единственное средство!
– Послушай, Окхой, я все равно не поверю, что ты первый разгадал Ромеша, хоть повторяй мне это тысячу раз. Просто ты был зол на него и поэтому смотрел косо на все, что бы он ни делал, – и я вовсе не склонен приписывать это твоей необыкновенной прозорливости. Так вот что, где нужна хитрость, надейся на себя – от меня там проку не будет. И вообще мне Нолинакхо совсем не нравится.
Когда Джогендро и Окхой входили в гостиную Онноды-бабу, они видели, как Хемнолини выскользнула оттуда через другую дверь. Окхой понял, что она заметила их из окна, когда они шли по улице. Усмехнувшись, он подсел к Онноде-бабу.
– Нолинакхо говорит от чистого сердца, поэтому слова его проникают в душу каждого, – заметил он, наливая себе чай.
– Да, способный он человек, – ответил Оннода-бабу.
– Он не просто способный, – воскликнул Окхой, – такого благочестивого человека редко встретишь.
Джогендро хоть и был участником заговора, но тут не стерпел.
– Не говори ты мне о благочестии, – воскликнул он, – избави боже нас от святош!
Лишь вчера он расточал бесчисленные похвалы благородству Нолинакхо и обругал клеветниками его противников!
– Как тебе не стыдно, Джоген, говорить такие вещи! – сказал Оннода-бабу. – Я склонен верить, что те, кто кажутся нам на первый взгляд хорошими людьми, таковы и на самом деле, – пусть даже иногда я и ошибусь, но заподозрить добродетельного человека в чем-либо дурном лишь ради того, чтобы поддержать авторитет своего скудного разума, – на это я не способен! Нолинакхо-бабу не повторял чужих слов, их подсказал ему его собственный духовный опыт, и мне они показались откровением. Откуда бы лицемеру знать, что такое правда? Истина – как золото, ее нельзя получить искусственным путем! Мне бы хотелось лично выразить Нолинакхо-бабу свою благодарность!
– Я опасаюсь только за его здоровье, – заметил Окхой.
– Как, разве он болен?
– Нет, не в этом дело: дни и ночи он проводит за шастрами и молитвами, совершенно не заботясь о себе.
– Это очень нехорошо, – проговорил Оннода-бабу. – Мы не имеем права разрушать свое тело: не нами оно создано. Если бы мне довелось с ним познакомиться, без сомнения, я бы в самый короткий срок восстановил его силы. Ведь для сохранения здоровья нужно придерживаться всего нескольких простейших правил: во-первых…
Джогендро потерял терпение.
– Отец, – воскликнул он, – к чему все эти разговоры! Когда сегодня я увидел Нолинакхо-бабу, то решил, что благочестивая жизнь как раз полезна для здоровья! Я даже хочу проверить на себе. Посмотрю, что получится!
– Нет, Джоген, Окхой совершенно прав! Сколько знаменитых людей у нас гибнет в ранней молодости. Пренебрегая своим здоровьем, они наносят ущерб родине. Нельзя допустить, чтобы так случилось и на этот раз. Нолинакхо не такой, каким ты его считаешь, Джоген. Он честный человек! Ему нужно беречь себя.
– Я приведу его к вам, – пообещал Окхой. – И хорошо, если вы все это ему объясните. Помню, во время экзаменов вы мне давали настойку какого-то корня, она отлично укрепляет силы. Для тех, кто живет интеллектуальным трудом, лучшего лекарства и не придумаешь! Если вы дадите Нолинакхо-бабу…
Джогендро вскочил как ужаленный.
– Ну, Окхой, это уж чересчур! Ты с ума свести можешь! – воскликнул он. – Я ухожу.
Глава 42
Раньше, когда Оннода-бабу чувствовал себя хорошо, он постоянно испытывал на себе всякие лекарства – и европейские, и индийские, но теперь он утратил всякий интерес к пилюлям. Здоровье его пошатнулось, однако он не только не говорил о нем, но даже, наоборот, старался скрыть свою слабость.
Сегодня Оннода-бабу неожиданно задремал в кресле. Услышав на лестнице шаги, Хемнолини отложила вышивание и направилась к двери, чтобы попросить брата не шуметь. Тут она увидела, что Джоген не один: вместе с ним пришел Нолинакхо-бабу. Она хотела было убежать, но Джогендро окликнул ее:
– Хем, пришел Нолинакхо-бабу, я хочу тебя с ним познакомить.
Хемнолини осталась. Нолинакхо подошел к ней и, не поднимая глаз, поздоровался.
– Хем! – позвал Оннода-бабу, который к этому времени уже проснулся. Девушка подошла к отцу и шепотом сообщила, что пришел Нолинакхо-бабу.
Едва Джогендро с гостем вошли в комнату, как Оннода-бабу торопливо поднялся им навстречу.
– Для меня большое счастье видеть вас у себя в доме, – сказал он. – Хем, дорогая, куда ты уходишь, посиди с нами. Нолинакхо-бабу, это моя дочь, Хем. На днях мы с ней слушали вашу лекцию и получили большое удовольствие. Как вы говорили: "То, что действительно принадлежит нам, мы никогда не можем утратить. Лишиться можно только того, что на самом деле тебе не принадлежало", – какой глубокий смысл в этих словах, правда, Хем? "Лишь утратив какую-нибудь вещь, мы познаем, принадлежала она нам всецело или нет". У меня к вам есть одна просьба, Нолинакхо-бабу. Вы оказали бы нам большую услугу, если бы иногда заходили побеседовать. Мы с дочерью почти нигде не бываем. Поэтому, когда бы вы ни пришли, – всегда застанете нас дома.
– Не принимайте меня за чересчур серьезного человека из-за того, что я наговорил тогда всяких умных вещей, – взглянув на смущенное лицо Хемнолини, ответил Нолинакхо. – Студенты очень просили меня выступить, а я не умею отказывать, но теперь я уверен, что вторично меня не попросят! Студенты прямо говорят, что почти ничего не поняли из того, что я говорил. Вы тоже там были, Джоген-бабу, не думайте, что моего сердца не тронули нетерпеливые взгляды, которые вы бросали на часы.
– Если я чего и не понял, – ответил Джоген, – то в этом повинен мой скудный ум, так что пусть это вас не тревожит.
– Понять все можно лишь в известном возрасте, Джоген, – заметил Оннода-бабу.
– По-моему, вообще нет необходимости понимать все, – проговорил Нолинакхо.
– Однако, Нолин-бабу, мне хотелось бы вам сказать кое-что, – обратился Оннода-бабу к юноше. – Тот, кого всевышний посылает на землю для выполнения определенной миссии, не должен пренебрегать своим здоровьем. Следовало бы всегда напоминать тем, которые призваны одарять, что, лишившись капитала, они теряют эту возможность.
– Когда вы узнаете меня лучше, то убедитесь, что я вообще ничем на свете не пренебрегаю, – ответил Нолинакхо. – В мир я пришел, как самый последний нищий, не владея ничем. С большим трудом, благодаря доброте многих людей мало-помалу окрепло мое тело и развился разум. Вздумай я пренебречь чем-нибудь, такая самонадеянность не делала бы мне чести. Человек не вправе разрушать то, чего не может создать сам.
– Совершенно верно. В своем выступлении вы говорили о чем-то в этом духе.
– Ну, я пошел: у меня дело, – сказал Джоген.
– Простите меня, пожалуйста, Джоген-бабу, – воскликнул Нолинакхо, – уверяю вас, что надоедать людям не в моем характере! Я тоже ухожу. Давайте немного погуляем вместе.
– Нет, нет, не обращайте на меня внимания. Это я вечно всем надоедаю, потому что не могу и минуты помолчать.