- Быльченко и Пелевину незаметно подойти к часовому, стоящему слева, и бесшумно снять его. Терехину и Левочкину ликвидировать правого часового. После снятия часовых будете прикрывать нас огнем, если появятся фашисты. Вы, Кочевенко, пробирайтесь к дороге и наблюдайте за движением по ней. Обо всех изменениях в обстановке сообщайте условными сигналами. Мы с Анисимовым подберемся к складу и взорвем его. Предупреждение об отходе дам за две минуты до взрыва. Сигнал - красная ракета. Сбор у шлюпки. Помните об осторожности...
Немного помолчав, Стрельник уже другим голосом, по-отечески ласково, произнес:
- Ну, друзья, ни пуха ни пера...
Разошлись молча, тихо. Слышался только дробный шум дождя. Комиссар смотрел вслед уходящим и думал: "Впервые идут на такое трудное дело. Выдержат ли? Хватит ли сил?" И сам себе ответил: "Нет, не подведут..." Это он чувствовал по их уверенной походке, по тому, как они старательно переползали от камня к камню, смело продвигались к цели. "Нет, не подведут".
- Ну, поползли и мы, - тронул он за локоть Анисимова и первым начал спускаться по мокрым камням к подножию горы.
Вначале все шло так, как намечалось. В течение десяти минут без единого выстрела были сняты оба часовых. За это время Стрельник и Анисимов пробрались за изгородь, подползли вплотную к ящикам и начали закладывать среди них взрывчатку. Вдруг вдалеке, на дороге, послышался какой-то шум. Кочевенко передал, что приближаются машины с гитлеровцами. Спустя несколько минут к складу, гремя на ухабах, подъехала грузовая автомашина. Водитель подал сигнал... второй... третий... Ему никто не ответил, не вышел навстречу. Из машины выскочили солдаты и офицер. Сбившись в кучу, они стали совещаться, потом с криками бросились к воротам. Громко хлопнул выстрел. Ему ответила хлесткая автоматная очередь. У ворот завязалась ожесточенная перестрелка.
Стрельник про себя зло выругался.
- Давай спеши! - сердито сказал он Анисимову, который торопливо переставлял ящики, стараясь поместить заряд в середину штабеля.
На большой скорости к складу подошли еще две машины. Стрельник и Анисимов уже заканчивали присоединение бикфордова шнура. Трескотня автоматов усилилась. Громыхнули две гранаты, за ними - еще две. Гитлеровцы были уже совсем близко.
Но вот все готово. Раскручивая за собой шнур, комиссар и Анисимов поползли к высокому уступу скалы, отчетливо вырисовывавшемуся на фоне серых облаков. Стрельник вытянул из-за пазухи ракетницу. Оставляя за собой жидкую полосу дыма, в черное небо медленно взмыла красная ракета. Стрельник поднес заранее зажженную папиросу к шнуру и, не отрывая глаз, следил за серым дымком, который неторопливо пополз к заряду.
Какими длинными казались секунды ожидания.
Перестрелка усилилась. Фашисты, их было более десятка, уже прорвались за ворота и приближались к ящикам.
"Еще метров десять осталось", - подумал Стрельник, провожая взглядом струйку дыма, улиткой передвигавшуюся между камней.
Но что это?!
Неожиданно к небу с протяжным, как в сильную грозу, раскатистым громом взметнулся высокий столб пламени. Над уходящими в ночь скалами повисла клубящаяся шапка темно-бурого дыма, перемешанного с оранжевыми космами пламени.
- Кто взорвал склад? - крикнул Стрельник Анисимову.
Тот недоумевающе пожал плечами. И в этот момент раздался грохот второго взрыва. Волна горячего воздуха пахнула нестерпимым жаром в лица десантников. В воронке, там, где только что был гитлеровский склад, клокотало пламя. С оглушительным треском, разлетаясь фонтанами огненных брызг, рвались снаряды и мины.
Прижавшись спиной к скале, Анисимов как завороженный смотрел на бушующее море огня. Глаза его были широко открыты, губы шевелились в неслышном шепоте. Стрельник толкнул матроса в спину и, махнув рукой в сторону сопок, крикнул только одно слово:
- Давай!
Прикрывая головы от летящих сверху камней и комьев земли, они поднялись на скалу и поспешили к месту сбора. Обратный путь был проделан удивительно быстро - они просто не заметили его. Когда Стрельник и Анисимов спустились со скал к берегу, уже начинался прилив. Море вплотную подступило к вытащенной на отмель шлюпке. Они столкнули ее и остались по пояс в воде, с тревогой прислушиваясь к ночным шумам.
Первыми к месту сбора пришли Левочкин и Пелевин. Вскоре появился раненый Терехин. Из-под левого рукава его ватника белел бинт. Он сам себе сделал перевязку.
- Тяжело ранен Кочевенко. С ним Быльченко, но он тоже ранен, - доложил комиссару Терехин.
На помощь товарищам отправились Пелевин и Левочкин. Они вернулись быстро. На руках принесли Кочевенко и бережно уложили на днище шлюпки, укрыв ватниками.
Тихо, без команды весла ударили по воде. Шлюпка, набирая скорость, все дальше уходила от берега.
Кочевенко пришел в себя, когда "Туман" уже подходил к базе. Подле его койки на разножке сидел комиссар.
- Как себя чувствуете, Кочевенко? Сейчас отправим вас в госпиталь, - негромко сказал Стрельник, склонившись над раненым,
- Товарищ комиссар... - сделал попытку приподняться старшина. - Я хочу... Я...
- Потом... потом. Лежите спокойно.
- Я хочу рассказать... Это ж я виноват... Я... Было так. Веду огонь из-за камня и вдруг слышу: подходят автомашины. Ну, думаю, туго теперь придется. Что делать? А бочки с горки мне хорошо видать. Потихоньку пополз к ним. И тут мне пуля в спину ударила... Сначала я сгоряча и не почувствовал. Вижу: бочки рядом. С размаху ударил в днище одной ножом. Заструился бензин. Струйка тоненькая, будто из крана бензин льется. Вынул я спички, поджег и ногой оттолкнул бочку. Она покатилась прямо к ящикам. А вот дальше, хоть убей, ничего не помню...
Стрельник молча выслушал старшину. Потом встал, несколько раз взволнованно прошелся по кубрику, снова сел. Как ни старался он говорить спокойно, голос выдавал его.
- И ни в чем-то ты не виноват, старшина. Молодец! Спасибо тебе! - Стрельник наклонился и неловко поцеловал Кочевенко в сухие, горячие губы. - Ты достоин звания коммуниста! Я первый дам тебе рекомендацию.
Комиссар снова вскочил с разножки и принялся мерить шагами короткое расстояние от койки до двери.
В кубрик, громко цокая подковками ботинок, спустился Саша Пелевин. По яркому румянцу на щеках матроса было видно, что он чем-то взволнован.
- Что стряслось, Пелевин? - спросил Стрельник.
- Дело, понимаете, деликатное, - замялся матрос. - Как быть с музыкой на текущий момент, товарищ комиссар?
- С музыкой? О какой музыке вы говорите? - удивился Стрельник.
- Да про гармошку я. Можно ли сейчас на ней играть?
- Если исправная гармошка, то, конечно, можно, - улыбнулся Стрельник. - А разве вам не позволяют?
- Я было начал, а Поляков ругается. "Не время, говорит, сейчас музыкой заниматься... Кругом такое творится". И Марченко тоже с ним заодно. А другие матросы против. Поспорили, а решить не можем... Вот я и пришел.
Комиссар подошел к Пелевину:
Песня и стих -
Это бомба и знамя,
И голос певца поднимает класс... -
Помните, чьи это слова?
- Как же, помню. Маяковского! - расцвел улыбкой матрос.
- Верно. Песня и музыка никогда никому не мешали - играйте и пойте! С песней веселее воевать!
"После боя сердце просит музыки вдвойне"
На войне, как известно, не бывает выходных дней. На фронте и в воскресенье и в будни - всегда дел по горло. И потому так радостно становится на душе у матроса, когда вдруг нежданно-негаданно выпадает желанный отдых. Пусть редко это случается, тем радостнее короткие минуты фронтового веселья.
Сегодня кубрик "Тумана" полон музыки и песен. Моряки не привыкли грустить. Коль драться так драться, а веселиться так веселиться! Такова уж морская душа!
Тесно в кубрике. Все свободные от вахт матросы собрались здесь. Старается гармошка. Трудно ей. Веселые возгласы, дружный раскатистый смех забивают ее переливчатые трели. Но напрасно! Не сдается гармонь. Надрывается, но не сдается.
- А ну, шире круг!
- Шире!
- Еще шире!
Негде развернуться для настоящей матросской пляски. Плотным кольцом окружили моряки гармониста Сашу Пелевина:
Эх, яблочко,
Корабельное!
Наша дружба с тобой
Нераздельная!
Басит вместе со всеми радист Михаил Анисимов, и ноги его в такт музыки выбивают лихую чечетку:
Эх, яблочко,
Веселей цвети!
Нам с тобой, дружок,
Вместе в бой идти!
- Э-эх! - сбросив фланелевку, чертом выскочил в круг пулеметчик Рахов. Походка у Аркадия плавная, перестук каблуков о палубу легкий, еле слышный. Трудно устоять, чтобы не пуститься с ним в пляс!
Если дел гора -
Не пугаемся.
Ведь недаром мы
Хваткой славимся!
Когда в круг вошел Иван Быльченко, все покатились со смеху. Еще бы! Куда ему, огромному морячине, с Раховым тягаться. А Иван и ухом не повел на смех. Пляшет себе молчком. Старается парень вовсю.
- Давай, Иван! Давай! Поддай жару! - кричат ему друзья. Все знают, пляшет он сегодня от большой радости: письмо получил от зазнобы. И портрет во весь конверт. А на обороте всего два слова. А какие слова: "Навек твоя". Ну как тут не заплясать!
Вчера перед строем командир благодарность Ивану объявил за быстрый и отличный ремонт материальной части. После возвращения из похода он первым доложил, что его боевой пост к бою готов.