- Глядите, товарищ командир, сколь гвоздья хорошего покинуто, - показал Харламов. - А нам оно ещё ох как пригодится, как кончим войну.
Он нагнулся и стал собирать гвозди.
Во двор быстрыми шагами вошел Митька Лопатин с газетой в руках. Его скуластое лицо сияло.
- Товарищ командир, - обратился он к Вихрову, - вот газетку достал. Вот это да! Ну и шибко здорово пишут!.. Почитайте… Эй, товарищ доктор, Климов, послушайте!
Приятели прекратили беседу и подняли головы.
- Вот это самое место, - показывал Митька, присев на корточки подле Вихрова. - И на обратной стороне тоже есть.
Вихров кашлянул и начал читать;
- "Рабочие Франции, Польши и Англии открыто выступают против войны, затеянной польскими панами, по наущению Антанты, против Советской России.
В городе Лодзи восстали рабочие военного завода. В Варшаве пехотная бригада отказалась выступить на фронт…"
- И вот еще, - показал Митька.
- "Грузчики французских и английских портов отказались грузить оружие для отправки пилсудчикам", - прочел Вихров.
- Ура! - закричал Митька, вскочив и приплясывая. - Вот, братцы, как! За нас весь мировой трудящийся класс!
- Ну, держись теперь, Антанта! - сказал Харламов.
- Товарищ командир, как это называется? Слово такое чудное? - спросил Митька.
- Какое слово?
- Ну, чтоб выразить, что все трудящиеся с нами.
- Солидарность.
- Во, во, солидарность! Я на митинге это слово слыхал, но вначале не понял, что оно обозначает, - говорил Митька, в то время как Кузьмич, достав записную книжку, что-то записывал. Он любил "умные" словечки, но часто употреблял их не к месту.
- Кого-то ведут, - сказал Харламов, глядя на открытые ворота: оттуда двое красноармейцев вели под руки товарища с залитым кровью лицом. - Да это Гришин, - узнал он бойца. - Что это с ним?
- Товарищ доктор, принимай раненого, - сказал красноармеец в застегнутой сзади буденовке. - Хотели вот к врачу вести, да далеко.
- А что, разве я хуже врача понимаю? - недовольно заворчал Кузьмич, раскрывая медицинскую сумку и доставая из нее иод и бинт. - А ну, показывай, чего у тебя, - сказал он Гришину, который опустился подле него. - Это кто ж тебя так? - спросил он, увидев рваную рану над глазом.
- Конь.
- Так… Ударил, значит. Ну, это для меня раз плюнуть. Факт!.. А между прочим, у тебя пустяки.
- Как сказать, товарищ доктор. Пустяки! Немного повыше - и голову бы оторвал, - сказал боец в буденовке.
- Ну и что ж! Починили бы и голову, - заговорил Кузьмич, обильно смазывая рану иодом. - Ничего это нам особенного не представляет… Не крутись, сиди спокойно… В лучшем виде приставили бы. Это для меня плевое дело. Да что говорить, в германскую одному командиру полка голову оторвало - я пришивал. Так он потом бригадой командовал.
Вихров усмехнулся. Митька фыркнул в кулак.
- Нет, уж это, товарищ доктор, я извиняюсь, - сказал Харламов.
- А что? Да нет, я и не говорю, что ее навовсе оторвало, - чувствуя, что перехватил, поправился Кузьмич. - На главной жиле держалась. Вот я, значит, ее и того…
- Пришили?
- Факт.
- Да, бывает…
Во двор вбежал Крутуха.
- Товарищ командир, - сказал он, приметив Вихрова, - вас до комэска. Срочно требуют.
- А что там, не знаешь? - спросил Вихров, берясь за сапоги.
- Какие-сь бумаги со штабу прислали.
Вихров быстро оделся и вместе с Крутухой вышел на улицу.
Когда Вихров вошел в небольшой, обсаженный тополями двор, куда привел его Крутуха, Иван Ильич и Ильвачев лежали на бурке в тени кустов цветущей сирени и тихо беседовали.
Солнечные лучи, пробиваясь сквозь листья, мелким золотистым узором рассыпались по затененной деревьями и кустами траве. Остальная часть двора была залита ярким светом, и только под поветью, где лениво жевали сено Мишка и рыженький конек Крутухи, стояла прохлада.
В глубине двора, у колодца с журавлем, дымил ведерный самовар с надетой на него железной трубой.
Услышав шаги, Иван Ильич поднял голову и увидел Вихрова.
- Проходи. Садись, - он показал на вкопанную в землю скамейку у круглого садового стола. - Мы сейчас кончим…
Вихров присел на скамейку и стал смотреть на Крутуху, который, сняв сапог, раздувал голенищем самовар. Вихров уже имел случай убедиться в том, что командир эскадрона любил попить чайку и возил в тачанке собственный самовар, которым Крутуха очень гордился, так как самовар был один на весь полк, и даже сам Панкеев в свободную минуту заходил к ним посидеть за стаканчиком чаю.
- Вихров! - позвал Ладыгин. - Иди садись ближе… Ну, рассказывай, как во взводе дела? - спросил он, когда Вихров присел подле него.
- Все как будто в порядке, Иван Ильич. Только вот Лопатину нехорошее письмо из дому прислали.
- Что такое?
- В семье у него неладно. Надо будет написать местным властям… Я напишу.
- Ты ему обещал?
- Что?
- Письмо написать.
- Обещал.
- Добре. Только смотри сделай. Мой дед говаривал так: "Лучше сделать, не обещав, чем, обещав, не сделать". А я бы добавил: никогда не обещай, если не уверен, что исполнишь.
- Да у меня пока случая не было, - краснея, сказал Вихров.
- А я ничего не говорю. Только предупреждаю.
- А что ему пишут? - спросил Ильвачев.
- Брат пишет маленький. Да вот я покажу. - Вихров достал из кармана письмо и подал ею Ильвачеву.
- Очки, - сказал Ильвачев, - где мои очки?.. А, чорт, вот они.
Поискав в карманах, он вытащил за оглобельку очки и надел их на свой острый нос.
- А ведь действительно безобразие во всех отношениях, - сказал он, прочитав письмо и возвращая его Вихрову. - Мальчишка сидит голодный, отец и мать убиты. Иван Ильич, - он повернулся к Ладыгину, - а мы ничем не сможем помочь?
Ладыгин в раздумье пожал плечами.
- Прямо ума не приложу, - сказал он, помолчав. - Разве что денег собрать? Да нет, на них сейчас ничего не купишь… А помочь надо. Лопатин - боец очень хороший.
- Замечательный боец, - подхватил Вихров. - Его надо на курсы послать. И, главное, учиться хочет… Выпросил, понимаете, у меня строевой устав и почти весь переписал в тетрадку.
- Войну кончим - пошлем обязательно, - согласился Ладыгин. - А сейчас надо подумать, что мы сможем сделать для него в наших условиях.
- Тогда вот что: я поговорю с Бочкаревым, - предложил Ильвачев.
Он поднялся с бурки и привычным движением поправил ремень.
- Ты что, уж пошел? - удивился Ладыгин.
- Люблю не откладывать. А потом у меня еще есть дела к комиссару.
- Добре… Ну, смотри возвращайся скорее.
Ильвачев пошел со двора.
- Мне разрешите итти, товарищ командир эскадрона? - спросил Вихров.
- Сиди. Чай будем пить… Да поимей в виду: в три часа эскадронное собрание. У тебя взвод в сборе?
- Всегда в сборе, товарищ командир.
- Ну, смотри… А, твой приятель идет, - сказал Ладыгин.
Вихров оглянулся, он сидел спиной к калитке, и увидел Дерпу.
Дерпа остановился поодаль, отчетливо козырнул командиру эскадрона и с нерешительным видом покосился на Вихрова.
- Проходи, Дерпа, - приветливо сказал Иван Ильич, с видимым удовольствием оглядывая мощную фигуру молодого командира. - Проходи и садись.
- Я к тебе по делу, милок, - тихо заговорил Дерпа, присаживаясь на бурку и обращаясь к Вихрову. - Никак себе подходящего коня не подберу. Взял одного, а он посередь дороги лег. Сегодня весь полк обошел. Есть, конечно, кони хорошие, но по росту мне никак не подходят. А вот у вас в эскадроне я одного приглядел. Вороной жеребец. Здоровый. Шесть вершков. Один пушку потянет. Он у вас в обозе ходит. Знаешь, небось? Ну вот. Злой, гадюка, но ничего, я бы его обломал. Ты поговори со своим командиром, милок. Может, сменяемо, а? Я придачи сапоги новые дам.
- Вряд ли он придачи возьмет, - сказал Вихров, с улыбкой посматривая на Дерпу и любуясь его простотой.
- О чем толкуете? - прислушиваясь к их голосам, спросил Ладыгин.
Вихров в двух словах объяснил ему просьбу Дерпы, упомянув и о придаче.
- Ну что же мне с тобой делать? - сказал Иван Ильич, глядя на Дерпу. Глаза его смеялись. - Добре, отдам тебе вороного. Хотя мне самому в обозе хорошие кони нужны. Ты все же на смену подходящего приведи. Ну, а сапоги носи себе на здоровье.
- Вот спасибо, так уж спасибо! - заблагодарил Дерпа. - А то хоть пеший ходи.
- Крутуха! - позвал Ладыгин. - Как у тебя самовар?
- Поспел, товарищ комэск.
- Тащи!
Крутуха поставил на стол кипящий самовар, потом проворно сходил в хату и возвратился с двумя табуретками.
- Консервы открой, - сказал Ладыгин.
Ординарец принес деревянный кованый сундучок, достал из него чайник, чашки и хлеб.
- А консервы что же? - спросил Иван Ильич.
- Немае консервов, - мрачно сказал Крутуха. - Все съели.
- Так ведь пять банок было.
- Четыре, - поправил Крутуха. - Да и банки-то вить манюсенькие. Даром, что не наши.
- Э, да что с тобой толковать! - махнул рукой Ладыгин. - Садитесь, товарищи! Крутуха, садись!
Он подвинул себе табуретку, присел против самовара и стал заваривать чай.
Дерпа взял другую табуретку, с сомнением ее оглядел и, осторожно поставив на прежнее место, сел на скамейку рядом с Вихровым.
Они молча выпили по первой чашке и налили по второй. Держа блюдечко на растопыренных пальцах и прижмуриваясь, как кот, при каждом глотке, Иван Ильич шумно прихлебывал чай.