– Больше ничего я вам сообщить не могу. Повторяю лишь, что женитьба на Хемнолини не противоречит требованиям моей совести. У меня слишком серьезные основания не осведомлять вас о Комоле, это было бы непорядочно с моей стороны. И я буду молчать даже в том случае, если вы не захотите отказаться от своих подозрений. Коснись дело личных моих неприятностей, огорчений или обид, я не скрыл бы от вас ничего. Но я не хочу причинить зло другому человеку.
– А Хемнолини ты рассказал? – спросил Джогендро.
– Нет. Я собирался сделать это после свадьбы, но, если она изъявит желание, объясню ей все теперь же.
– Можно задать несколько вопросов Комоле?
– Нет, ни в коем случае! Если вы считаете виновным меня, применяйте ко мне любые меры, но я не допущу, чтобы подвергалась допросу ни в чем не повинная девушка.
– Допрашивать кого бы то ни было совершенно ни к чему. Все, что нам хотелось знать, мы узнали. Доказательств более чем достаточно. И теперь я говорю тебе прямо: только посмей после всего этого явиться к нам в дом, тебе не миновать оскорблений.
Лицо Ромеша покрылось смертельной бледностью, он словно окаменел.
– И еще, – продолжал Джогендро, – не вздумай писать Хем. Между вами не должно существовать никаких отношений, ни явных, ни тайных. Если же ты ей напишешь, знай, что я перед всеми разоблачу так тщательно скрываемую тобой тайну и приведу имеющиеся у меня доказательства. А пока на расспросы, почему расстроилась свадьба, буду отвечать, что сам не дал согласия на этот брак, и настоящую причину никому не открою. Однако имей в виду – один твой неосторожный шаг, и все получит огласку. Ты легко отделался, Ромеш, только не думай, что меня удержало сострадание к такому лицемеру и мошеннику, как ты. Мой поступок вызван единственно любовью к Хем, моей сестре. И теперь последнее, что я хотел сказать тебе: никогда, ни единым словом, ни намеком не обнаруживай, что имел какое-то отношение к Хем. Я, конечно, не собираюсь полагаться на твое честное слово, даже правда неубедительна в устах лжеца. Но если у тебя еще сохранилась капля стыда и ты не хочешь быть разоблаченным, не вздумай пренебречь моим советом!
– Ах, не довольно ли, Джоген? – заметил Окхой. – Посмотри, как безропотно принимает все это Ромеш-бабу! Неужели в твоем сердце нет ни капли жалости? Пойдем. Не волнуйтесь, Ромеш-бабу, мы уходим.
Наконец оба покинули комнату. Ромеш застыл на месте, неподвижный, словно изваяние. Затем, придя немного в себя, решил уйти из дома, чтобы наедине с самим собой обдумать все происшедшее. Но тут он вспомнил о Комоле – нельзя же бросить ее одну.
Войдя в соседнюю комнату, Ромеш увидел, что Комола, приподняв жалюзи, молча смотрит вдаль. Заслышав шаги Ромеша, она опустила жалюзи и обернулась. Ромеш сел на пол.
– Кто это приходил? – спросила девушка. – Сегодня утром они приходили к нам в школу.
– В школу? – удивленно переспросил Ромеш.
– Да, – подтвердила она. – А с тобой о чем они говорили?
– Спрашивали, кем ты мне приходишься.
Комоле не привелось жить в доме свекра, поэтому она не знала, когда нужно проявлять стыдливость. Но скромность была в ней воспитана с детства, и, услышав слова Ромеша, она вспыхнула.
– Я им ответил, – продолжал юноша, – что ты мне чужая.
Комола решила, что он просто хочет досадить ей.
– Перестань, – резко сказала она и отвернулась.
А Ромеш все размышлял, как рассказать ей обо всем.
Внезапно девушка забеспокоилась:
– Взгляни, ворона таскает твои фрукты!
Убежав в другую комнату, она отогнала птицу и вернулась обратно с подносом.
– Ешь, пожалуйста, – сказала она, ставя поднос перед Ромешем.
У Ромеша пропал всякий аппетит. Однако заботливость девушки тронула его.
– А ты?
– Возьми ты первый.
Конечно, это была мелочь, совершенный пустяк, но в теперешнем его состоянии робкий сердечный порыв Комолы так его растрогал, что он едва удержался от слез. Не говоря ни слова, он заставил себя приняться за еду.
Когда с едой было покончено, Ромеш сказал:
– Сегодня вечером мы поедем домой, Комола.
– Мне там не нравится, – опустив глаза, огорченно ответила девушка.
– Значит, ты хочешь остаться в школе?
– Нет, нет, пожалуйста, не отсылай меня туда. Мне стыдно. Девочки только и делают, что расспрашивают меня о тебе.
– И что же ты им отвечаешь?
– Ничего. Они, например, все допытывались, почему ты собирался оставить меня на каникулы в школе. А я…
Комола не договорила. При одном воспоминании об этой обиде рана в ее сердце заныла снова.
– Почему же ты не сказала им, что ты мне чужая?
Комола окончательно рассердилась. Исподлобья взглянув на Ромеша, она вымолвила:
– Перестань!
Вновь и вновь спрашивал себя Ромеш, как ему поступить. Словно червь, грызло его чувство гнетущего отчаяния, то и дело грозя вырваться наружу. Что сказал Джогендро Хемнолини? Что она подумала? Каким образом объяснить Хем истинные обстоятельства? Как перенести разлуку с ней?.. Этих мучительных вопросов скопилось так много, что он был не в состоянии хорошенько продумать свое положение. Ясно было одно: в Калькутте, в кругу друзей и врагов, его отношения с Комолой стали предметом живейшего обсуждения. Вероятно, все уже говорят о том, что Комола его жена. Ни одного дня нельзя здесь больше оставаться.
Неожиданно Комола взглянула прямо в лицо Ромеша и ясно прочла на нем выражение растерянности и озабоченности.
– Чем ты расстроен? – спросила она. – Если тебе так уж хочется жить в деревне, я согласна туда поехать.
Покорность Комолы причинила ему новую боль. В сотый раз встал перед ним вопрос: что же делать дальше?
Занятый своими мыслями, он ничего не ответил Комоле, лишь молча смотрел на нее.
Сразу став серьезной, Комола сказала:
– Признайся откровенно, ты, должно быть, рассердился на меня за то, что я не хотела остаться на каникулы в школе?
– Уж если говорить правду, Комола, не на тебя я сердит, а на самого себя.
С трудом выбравшись наконец из паутины собственных размышлений, Ромеш попробовал переменить тему разговора.
– Хотелось бы мне узнать, Комола, чему ты научилась за это время?
Девушка с величайшей готовностью принялась выкладывать перед ним все свои познания. Уверенная, что поразит Ромеша, она прежде всего заявила, что земля имеет форму шара. И он с очень серьезным видом выразил сомнение и спросил, возможно ли это.
Комола широко раскрыла глаза.
– Да ведь об этом написано в книге, и мы так заучили!
– Что ты говоришь? – удивился Ромеш. – Даже в книге написано? А большая она?
Уязвленная Комола ответила:
– Книга небольшая, зато печатная. В ней есть даже картинки.
Перед столь вескими доказательствами Ромешу оставалось лишь отступить. Поведав все, что могла, о своих школьных занятиях, Комола принялась болтать о подругах и учителях, о том, как она проводила время в школе. Ромеш изредка отвечал ей, продолжая думать о своем. Порой, уловив лишь конец фразы, он задавал вопросы совершенно невпопад.
– Но ведь ты меня не слушаешь! – воскликнула вдруг Комола и, очень рассерженная, поднялась с места.
– Ну, не сердись, Комола, – поспешил успокоить ее Ромеш. – Мне сегодня что-то не по себе.
Услышав это, Комола быстро повернулась к нему.
– Что случилось? Ты нездоров?
– Да нет, я не болен. Вообще-то ничего особенного, Это со мной иногда бывает. Скоро пройдет.
Тогда Комола, решив совместить полезное с приятным, сказала:
– Хочешь, я покажу тебе картинки в учебнике географии?
Ромеш с готовностью согласился. Девушка тотчас же принесла книгу и раскрыла ее перед Ромешем.
– Два шара, которые ты здесь видишь, на самом деле один, – принялась она объяснять. – Ведь мы не можем видеть у круглого предмета сразу обе стороны, правда?
Сделав вид, что он сильно озадачен и должен немного подумать, Ромеш заметил:
– Но и у плоских предметов тоже не видны сразу обе стороны.
– Потому-то и нарисованы на этой картинке обе половины шара отдельно, – продолжала Комола.
Так провели они этот вечер.
Глава 20
Оннода-бабу от всей души хотел, чтобы Джогендро вернулся с хорошими вестями и скандал удалось бы уладить. Когда сын и Окхой вошли к нему, он с надеждой и в то же время со страхом взглянул на них.
– Кто бы мог подумать, отец, – обратился к нему Джогендро, – что ты позволишь Ромешу зайти так далеко? Знай я, какой он, я никогда бы вас с ним не познакомил.
– Но ты же сам так хотел этой свадьбы, Джоген, – заметил Оннода-бабу. – Сам не раз говорил мне об этом. Если ты был против, то почему мне…
– Разумеется, мне и в голову не приходило возражать. Но вместе с тем…
– Вот видишь, еще и "вместе с тем"! Разве так можно? Либо ты согласен, либо против, тут никакой середины быть не может!
– Но вместе с тем, хочу я сказать, нельзя было позволять ему заходить так далеко.
– Во многих делах, которые нежданно-негаданно вторгаются в жизнь человека, достаточно лишь толчка, – со смехом сказал Окхой, – а уж потом никакого поощрения не нужно. Какой смысл теперь спорить о том, что случилось? Надо лучше подумать, что делать дальше.
Оннода-бабу слушал его со все возрастающей тревогой и наконец спросил:
– Вы видели Ромеша?
– Видели, и, надо сказать, нам повезло, – ответил Джогендро. – На такую удачу мы и не рассчитывали. Даже познакомились с его женой.
Оннода-бабу глядел на них, онемев от изумления.
– С чьей женой вы познакомились? – переспросил он.
– С женой Ромеша, – повторил Джогендро.