Только в одном дворе все заросло. И в доме этом - дверь, окна, даже крыльцо - все заколочено. Но в соседнем, когда она проходила мимо калитки, залаяла собака. Все равно никто даже в окне не появился. И собачка, поняв, что зря потревожила эту жаркую тишину, виновато поджала хвост и полезла под крыльцо. До самого конца улицы никого не было видно. И Женя повернула обратно. Опять шла мимо домиков, рябин, яблонь и ухоженных грядок. Пересекла скверик с памятником и пошла вдоль похожих один на другой заборов, калиток, домов. И опять почти перед каждым алела маленькими гроздьями рябина. В одном дворе увидела девочку с кошкой. Это не Маринин дом, у ее сестры мальчик, Виталик. И все равно Женя остановилась. - Здравствуйте, тетя! - Здравствуй. Ты не скажешь… - она только теперь спохватилась, что не знает, как фамилия Марининой сестры - …где живут Курагины? - Какие? - очень серьезно спросила девочка. - Что тетя на почте, а мама в бане работает, или у которых летчица погибла? Женя ответила не сразу: - У которых летчица… Девочка бросила кошку, побежала к забору между их и соседним домом и так же звонко закричала: - Те-тя Та-ня! К ва-а-ам! - Спасибо. Женя пошла туда, к той калитке. Это здесь. Маринину сестру зовут Таней. И рябина у самого окна. Марина говорила, что у самого окна. Из-за дома вышла… ее сестра… Она не похожа на Марину. Высокая, и коса вокруг головы. Только глаза, кажется, похожи. Женщина приближалась к ней. Руки в земле - наверно, работала в огороде. - Здравствуйте, заходите. Женя вздрогнула: голос совсем как у Марины. - Здравствуйте. Женщина ждала, наверно, чтобы объяснила, кто она, зачем приехала. Жене и самой было неловко, что она так стоит, молчит. - Я…я была вместе с вашей сестрой, с Мариной… - Она жива?! Что ее нет, Женя так, сразу, не могла… Дома, когда собиралась, и по дороге она говорила себе, что о Лиде не будет рассказывать. Только, что Марину убили. Но теперь, этой женщине с Мариниными глазами, и этого сказать не могла… А женщина засуетилась: - Что же я вас тут держу? Заходите в дом - Она поспешно вытирала о передник руки, зачем-то поправляла волосы - Заходите. Еще только войдя, Женя увидела над комодом снимки. Много снимков. И Марина там. В пилотке. В шинели и шапке-ушанке. В платье. Наверно, еще до войны. - Садитесь - И сама села. Теперь, когда Женя опять увидела Марину, эта женщина стала совсем непохожей на нее. Только глаза немножко. И голос. - Где она, Марина? - Мы были вместе. В лагере. - Каком… - хотя уже поняла, Женя видела, что поняла, - …лагере? - Концентрационном. - В плену? - Ее подбили, взяли раненую, без сознания. - А нам сообщили, что пропала без вести. - Это и есть - без вести… - Женя не знала, что еще сказать. - Но она жива? Женя мотнула головой. Сестра Марины достала из кармана платок и стала вытирать слезы. В комнате было тихо. В этой самой комнате, где когда-то жила Марина. - Она вас часто вспоминала. И мужа вашего. И Виталика. Гадала, какой он. - Большой уже Виталик. Большой… - И снова вытерла слезы. Наконец опять заговорила - А как она там, в ихнем лагере… даже не знаю, можно ли так о лагере - жила? Там ведь не жизнь… - Не жизнь… - И вдруг Жене показалось, что Марина оттуда, с фотографий, просит - не надо. Не надо ее, сестру, расстраивать. И только выговорила: - Она там всем помогала. И мне. Если бы не Марина… - Такая уж она у нас. Все о других. Только о других… - Вдруг подняла голову и посмотрела на Женю Мариниными глазами. Но в них незнакомо стояли слезы - А о ней? О ней кто-нибудь заботился, помогал? Неужели нельзя было ее спасти? Убежать? Бежали ведь из плена. Бежали… Женя крепко, до боли сжала пальцы. Чтобы не ответить. - Извините… - сестра снова заговорила тихо, опять похожим на Маринин голосом - Извините меня. Понимаю, нельзя было. Женя смотрела на эту сидящую с опущенной головой, совсем чужую женщину. И сама удивилась: неужели, когда ехала сюда, когда хотела только побыть там, где жила Марина, еще и надеялась, что, может быть, сестра такая же, как Марина?.. Неожиданно эта женщина, Таня, глянула в окно, резко встала, поправила волосы. Женя тоже посмотрела. В калитку вошел мужчина. Пустой рукав гимнастерки, левый, засунут под ремень. Наверно, это и есть ее муж. А Таня еще больше заволновалась. Он вошел в комнату: - Здравия желаю. - Здравствуйте. - Вот, Костя - жена старалась говорить спокойно - Это Маринина подруга. Вместе… воевали. - И поспешно глянула на Женю - Только до того, как Марина пропала без вести… Женя хотела кивнуть, но не могла. - А я думал, раз подруга, может быть, новость какую привезла. - Нет. Никакой… - опять вместо Жени быстро ответила она - А Виталика не видел? Как пошел к бабе Насте, так запропастился. - Ничего, прибежит. Вдруг Женя поднялась: - Я… я пойду. - Чего так сразу? - удивился он - Татьяна самовар поставит. О Марине расскажете. Помянем. Но Женя видела - Таня волнуется. Боится, что Женя, если он начнет расспрашивать, может проговориться про плен. И она повторила: - Пойду. Извините. Я ж ненадолго, только так… - Но все еще стояла. Она очень хотела попросить Маринину фотокарточку. Хоть одну из тех, что висят над комодом. Не решилась - Будьте здоровы… - И пошла к двери. На Марину не подняла глаз… - Костя, я пойду провожу. Шли молча. Только когда проходили мимо того дома, где девочка все еще играла с кошкой, Маринина сестра наконец заговорила: - Вы меня извините. Это я виновата. Испугалась. Не за себя… Сами видели, каким он вернулся. Без руки. Осколков сколько носит в теле. По инвалидности демобилизовали, еще в прошлом году - Она помолчала. - Уж вы не обижайтесь. Но тех, кто был в плену… Его можно понять. Не обижайтесь. Наверно, надо ей сказать, что не обижается… - Родная мне Марина. Сестренка родная. Сиротами, друг дружке помогая, выросли. Мать, еще когда мы маленькими были, умерла. И отец вскоре… - Марина рассказывала. - Знаю, чистая она. И перед людьми, и перед совестью своей чистая - Таня опять вытерла платком слезы - Ведь подбитую ее взяли, без сознания. А все равно испугалась я, чтобы Костя, такой изувеченный, сам из окружения дважды выходил… чтобы к мертвой к ней не изменился. Уважал он ее. Пусть все так и останется. Пусть останется. - Это я виновата. Одна я. И за себя не обижайтесь… А Женя хотела только, чтобы она перестала объяснять.