III
В окно настойчиво постучали. Федя, - он всегда спал одним глазом, - проснулся и, вскочив с лавки, подбежал к окну.
- Кто? - спросил он.
- Я. Открой, Федя! - послышался густой голос Зотова. - Будите Семена Михайловича.
Хлопнув дверью, Федя выскочил в сенцы. В хате было темно. Адъютант торопливо чиркнул спичку. Спичка зашипела, распространяя едкий смрад, загорелась синеньким огоньком. Адъютант зажег свечку и, быстро натянув сапоги, побежал будить Семена Михайловича.
Следом за ним в горницу вошел Зотов.
Буденный, одетый, стоял у стола.
- Разрешите?.. Товарищ комкор, получен приказ, - сказал Зотов. - Мамонтов прорвался на Таловую. Корпусу приказано войти в преследование.
Семен Михайлович быстро взглянул на него.
- Вызови ко мне начдивов и комбригов, - сказал он спокойно.
- Уже послано, товарищ комкор.
Буденный посмотрел на часы. Было без четверти шесть. За окнами начало светать…
В горницу входили командиры. Первыми, в сопровождении комбригов, пришли Апанасенко, начальник 6-й кавалерийской дивизии, осанистый, важный на вид человек с небольшими голубыми глазами на полном бритом лице, и политком Бахтуров, богатырского роста красавец, донской казак, в прошлом народный учитель, славившийся в корпусе как лучший оратор и красноармейский поэт. Следом за ним, высоко неся голову, быстро вошел невысокий подтянутый человек с монгольскими усами на скуластом лице - начдив-4 Городовиков Ока Иванович. Он был в серой смушковой папахе и кожаной куртке, крепко перехваченной боевыми ремнями. Несколько позже вошли комбриги: высокий худощавый Тимошенко; толстый, как бочка, Маслак, с опухшим хитроватым и красным лицом, и Мироненко - донецкий шахтер, ранее никогда не служивший и ничем не командовавший, но тем не менее обладавший отменной дисциплинированностью и гвардейской выправкой. Тимошенко и Мироненко сели рядом. Маслак медведем пролез в уголок, сел отдельно на скрипнувший под ним табурет, сложил пухлые руки на большом животе и, помаргивая заплывшими, сонными глазками, приготовился слушать.
На повестку дня были вынесены два вопроса: приказ разбить Мамонтова и приказ разоружить объявленного вне закона изменника Миронова , ранее формировавшего в Саранске красные кавалерийские части.
Еще до совещания, когда Семен Михайлович прочел под приказом подпись Сталина, он сразу почувствовал, что на Центральном фронте назревают большие события и что уничтожение Мамонтова - это только начало широкой операции, задуманной Сталиным. Вот почему, несмотря на то, что корпус не успел пополниться боевыми припасами, он все же решил немедленно выступить. Семен Михайлович был уверен в том, что он сможет быстро догнать и разбить Мамонтова.
- Я думаю, товарищи, - сказал он, ознакомив собравшихся с задачей, возложенной на корпус, - что с Мамонтовым мы быстро управимся. Били мы его под Царицыном, под Ольховкой и Дубовкой. В Дону купали. А теперь надо будет так его искупать, чтоб, как говорится, два раза окунуть, а один раз вытащить.
- Шоб душа с него вон и кишки набок, - пояснил с места Маслак.
- Плохо только, что мы остались без боеприпасов, - продолжал Буденный. - Иосиф Родионович, как у тебя со снарядами? - спросил он, внимательно взглянув на Апанасенко.
- На круг по десяти штук на орудие, Семен Михайлович, - сказал Апанасенко. - Да что говорить! Не в первый раз. Только, бы до Мамонтова добраться, а там всего найдемо - и снаряды и патроны.
- И какава, - подхватил Маслак.
"Спирту тебе, а не какао!" - сердито подумал Зотов, вынимая гребень и неторопливо причесываясь.
- А у тебя, Городовиков? - спросил Буденный.
Ока Иванович подкрутил усы, подумал и не спеша доложил, что у него во второй и третьей бригадах имеется по половине боевого комплекта на пушку, а в первой бригаде, у Маслака, почти все снаряды расстреляны.
- А патроны?
- Плохой дела с патронами, Семен Михайлович, - сказал Городовиков. - По пять-шесть штук на винтовку.
- А на шо нам патроны? Чи мы пехота? Шашками порубаемо, - заметил Маслак.
- Помолчи, Маслак, - сердито сказал Буденный. - Будешь говорить, когда спросят… Ну, для меня картина ясна, - продолжал он, помолчав. - Городовиков, передай Апанасенко сотню снарядов… Помогать товарищу надо, - сказал он, заметив на лице Городовикова выражение неудовольствия. - Сегодня ты ему снарядов, а завтра он тебе чем другим поможет. Да… Ну, вот как будто и все. Кто хочет сказать?
- Разрешите мне несколько слов, товарищ комкор? - попросил Бахтуров.
Семен Михайлович в знак согласия молча кивнул головой.
- Я хочу сказать не по существу поставленной корпусу задачи, - этот вопрос абсолютно ясен, - начал Бахтуров, - а по поводу некоторых замеченных мною дефектов.
- Ну, ну, говори, - сказал Буденный.
- Ну так вот, некоторые из нас забывают о том высоком назначении, которое выполняет Рабоче-Крестьянская Красная Армия, - продолжал Бахтуров. Его красивое, чисто выбритое, сильное лицо покраснело от гнева. - Забывают об этом высоком назначении и позорят свое звание.
- Ты говори прямо - кто? - сказал Семен Михайлович.
- Я имею в виду Маслака. Вчера почти всю бригаду напоил.
- Ну и шо? Погуляли хлопцы - и баста! Хиба ж это плохо? - заметил Маслак, передернув плечами.
- Погуляли? А две скирды сена кто растащил?
- Так ко́ням скормили! Все одно народное достояние!
- Странная у тебя логика, Маслак… А потом вот старики приходили, жаловались. Кто у тебя к попу в постель забрался?
- Ну, боец один. Так он не виноватый! На той койке, у колидори, раньше дивчина спала. А он, боец, прийшов ночью. Темно. Пошукал рукой, видит волос длинный. Ну и зибрался. Я это дило добре расследував. Знаю. Поп сам виноватый, шо у колидори лег спать!
- Следовательно, ты считаешь, что у тебя все в порядке?
- А шо?
- А то, друг, что у тебя, куда ни посмотришь, дефекты!
Маслак поднялся с табурета. Его полная шея покраснела, налилась кровью.
- И чого до мене уси чипляются? - захрипел он, багровея. - Дехвекты! Я и сам знаю, что у бригади есть отрицательные дехвекты. А ты за положительные дехвекты скажи! Хто у Попова батарею зибрав? Я! Хто охвицерский полк порубав? Я!
- Я вижу, что ты не хочешь меня понять, Маслак, - спокойно заговорил Бахтуров. - Я замещаю заболевшего политкома корпуса. Следовательно, ты обязан принять к немедленному исполнению все то, что я тебе сказал. Запомни, что при первом же замечании я поставлю вопрос о снятии тебя с бригады. Говорю это тебе как представитель партии большевиков. Так что имей это в виду.
- Так! Все понятно! - Семен Михайлович, нахмурившись, постучал по столу. - Садись, Маслак, и помни, что если только допустишь еще подобное безобразие, то - трибунал. Два раза я не люблю говорить. Ты меня знаешь.
Маслак покрутил носом и, ворча что-то, уселся на табурет.
Дверь скрипнула. В горницу вошел адъютант.
- Товарищ комкор, - обратился он к Буденному, - Дундич прибыл из разведки. Просит принять.
- Дундич? - Семен Михайлович, сразу повеселев, взглянул на Бахтурова. - Гляди-ка! А? Как по заказу! Ловок! Зови его скорей!
Адъютант открыл дверь и пропустил быстро вошедшего Дундича, который, храня строгое выражение на безусом, загорелом лице, остановился у стола напротив Буденного. На нем была сдвинутая набок серая кубанка, открывавшая высокий чистый лоб с падавшими на него потными завитками темных волос, забрызганная грязью куртка и краповые бриджи, туго перехваченные ниже колена высокими сапогами со шпорами. Человеку, не знавшему его, трудно было поверить, что этот совсем еще молодой серб с добрыми голубыми глазами и мягкими чертами тонкого, как у девушки, красивого лица был настолько умен и бесстрашен, что товарищи, не задумываясь, шли с ним на самое опасное дело. В мировую войну освобожденный русскими из австрийского плена вместе с несколькими товарищами, ранее служившими с ним в одном из гусарских полков сербской армии, Дундич, от природы честный человек, в октябре семнадцатого года со всем юношеским пылом примкнул к пролетарской революции и, вступив в Красную Армию, за короткое время завоевал почти легендарную славу.
Собравшиеся, умолкнув, приветливо смотрели на Дундича. Один лишь завистливый от природы Маслак со скрытой враждой, исподлобья глядел на него.
- Ну, рассказывай, Иван Антонович, - ласково обратился к Дундичу Буденный.
При общем молчании Дундич доложил об исполнении возложенной на него задачи. Обнаружив у хутора Зимняцкого движение больших конных масс противника в северном направлении, он увязался за ними и установил, что имеет дело с корпусом Мамонтова. В корпусе до пяти тысяч сабель при восьми четырехорудийных батареях. Но - и это самое главное - несколько дней назад в этом же направлении прошли какие-то другие конные части противника еще большей численности.
"Кто бы это мог быть?" - подумал Буденный. Он с немым вопросом посмотрел на Дундича.
Дундич пожал плечами.
- А откуда ты узнал, что видел Мамонтова? - спросил Семен Михайлович.
- От зороблянника… От плэнного! - быстро поправился Дундич.
- Где он?
- Нэ хотэл пойти. Понимаэтэ?
- У тебя потери есть?
- Нэт, товарищ комкор. Толко трофэи, - сказал Дундич, решительно взглянув на Семена Михайловича.
- Ну, ловок! - сказал Буденный.