Вручив знамена, Калинин стал спускаться с тачанки. Десятки рук потянулись к нему и, подхватив, бережно поставили на землю. Бойцы тесно обступили его.
- Тише, товарищи! Осторожно! Не задавите Михаила Ивановича, - улыбаясь, говорил Ворошилов.
- Да нет, мы что, мы осторожно. Нам бы только вопросик задать… Михаил Иванович, скажите, какое у нас в тылу положение? Верно говорят, голод-то ликвидировали, а по продразверстке облегчение будет? - спрашивали красноармейцы.
Калинин, сняв очки и протирая их платком, прищуренными глазами добродушно смотрел на бойцов. Выждав, пока наступила относительная тишина, он начал обстоятельно отвечать на вопросы.
Бойцы внимательно слушали, переглядывались и в знак одобрения покачивали головами.
- Михаил Иванович, а верно говорят, поляки не хотят с нами воевать? - спросил высокий красноармеец в папахе.
- Смотря какие поляки, товарищ, - сказал Калинин, внимательно посмотрев на него. - У нас есть сведенья о выступлениях польских рабочих против войны с Советской Россией, но… - он поднял вверх указательный палец, - но ни в коем случае нельзя надеяться на легкость этой войны. Нам придется встретиться с крайне стойким и упорным противником.
- Ничего, Михаил Иванович, Деникина разбили и панов достигнем, - уверенно произнес боец в буденовке.
- Товарищ Ленин очень надеется на Конную армию, - сказал Калинин.
- Надеется? Да уж что и говорить, одно слово - Конная армия! - весело заговорили бойцы. - Вы, Михаил Иванович, так и передайте товарищу Ленину, что мы, мол, не подкачаем, а вдарим так, что паны и сами забудут и другим закажут дорогу до нашей стороны.
- Факт!
- Ясно!
- Зря говорить не будем!
- Ребята! А ну, качнем Михаила Ивановича!..
II
В большой, хорошо обставленной комнате с приспущенными шторами на окнах находились два человека. Один из них, пожилой, в генеральских погонах, сидел за столом, устало откинувшись на спинку кресла и положив худые руки на папку с бумагами. Тонкий солнечный луч, пробиваясь в окно, лежал на его крупном лице и, сбегая вниз, искрился на толстых жгутах пропущенного из-под плеча аксельбанта. Другой, моложавый полковник, тихо позванивая шпорами, ходил по мягкому ковру. Из соседней комнаты доносилось прерывистое пощелкивание телеграфного аппарата.
- Она приближается широким фронтом, примерно в сорок-пятьдесят километров, - говорил полковник вполголоса. - Это свидетельствует о намерении нащупать наш фронт, с тем чтобы немедленно развить главными силами успех, одержанный какой-либо из дивизий первой линии.
- Успех! - генерал усмехнулся, от его коротких усов скользнули в углы рта морщинки. - Следовательно, полковник, вы полагаете, что большевики смогут одерживать успехи?
Полковник круто остановился у стола.
- Я не предполагаю, а уверен в этом, Бронислав Станиславович, - твердо сказал он, помолчав. - Что такое Россия? Советская Россия - это кипящий котел, о который уже многие обожглись. Посмотрите, как дерутся их босые, голодные солдаты. Вы только что прибыли на фронт, а я видел их в бою. У них какой-то фанатический энтузиазм. Должно быть, так же вот дралась национальная гвардия в эпоху Французской революции.
Генерал, щелкнув портсигаром, закурил папиросу и внимательно посмотрел на начальника штаба.
- Неуверенность в победе - это уже почти поражение, - заговорил генерал. - И если бы за эти годы я не узнал вас так хорошо, то, поверьте, сделал бы заключение не в вашу пользу. Да… Наша победа обеспечена. Ну, посудите сами, что смогут противопоставить большевики той технике, которой располагаем мы? Но агентурным данным, у Буденного несколько аэропланов устаревших конструкций, пять бронепоездов, несколько бронемашин и четыре артиллерийских дивизиона. Как будто так?
Полковник молча кивнул.
- Ну вот! А вы говорите. Помимо того, мы располагаем тройным превосходством в живой силе. Нет, я очень рад, что большинство офицеров и солдат разделяет мнение маршала о небоеспособности конницы большевиков.
- Да, но эта небоеспособная конница разбила Деникина.
Генерал пренебрежительно махнул рукой.
- Ну, то Деникин! А здесь ей придется встретиться с нашей великолепной пехотой. Я больше чем уверен, что наши передовые части не допустят ее даже до линии фронта.
Из соседней комнаты просунулась голова телеграфиста.
- Проше пана пулковника!
Полковник прошел в соседнюю комнату и вскоре возвратился с телеграфной лентой в руках.
- Ну, что там? - позевывая, спросил генерал.
- Большевистская конница подошла к линии фронта, - ответил полковник, кладя на стол телеграфную ленту.
Иван Ильич поднял голову от карты и посмотрел на сидевших против него командиров.
- Значит, так, - сказал он, - наша дивизия имеет задачей овладеть опорным пунктом противника у деревни Дзионьков. В голове пойдет наш полк, а впереди - наш эскадрон. Поимейте в виду, товарищи командиры, что надо действовать со всей решительностью. Паны засели в окопы за проволокой и смеются над нами. Так вот, мы, значит, должны им показать, что с нами шутки плохи. Пусть они сразу узнают, что такое Конная армия… Вихров, как себя чувствуешь?
- Хорошо, товарищ командир.
- Добре. Пойдешь со взводом головным разъездом. Маршрут: Липки - Жижков - Дзионьков. Записал? Так… Выступаем в три тридцать утра. Значит, успеете еще добре выспаться. Ну вот и все у меня. Вопросов нет?.. Нет. Можно разойтись…
Выйдя от Ладыгина, Вихров послал ординарца с приказом Сачкову собрать через полчаса взвод на беседу, а сам пошел через село, решив зайти в полковой околоток и на всякий случай взять пару бинтов. Он пошел напрямик заросшим лопухами оврагом, перебежал кладку через ручей и, поднявшись на противоположную сторону, вышел на обсаженную тополями дорогу. На пригорке в стороне от дороги белел среди густой зелени небольшой домик с приткнутым у палисадника санитарным флажком. Глядя сейчас на этот флажок, Вихров поймал себя на мысли, что ему не так были нужны бинты, как хотелось увидеть Сашеньку. Он сам не знал, что так сильно влекло его к этой девушке с того раза, как он увидел ее на походе. И хотя он с ней часто беседовал и мог сейчас зайти запросто к ней, он начал думать о том, как она встретит его. Наконец, решившись, он взбежал на пригорок, толкнул калитку и вошел в палисадник. Черный с желтыми бровями лохматый пес, дремавший в тени подле крыльца, при виде его встал, зевнул, потянувшись, словно сделал ему реверанс, и сел, доброжелательно стуча хвостом по земле.
Вихров прошел через сад и остановился у раскрытого окна. Привстав на носки и, чувствуя как у него сильно забилось сердце, он заглянул в комнату.
Сашенька сидела спиной к нему над книгой. Он видел только ее узкие, совсем еще детские плечи и затылок с золотистыми завитками волос. Она так увлеклась чтением, что не сразу услышала, как он окликнул ее.
- Ах, это ты? - воскликнула она, обернувшись. - Постой, а кто тебе разрешил снять повязку? - строго спросила она.
- Я сам снял, - сказал Вихров. - Надоело. Да уже все прошло. Вот посмотри, - он снял фуражку.
- Постой, я сейчас сойду к тебе. Только я босиком.
Сашенька взяла со стола книгу, вскочила на подоконник и спрыгнула в сад.
- Давай посидим, - она показала на скамейку.
Они сели в тени.
- Что за книга? - спросил Вихров.
- Синклер, "Король-уголь".
- Где ты достала?
- Тюрин принес.
- Тюрин? А зачем он сюда ходит?
- Да сюда все ходят. Хорошие ребята. И любознательные. Мне нравится, что все они относятся ко мне по-товарищески.
- Ну, это только ты умеешь себя так поставить, - заметил Вихров.
Сашенька внимательно посмотрела на него и заговорила своим мягким, ласковым голосом:
- Видишь ли, Алеша, каждая девушка, если она уважает себя, то всегда поставит так, что к ней будут относиться по-товарищески. У нас, у женщин, если мы даже и моложе мужчин, как-то больше жизненного опыта. Да вот хотя бы случай с Дерпой. Пришел сюда бинт попросить и не успел слова сказать, давай обниматься. Я постыдила его и думала, что он больше никогда не зайдет. А он - нет, при каждом удобном случае заходит, но уж подобных вещей не допускает. Видно, и ребятам сказал остальным, потому что все они чересчур стали вежливые. - Сашенька улыбнулась и продолжала: - Он и на прошлой дневке заходил, цветы принес и много рассказывал о своей жизни и семье, где он вырос, и мне стало ясно, почему он вел себя так в первый раз. Знаешь, как поведение родителей передается детям…
Вихров сидел, слушал Сашеньку и чувствовал себя самым счастливым. Вернее, он не так слушал, как смотрел на нее.
- Знаешь, Алеша, я так благодарна своему отцу, - говорила она. - Да как же мне не быть ему благодарной! Человек, который мог устроиться в городе, остался из-за нас, детей, в деревне. Ведь он не смог бы вообще следить за детьми в городе, не имея жены. Мне тогда было непонятно, как это "следить". А потом, когда я выросла и сравнила себя с детьми дяди, которые почти без всякого присмотра росли в городе, я поняла. Мы с братом совершенно здоровые люди, с трезвым мозгом, физически здоровые совершенно… По задворкам я не бегала. Я была всегда с братом. Папа не разрешал никуда ходить без Николая. С одной стороны, отец оберегал меня от нехороших подруг, а с другой стороны; Николай не мог при мне шалить. У нас было поставлено так: папе говорить только правду…
- А я вот своего отца не помню, - сказал Вихров.
- Умер?
- Нет. Его убили в русско-японскую войну. Он был военный… Штурманом на "Наварине". Рассказывали, что он первым бросился в море, когда японцы предложили им сдаться в плен.
Они помолчали.