И вдруг авто с силой дёргается, торопливо прижимаясь к ряду движущихся по бульварам машин. Перед самыми, глазами Леси проползает жёлто-голубое авто с двумя знакомыми головами. Она успевает заметить, как Петренко спокойно закуривает сигару.
Шофёр оборачивается к ней и победоносно-лукаво подмигивает. Леся счастлива, она готова через стекло расцеловать красную, в иссиня-чёрных вьющихся волосинках шею этого удивительного парня. О, теперь Петренко не ускользнуть! Он и его спутница едут совершенно спокойно, заперев преследователя позади, на перекрёстке. Смейтесь, смейтесь! Они даже не оглядываются назад.
Леся боится сесть как следует, словно от того, что она сидит как натянутый парус, зависит, сбежит опять Петренко или нет.
Ага, наконец сворачивают с Бульваров. Похоже, сейчас остановятся.
Так и есть. Голубое авто уже стоит перед домом. Ни кофейни, ни ресторана. Петренко бросает несколько слов шофёру, берёт даму под локоть и неторопливо ведёт к входной двери. На всякий случай ещё раз спокойно оглядывается: никого нет. И исчезает.
Леся лихорадочно открывает дверцу и выпрыгивает на тротуар. Шофёр показывает глазами на вход и бормочет:
- Второй подъезд.
- О, я видела, благодарю. Я сейчас вернусь!
Озабоченно нахмурив брови и чувствуя, как колотится сердца, она направляется по тротуару ко второму подъезду. Номер дома 23. Какая это улица? Ну, шофёр знает, да и можно прочитать на углу. Как теперь расспросить консьержку?
Леся вынимает из сумочки двадцать франков и зажимает в кулаке.
Дом солидный, очевидно, заселён богатыми жильцами. Леся достаёт ещё двадцать франков.
Консьержка, не толстая и не красная, как обычно, а худая, в стальных очках, смотрит строго и неприветливо.
- Простите, сударыня. Я хотела бы узнать фамилию того господина, который только что прошёл с дамой мимо вашей двери.
Консьержка через очки окидывает Лесю взглядом с головы до ног и сухо скрипит:
- Я не имею привычки давать посторонним людям информацию о своих жильцах.
Ага, значит, он здесь живёт!
- О, сударыня! Вы можете быть совершенно спокойны, никакого вреда вашему жильцу от этого не будет, как раз наоборот. Простите, что беспокою вас, я знаю, ваше время так дорого. Прошу принять от меня маленькую благодарность.
И Леся протягивает руку с деньгами. Консьержка с холодным достоинством вскидывает голову, но, увидев, сколько в Лесиной руке синеньких бумажек, мгновенно меняется - лицо становится необыкновенно добродушным и симпатичным.
Тогда Лося суёт деньги в её бессильно опущенную ладонь и прикрывает за собой дверь.
- Видите ли, сударыня, скажу вам честно: мне очень понравился этот господин, и я хотела бы прислать ему цветы. Больше ничего. Маленькая человеческая слабость. Правда? Вы меня понимаете? У вас такое интеллигентное лицо.
- О сударыня, я всё поняла. Боже мой, с кем не бывает. Тем более что господин Мазун так очарователен.
- Его фамилия Мазун?
- Да, господин Мазун.
- А это его жена?
Консьержка неопределённо пожимает плечами.
- Знаете, не совсем…
- Ага, понимаю. Значит, Мазун. Он богат?
- О. да! За квартиру платит три тысячи в месяц. Меблированную, разумеется. Своё авто.
- Ну. прекрасно. А какая это улица?
- Де Мариво, номер 23.
- Ага. Очень хорошо. Я вам очень, благодарна!
- К вашим услугам, сударыня! Пожалуйста, если ещё когда-нибудь…
- Благодарю, благодарю! Всего доброго!
Леся словно на крыльях влетает в своё авто и даёт шофёру адрес пансиона. Прежде всего туда! Может, он уже дома. Хотя вряд ли это возможно - теперь он наверняка станет ходить по улицам и кофейням в надежде повторить встречу.
Действительно, Гунявого дома нет. Тогда Леся с тем же шофёром едет к Мику. Но нет и Мика. К Финкелю она уже и не пытается ехать - с чего бы это он сидел дома? Леся даёт шофёру сто франков, горячо пожимает ему руку и возвращается к себе, улыбаясь растроганному выражению шофёрского лица (рукопожатие тому виной или сто франков?).
Но Гунявый не приходит и на ужин. Ах. господи!
Леся от досады и нетерпения даже не спускается в салон, невнимательно отвечает Загайкевичу на какой-то его комплимент и сбегает к себе в комнату. Должен же он прийти хотя бы покормить свою Квитку! Или забыл и о ней?
Она ходит из угла в угол, всё время останавливаясь и прислушиваясь к каждому шагу в коридоре. В комнате Гунявого абсолютная тишина. Квитка не скулит, не чешется, как обычно, мелко стуча хвостом об пол. Может, взял её с собой?
Леся устало ложится на диван. Не успевает накрыться пледом, как слышит лёгкие, быстрые шаги. Это его шаги, его! Странно: такой большой, а ступает так легко.
Да, отпирает дверь. Ага, вот и Квитка заскулила - то ли от голода, то ли от радости. Теперь надо ещё подождать, пусть выведет собаку на улицу. А то как бы от радостного потрясения не забыл снова о несчастном животном.
Действительно, Гунявый выходит с Квиткой, что-то бормоча ей.
Но возвращается быстрее, чем обычно, и слышно, как запирает за собой дверь на ключ. Ну, отопри!
Леся ещё какое-то время лежит и слушает, как Гунявый ходит по комнате, как тихонько разговаривает с собакой, которая не то пищит, не то свистит в ответ, как наконец затихает всё.
Тогда Леся выходит из своей комнаты и стучит к Гунявому. Изнутри доносится глухо и гнусаво:
- Кто там?
- Это я, господин Кавуненко, Ольга Ивановна. Можно к вам на минутку?
Испуганно грохочет стул, и шаги приближаются к двери.
- Ради Бога, одну минуточку, прошу вас подождать. Одну минуточку! - И шаги снова удаляются куда-то в глубь комнаты. Леся, улыбаясь, стоит лицом к двери. Через какое-то мгновение она открывается. Веет запахом каких-то медикаментов, такое впечатление, что он идёт от круглых, удивлённых глаз Гунявого.
- Простите, что беспокою вас. Но у меня к вам важное дело.
- Пожалуйста, пожалуйста! Ради бога! Конечно, конечно… Прошу! Простите, я как раз смазывал мою собаку и не подаю вам руки…
Он растопыривает руки и поворачивается в сторону, словно призывая собаку в свидетели. Квитка всем своим видом подтверждает его слова: распластанная на полу, с вытянутой головой, смазанная чем-то белым и жёлтым, она похожа на неудачно сделанную из гипса и покрытую жёлтыми пятнами большую ящерицу. Она не двигается и, наверное, ждёт продолжения операции.
- Бедняжка! Вот так вы смазываете её каждый вечер?
- Да. Каждый вечер. Я вас этим не беспокою?
- О, что вы!
- Благодарю вас. Прошу садиться. Вот сюда. Простите, у меня так неуютно и некрасиво.
Он придвигает к ней единственное мягкое кресло и, не осмеливаясь сесть в её присутствии, становится возле стола. Но, видно, боясь, что эту позу можно истолковать как явный знак нетерпения, садится тоже, держа руки на коленях вверх ладонями.
- А потом, извините, Ольга Ивановна, что я так грубо расстался с вамп па улице. Но я встретил человека, которого ищу постоянно, который… который страшно мне нужен.
И, чтобы до конца оправдать свою бестактность, добавляет:
- …от которого зависит счастье и покой моей жизни. Вы понимаете меня?
- О, конечно. И, кроме того, никакой особой грубости не было. Но удалось ли вам его догнать? Я видела, как он сбежал от вас и как вы погнались за ним.
Гунявый, забыв, что у него жирные руки, берёт какую-то книжку со стола и зачем-то переворачивает её. Почему же он молчит? Неприятно открывать свой секрет чужому человеку? Или одно воспоминание о неудаче гак тяжело?
- Нет, не догнал.
И снова кладёт руки на колени, по-прежнему вверх ладонями.
Словно про себя, задумчиво бросает:
- Теперь он, наверное, сбежит из Парижа…
Леся чуть-чуть прикусывает нижнюю губу и снова становится серьёзной.
- Нет, наверное, уже не сбежит, господин Кавуненко.
Гунявый молча, непонимающе поднимает на неё глаза.
- Если не отпустите, не сбежит.
- Как же не отпущу, если я его не поймал?
- Да, зато я поймала.
Гунявый недоверчиво (но уже готовый поверить) смотрит на неё.
- Когда вы бросились за ним, я тоже взяла авто и погналась за вами обоими. А когда вас остановили перед Большими Бульварами, я помчалась боковыми улицами ему наперерез. Собственно, не я, а мой шофёр. И вот вам его адрес: господин Мазун, улица де Мариво, номер 23.
- Господин Мазун? Какой Мазун? Он вовсе не Мазун!
- Ну, разумеется, не Мазун. Но живёт под этой фамилией.
- Ах, так!
И Гунявый вскакивает со стула, бежит в угол, к умывальнику, начинает лихорадочно вытирать руки. Квитка скулит и подползает к нему. Но он не замечает её и опять подбегает к Лесе.
- Это правда? Правда? Вы не ошиблись?
- Нет и нет. То самое жёлто-голубое авто, та же парочка, тот же господин.
- Значит, Мазун?
- Мазун.
Гунявый выхватывает часы и смотрит.
- Без четверти одиннадцать. Я ещё успею!
Леся поднимается и успокаивающе протягивает к нему руку.
- Можно дать вам маленький совет?
Гунявый весь воплощённое внимание, но, видно, вряд ли в этом состоянии он прислушается к чьему бы то ни было совету.
- Знаете, что: сегодня не стоит к нему ехать. Прежде всего впустит ли вас консьержка в такой поздний час. Потом дома ли он? Возможно, где-нибудь в театре.
- Я буду ждать его всю ночь на улице.
- Ну и напрасно. Как только он вас узнает, моментально сбежит, и тогда уж вы и впрямь не поймаете. Его нужно увидеть в собственной квартире. Я не знаю, какое у вас к нему дело, но было бы хорошо, если б с вами оказался какой-нибудь свидетель.