Миша Казачок с озабоченным видом покачал головой и вдруг решительно полез в карман широченных, сшитых из бордовой бархатной скатерти брюк и затарахтел чем-то. Что-то приговаривая, он выложил из кармана три круглые гранаты-лимонки, пару пироксилиновых шашек с взрывателями, кучу ружейных патронов и, наконец, масленку из-под ружейного масла. Отвернув пробку, он вытряхнул на ладонь какую-то черную массу и, поплевав на нее, старательно растер ее пальцем.
- На, - сказал он Маринке. - Клади ему на голова, завтра будет здоров.
- Что ты, Миша! Бог с тобой! - Маринка махнула на него обеими руками. - Что я, дурная?
- Бери, бери! - с убеждением говорил Миша. - Самый лучший лекарство. Мой дед учил. Мой дед вместе с Шамиль воевал. Всегда так лечил. Я кавказский человек, я врать не буду.
- Нет! - решительно сказала Маринка. - Я и так обойдусь. Я за него сама отвечаю, - кивнула она на Митьку, который с улыбкой смотрел на Мишу Казачка.
- Ва! - Миша фыркнул на нее, как кот на собаку. - Какой ты упрямый!.. Ну, куда братва пошел? - спросил он, поднимаясь.
- Да я, право, не знаю, - сказала Маринка. - Должно быть там, - показала она на окраину села, где все сильнее разгорался пожар.
Миша, несмотря на свои пожилые годы, легко кинул в седло тучное тело и пустил лошадь вскачь по дороге.
Вокруг пожарища шумела толпа. Покрывая треск горящего дерева, слышался возбужденный говор и крики. Красноармейцы, руководимые Ладыгиным, сноровисто разбирали соседние мазанки-хаты. По всем улицам с ведрами и баграми бежали люди, хоронившиеся во время боя в погребах и подвалах.
Миша слез с лошади и, привязав ее к плетню, вошел в большой двор горевшего дома. Тут было полно народу. Бойцы, став цепочкой от колодца к дверям, передавали из рук в руки ведра с водой.
- Кто зажег? Зачем зажег? - спросил Миша у Климова, который первым попался навстречу ему.
- А пес его знает, - сказал спокойно трубач, - но не иначе, как Махно. Жители сказывали, что в доме есть пленные.
- Зачем стоим? Все пойдем! Вперед пойдем! Надо пленных выручать! - заволновался Миша, размахивая руками.
- А там уже есть наши, - успокоил Климов.
В это время послышались крики:
- Воды! Воды давай!
На пороге показалась худощавая фигура Ильвачева. Следом за ним шел Харламов. Они несли босого человека со связанными руками и ногами.
- Нате, принимайте, ребята! - хрипло сказал Харламов, передавая человека на руки бойцам. - А ну, ладней! Под спину берись… Воды! Воды комиссару! - вскрикнул он, увидя, что Ильвачев медленно валится на землю.
Красноармейцы подхватили Ильвачева под руки.
- Харламов, а там еще люди есть? - тревожно спросил чей-то голос.
- Есть еще один человек… Кричал… В дыму-то не увидишь. Зараз опять пойду… Фу, угорели мы с комиссаром. Дайте воды! - Он нагнулся и, широко расставив ноги, припал к ведру.
- Лей на меня! - приказал Миша Казачок с таким решительным видом, что несколько бойцов разом окатили его.
Он крикнул что-то и взбежал по ступенькам крыльца.
- Стой! Стой! Куда?.. Зачем Мишу пустили! Сгорит! - закричали бойцы.
Но Миша Казачок уже исчез среди дыма и пламени.
Во двор быстрыми шагами вошел Бочкарев.
- Ну, как, товарищи? - спросил он ближайших бойцов.
- Разрешитя доложить, товарищ комиссар, - сказал Сачков. - Одного человека спасли. Тольки как бы не мертвый.
- Где он?
- А эвот лежит, - показал Сачков.
Около колодца лежал длинный худой человек с закрытыми глазами, плотно сжатыми губами. Его крупное морщинистое бритое лицо было безжизненно. Кузьмич сидел подле него и слушал пульс.
- Ну, что, товарищ лекпом? - спросил Бочкарев, подходя. - Можно спасти?
- Факт… Сейчас отойдет… Это нам ничего не стоит, - забормотал Кузьмич, с сомнением поглядывая на лежавшего. - Гм, пульс вроде очень быстрый. Видать, угорел здорово. Факт!..
- Несет! Несет! - закричали бойцы.
Миша Казачок, с опаленными усами, весь черный от дыма и сажи, бережно прижимая к груди, нес связанного полуобнаженного человека.
Бойцы расступались, освобождая дорогу.
- Ой, какой хлопчик красивенький! - сказал нараспев молоденький красноармеец в буденовке, заглядывая в закинутую голову спасенного. - А худой-то какой!
- А ну, ребята, позволь! - строго говорил Кузьмич, пробираясь вперед. - Расступись, говорю! Дайте человеку пособие оказать!
Миша Казачок прошел через двор и, поискав место почище, осторожно опустил свою ношу в тени у плетня.
- Баба, ребята! - в один голос ахнули бойцы, увидев маленькие, как опрокинутые чашечки, круглые груди.
Бочкарев быстро снял брезентовый плащ и прикрыл тело девушки.
- Мертвая, что ли?
- Дай ей чего, товарищ доктор!
- Тише! Не напирайте, братва! Человека задавите! - взволнованно заговорили бойцы.
Кузьмич присел, ловко отер темную пену с пухлых губ девушки и, взяв ее маленькую руку, попробовал пульс.
Не открывая глаз, она пошевелила губами.
Кузьмич торопливо вынул из сумки склянку с лекарством и поднес к лицу девушки. Веки ее дрогнули, из груди вырвался стон, и она, чуть приоткрыв глаза, обвела затуманенным взглядом бойцов.
- Товарищи, наши… - прошептала она тихим радостным голосом.
Петька стоял перед Ладыгиным.
- Так ведь ты же бандит? У Махно служил, - говорил Иван Ильич, пристально глядя на него.
- Это уж как вам будет угодно, товарищ командир, только я не бандит, а мирный житель, - сказал Петька.
- Но ведь ты сам говоришь, что служил у Махно, - заметил Ладыгин.
- Я и не скрываю. Зачем врать! Я прямо говорю. Я ж по эту сторону фронта находился и не мог сразу к красным поступить. А потом слушок прошел, будто Махно с Деникиным воюет. Вот я, значит, и поступил до него… И был-то я у него без году неделю. Кого хотите спросите… И чего мне с ними служить! Я бедный человек, а они как есть все живоглоты-кулаки. Там у них еще эти есть… волосатые, в шляпах, в золотых очках.
- Анархисты?
- Вот-вот. Мы их "раклом" обзывали.
- Что это еще за ракло?
- Ну… как бы сказать… самое что ни на есть ползучее гадство. Наипервейшие воры и выпивахи. У каждого тачанка, а на ней полно барахла. А ходят! - Петька усмехнулся. - Кто летом в шубах, кто в бабских сподниках с кружевом. Срам смотреть, одним словом. Да ну их, товарищ командир! Не по пути мне с ними.
- Добре. А ты сам откуда?
- Одесский.
- Далеко же, братец, тебя занесло!
- А я что, бедный Тришка - забрал свое ничего да в другую деревню.
- Ты, я вижу, братец, шутник.
- У нас в Одессе все шутники.
- Ну вот что. Я тебя возьму на испытание. Но поимей в виду: если только что замечу, то этой самой рукой расстреляю.
- Не извольте беспокоиться. Замечаний не будет.
- Ильвачев, возьмем, что ли, его? Пусть послужит.
- Возьмем. Только ты, парень, смотри во всех отношениях, а не то плохо будет.
- Будьте благонадежны.
- Ну, добре. Поди пока за воротами посиди. Потом я тебя позову.
Петька с веселым видом пошел со двора. Теперь для него начиналась новая жизнь, чем он был очень доволен.