Не больше минуты требовалось, чтобы пробежать глазами несколько строк. А Щукина держала письмо перед собой минут пять. Молчала, шевелила губами, морщила нос, поднимала и опускала реденькие брови. Ужимки выдавали некую работу непривычных к тому мозгов Марии Георгиевны. "Черт возьми, - думала она, - узнал-таки о мясе. Наверняка будет совать нос в эту историю. Вчера в парткоме была строго конфиденциальная беседа на сей счет.
Товарищ Дубова предупредила: ни-ни об этом... Как быть? Прежде всего необходимо вывести из игры Сегала".
- Присядь, Сегал, - сказала она, не отрывая глаз от письма, - присядь...
- Мария Георгиевна, - спросил он вроде без всякой заинтересованности, - вы, возможно, знаете что-нибудь о причинах отсутствия мяса?
- Я?.. А что? О каком мясе? Ах, да, об этом! Понятия не имею. А ты проверял, рабкор не врет?
- Конечно, проверял. Был в двух наших продмагах, звонил в два других. Ответ один: мяса по карточкам в этом месяце не было и до следующего не будет.
Редакторша подняла на Ефима свинцовые глаза.
- Кроме тебя в редакции письмо кто-нибудь читал?
- Вряд ли. Анфиса Павловна его зарегистрировала, но читать, вероятно, как обычно, не стала.
Щукина помолчала, потом, будто опасаясь подслушивания, понизив голос, сказала:
- Пусть пока все будет между нами. Сам понимаешь - вопрос щекотливый, скорее всего, какое-то недоразумение.
"Преступление, и масштабное, - мысленно поправил Ефим, - и вы сие, мадам, прекрасно знаете".
- Факт, недоразумение, - с деланной уверенностью повторила Щукина, сегодня же, в крайнем случае, в ближайшие дни, досконально все выясню. И тогда можно будет обоснованно ответить рабкору. Пока на этом остановимся. Можешь идти.
Ефим направился к выходу.
- Одну минутку! - окликнула Щукина. - Как там Жора? Набирается газетного опыта? Ты натаскиваешь его?
- С таким же успехом можно натаскивать овцу на дичь.
- Ты так думаешь? - криво усмехнулась Щукина. - Посмотрим. Да, не забудь: никаких мер без моего ведома по письму рабкора не принимай, никакой самодеятельности.
То, что случилось спустя два дня после этого разговора, внесло путаницу в рызгаловское дело.
Утром Щукина вызвала к себе Ефима.
- Ну-с, - басила она злорадно, - с сегодняшнего дня мясо в наших магазинах есть, талоны отовариваются, ото-ва-ри-ва-ют-ся, - отчеканила она победоносно и добавила скороговоркой, - хоть и не по полной норме... Можешь ответить рабкору.
От неожиданности Ефим не сразу нашелся, что сказать.
- Да, но ведь около месяца мяса не было. Факт!
- "Факт", "факт", - передразнила Щукина, - заталдычил... Товарищ Рызгалов мне объяснил: задержка произошла по независящей от ОРСа причине. Теперь все в порядке.
- Не совсем. Мяса дают, как вы сказали, по неполной норме. Почему?
- Ну и дотошный ты товарищ, Ефим, вредоносный, я бы сказала. Тебе хоть бы к чему придраться, лишь бы скомпрометировать руководящего работника... Так вот, на сей раз, Ефим Моисеевич, сорвалось!
- "Придраться"?! "Скомпрометировать?!" - возмутился Ефим. - Я честно выполняю профессиональный долг журналиста: стоять на страже общественных интересов, обличать нарушителей закона и морали. Моя задача не придираться и компрометировать, как вы изволили выразиться, а обличать. Понятия, как видите, полярные. Это вам как редактору, члену партии надлежит знать!
Толстые щеки Щукиной задрожали. Ефим ждал услышать брань, но к его удивлению, она, немного помолчав, глянув в его сторону с нескрываемой неприязнью, процедила сквозь зубы:
- Ладно, Сегал, можешь пока идти.
Он не вышел, а словно вырвался из ее кабинета. В общей комнате Нади не было. А она так нужна ему теперь!
- Куда ушла Надя? - обратился он к Пышкиной.
- Забыла доложиться, - ответила та в своей манере.
На столе Ефима зазвонил телефон.
- Фима, - услышал он с облегчением желанный голос, - зачем тебя вызывала Щукина?.. Я жду тебя у проходной.
Она встретила его на полпути от редакции.
- Чем ты так взволнован?
- Гады, мерзавцы, все они - одна шайка-лейка, - ругался в сердцах Ефим.
- Успокойся, что случилось?
- Ошеломляющая новость! Рызгалов и компания, почуяв недоброе, раздобыли где-то немного мяса. Месяц на исходе, большая часть талонов отоварена эрзацами, делают видимость благополучия. Рызгалов - уголовник, да еще какой! Копнуть хорошенько - вскроются и не такие махинации. Нельзя оставлять дело на полпути.
Надя молчала.
- Помнишь, Фима, - неторопливо заговорила она после некоторого раздумья, - ты как-то рассказал мне о старом докторе? Он тогда, сам того не подозревая, дал тебе ключ к пониманию всего, что происходит в нашем славном Отечестве?
- Ты имеешь в виду его слова о государственной и общественной Системе? Полагаешь, что с рызгаловским делом я упрусь в нее, как в непробиваемую броню?
- Вот именно. Может быть, ты в азарте забыл о ней - о всемогущей и всеохватывающей, как сам назвал однажды?
- Ничего я не забыл. Забыл - она о себе напомнила бы. Это ведь не преграда, которую можно обойти или перепрыгнуть. Но все же, пусть очень редко, а берут за шиворот высокопоставленных воротил, судят, сажают и даже расстреливают. Почему это не может произойти с Рызгаловым? Надо что-то придумать.
- Придумай, на первый случай, где нам добыть деньги до получки.
Вскоре произошло первое приятное событие в затянувшемся "свадебном путешествии" молодоженов. Вернее, не одно, а даже целых два.
Тетка их сожительницы по комнате, девочки Маруси, посчитала, в конце концов, что содержать в Москве племянницу дело накладное: ведь Маруся еще училась, никаких средств к существованию не имела. Тетка увезла ее к себе в Рязань, где Маруся намеревалась поступить в какой-то техникум. В связи с отъездом она предложила Сегалам купить ее платяной шкаф, кровать с пружинным матрацем, кое-что из посуды. За всю эту неслыханную роскошь Маруся запросила, в общем-то, сходную цену. Однако и такой финансовой малости у Сегалов в наличии не оказалось. Ждать уплаты некоторое время Маруся отказалась наотрез: "Деньги на бочку (так она и заявила), или завтра все увезу отсюда".
Пришлось опять лезть в кабалу к завкомовскому бухгалтеру. С обычными упреками и причитаниями, он неохотно вытащил из сейфа несколько купюр в обмен на расписку, грозно предупредил: "В получку все выдеру!" Добавили немного из имеющихся на текущие расходы денег, вручили несговорчивой Марусе, оставив себе мелочь - на два дня до зарплаты.
Зато - о, радость! О, счастье! О, не сравнимое ни с чем наслаждение! Наконец-то, после пятнадцати месяцев супружества, Ефим и Надя стали единоличными владельцами комнатушки в засыпном бараке, пусть без самых элементарных бытовых удобств, пусть с тремя соседями по коридору, но одни, без посторонних в комнате, в комнате с мебелью - их собственной: шкафом и кроватью и даже обеденным столом, который Маруся великодушно оставила Сегалам "за так". Да еще со своей посудой и утварью! Нет, не пережившему такое счастье не понять, просто не представить себе состояние людей, у которых воистину только что не было ни гроша, да вдруг... Словно поглотив солидную дозу возбуждающего, Сегалы неестественно повеселели. На радостях они и не заметили поначалу, что Маруся унесла свои стулья и им не на что сесть - одна табуретка на двоих. Однако и этот пробел чудодейственно восполнился. А вышло так.
В разных комнатах Дома общественных организаций без особой, видимо, надобности стояло множество стандартных конторских стульев, неказистых, но прочных. Ефим решил попросить у коменданта Дома пару стульев во временное пользование. Пожилой комендант оказался ; человеком понятливым. Без лишних слов, вместо двух он презентовал Сегалам четыре стула, и не на время, а навсегда, к тому же выбрал покрасивее и получше. Вдобавок, что уже походило на фантазию, он подарил им списанный старенький, но довольно-таки приличный, даже мало поцарапанный, однотумбовый письменный стол, покрытый дерматином.
Надраив некрашеный пол до желтизны, побелив печку-шведку, расставив с максимальным эстетическим эффектом мебель, Сегалы устало уселись на конторские дарственные стулья и молча, час или два, - счастливые часов не наблюдают - любовались "своим гнездышком".
Кто знает, сколько бы времени продолжалось блаженное любование, если бы Ефиму вдруг не захотелось есть.
- Надюша, - сказал он ни к месту и ни ко времени, - не мешало бы немножко подзаправиться...
- А? - встрепенулась Надя, будто очнувшись от волшебного сновидения. - Что ты сказал?
Ефим повторил свою прозаическую фразу.
- Ой, я тоже кажется проголодалась. Но у нас не осталось ни копейки. Так что...
Но тут случилось новое чудо. В комнату без стука вошла соседка Лена и ахнула:
- Ба! Как у вас хорошо-то! Как господа зажили! Не хотите облигации проверить? Может, выиграли? - Она протянула газету.
- Выиграли! - вскрикнула Надя. - Тысячу! Два раза по пятьсот!
- Не может быть! - не веря в удачу, воскликнул Ефим. -Проверь еще раз.
Проверили еще раз, все, по очереди. Ошибки не было, выигрыш состоялся!
- Вот здорово-то! - по-хорошему позавидовала Лена и, почему-то вдруг пристально глянув на Надю и Ефима, спросила: - А сейчас-то у вас деньги есть? Могу выручить: мой вчера получку принес... А потом сама у вас стрельну. Теперь вы богатые, я с вами вожусь.
Сегалы не успели ни согласиться, ни возразить, как Лена вернулась с полсотней, В барачном раю люди понимали друг друга без лишних слов.