Так рассуждали огорченные джизакцы, стоя у колодца и мечтая о воде. И не было в их словах ни уважения к важному человеку в городе, ни страха перед святостью его сана. Вообще ничего не было, кроме злости.
Я не понимал этих людей. Как могли они нарушить запрет, как посмели ворваться в дом ишана и поносить его всяческими словами? И главное, почему бог не покарал их? Первое сомнение, ровно искра, вспыхнуло в моей голове. Вспыхнуло и принесло с собой недоумение. Значит, можно! Можно отворить калитку, растоптать все преграды, смело крикнуть духовному наставнику, что он лжец и обирала. Теперь подобный вывод может показаться наивным, а сомнения ничтожными. Тогда, более полувека назад, мое открытие было грандиозным. В мыслях мальчика, носящего косичку в честь святого Шахи-Зинда, недавно прикрепившего к тюбетейке заклинание ишана, произошел целый переворот. Впервые он убедился в беспомощности святого пира, в слабости богатого человека. И пораженный этим открытием, я стоял посреди двора подобно заколдованному джейрану, который обрел дар речи, но боится произнести слово, так как считает, что при первом звуке превратится в песок и будет унесен ветром.
Так, замерев от робости и изумления, прижимая к себе коромысло с пустыми ведрами, я услышал тихий голос:
- Назир! Назиркул!
Вот и расплата за сомнения, подумал я. Злые духи, упрятанные на дне колодца, подкараулили вероотступника с косичкой на голове и сейчас заманят в преисподнюю. Помня слова матери, я крепко сжал губы, чтобы не откликнуться.
- Назир! Назиркул!
Голос прозвучал громче и не со стороны колодца, а с улицы. Однако мысль моя работала в прежнем направлении. Хитрят, решил я, на то они и злые духи, чтобы прятаться в разных местах и кричать на разные голоса. Меня не проведешь. Вода была уже забыта, да и все событие, связанное с посрамлением ишана, отошло куда-то на второй план. Главное, не поддаться злым духам. А они, бессовестные, заливаются:
- Назиркул! Назиркул!
Подумать только, до чего настойчивы темные силы, хотят все-таки обмануть меня. Напрасные усилия! Буду молчать, как матушка велела.
- Ты что, не слышишь? - толкнул меня в бок одни из шумевших у колодца стариков. - Зовут тебя!
Тут я усомнился в настойчивости злых духов: если другие слышат, значит, дело обстоит не так уж таинственно. Возможно меня просто зовут товарищи! И я побежал на улицу. Правда, губы так и не разжал, чтобы не откликнуться, не оказаться кривым. О существовании злых духов я еще помнил, во всяком случае, побаивался их.
Оказалось, с улицы меня звал старший брат.
- Куда ты запропастился с ведрами? У матушки котел перегорел на огне.
- Я ждал воду.
- Эх ты, непутевый Афанди. Вода уже бежит в реке. Скажи людям, пусть идут к берегу.
Новость была настолько неожиданной, что я открыл рот и смотрел на брата, ничего не понимая.
- Да ты очумел совсем. Говорю же - в реке вода появилась.
Только тогда я пришел в себя и закричал:
- Вода! В реке вода-а!!!
И первый кинулся, гремя ведрами, к берегу…
Верно, канал, пересекающий город, был наполнен водой, и она, прохладная, неторопливая, сверкая своей голубой спиной, устремлялась на запад. Куда девались огорчения наши, кому отдали люди свою злость! Став добрыми и радостными при виде воды, они падали на колени, а то и просто на животы и, припав сухими губами к влаге, пили и пили ее до одурения. Мы с братом нырнули в воду как утята, стали барахтаться в ней, плескаться, наслаждаясь невесть откуда павшим нам счастьем.
Счастье действительно пало.
- Вода! Откуда вода? - удивлялись старики, смачивая влажными ладонями лицо и бороду. - Не наша очередь пить ее. Прежде должен утолить жажду Янги Курган.
- Зачем гадать, чей сад, - отвечали молодые, - был бы виноград в нем. Ешьте, мусульмане!
Третьи с благодарностью возносили руки к небу:
- Аблаух акбар - великий бог! Да будет имя твое на устах каждого, кто коснулся этой влаги!
Дядя Джайнак, приведший к берегу свою лошадь, чтобы напоить и искупать, проявил обычное спокойствие и рассудительность. Он сказал:
- Никакого чуда здесь нет. И вообще бывают ли чудеса на этой грешной земле? К нам пришла "вода сангзара", самая чистая вода мира. Пришла не в назначенный срок. Кто-то направил ее в Джизак от снежных гор, сейчас там таяние, и ручьи торопятся вниз, в долину…
- Кто бы ни сделал это доброе дело, пусть его жизнь будет такой же обильной, как эта вода, - ответили старики дяде Джайнаку.
- Его жизнь и так обильна, - нахмурился он. - Разве бек воды Мулла Хакберды в чем-нибудь нуждается? Каждая капля у него звенит серебром.
- Много же серебра соберет бек воды за нашу реку. У кого есть такое богатство, чтобы заплатить ему, - сомневались старики.
Дядя загадочно покачал головой:
- Тут другая плата… Пострашнее серебра…
Что имел в виду дядя, мы не узнали у реки. Да и не пытались узнать. Бежала, звенела вода, и это было главное. А там само собой все решится.
Трудно было оторваться от прохладных струй. Брат торопил, стыдил меня - там матушка ждет не дождется воды, а ты тут, как утенок, плескаешься.
- Не позволяй себе больше дозволенного, - строго заключил он и первым вылез из реки.
Что ж, пришлось расстаться с упавшим так внезапно счастьем, наполнить ведра и идти домой…
Дома мы узнали причину появления воды в жаждущем Джизаке. Узнали от муэдзина Ашурмата. Он ходил по махалле, стучал в каждую калитку черенком камчи и выкрикивал:
- Кто слышит, пусть запомнит и передаст соседу. Кто слышит, пусть запомнит… Его превосходительство уездный начальник соблаговолили завтра пополудни посетить наш город… Чтобы все улицы были политы, выметены, очищены. Слушайте и запоминайте, дабы потом знали, за что вас наказывают… Чтобы знали…
Вот почему появилась так неожиданно вода в Джизаке!
Пыль, которая не оседает
Как ни старались люди, как ни уливали дорогу, горячее летнее солнце быстро иссушило пыль, спекло сверху корочку и едва копыта коней коснулись ее, она лопнула и задымила желтым дымом лесса. Дым этот так и вился, пока коляска уездного начальника проследовала по городу к дому известного в Джизаке богача муллы Хафизбая. Это был самый дорогой и самый красивый дом. Стоял он на тихой узкой улочке за мечетью. Чтобы попасть в него, коляска миновала Каландархану, въехала на мост, простучала на нем своими негромкими колесами на шинах, потом свернула влево и покатилась по мягкой влажной пыли.
Коляску уездного начальника сопровождали полицейские - один скакал впереди, двое - сзади. Они были грозными и свирепо поглядывали на стоявших вдоль дувалов жителей махалли. С левого бока у каждого из сопровождающих болталась шашка, в правой руке красовалась нагайка. Нагайка была самым страшным и самым знакомым для жителей махалли оружием. Ее чаще всего пускал в ход полицейский по имени Юлдаш, наблюдавший за порядком в нашей махалле. Звали мы этого рослого детину Юлдаш-полицейский. Многие сейчас даже не предполагают, что в роли полицейского мог выступать местный житель. Все представляют себе полицейского краснощеким, курносым рязанцем или оренбуржцем, пузатым усачом с бляхой на груди и с кокардой на фуражке. У Юлдаша от всего этого остались лишь усы и бляха. Вместо резиновой палки камча - плетка. Ею он орудовал виртуозно, и мало кто из нас, мальчишек, не имел на спине красных и синих полос. Юлдаш-полицейский подстерегал всевозможных нарушителей в самых невероятных местах, появлялся внезапно и так же внезапно опускал камчу на их головы и плечи. Доставалось не только мальчишкам, но и взрослым. Ни в какие объяснения Юлдаш не вступал, ни на какие уговоры не шел. Говорили даже, что он неподкупен. Но кто мог это проверить! Босоногие, на которых он обычно нападал, не имели денег, а богатых Юлдаш не трогал.