У Ефима мелькнула догадка, но он тотчас отверг ее, как нелепость.
- Нет, что-то не догадываюсь, - возразил, как ему показалось, вполне убедительно.
Рита подняла на него глаза, умные, чуть насмешливые.
- Разрешите вам не поверить... Впрочем, ладно, так и быть, смейтесь! Мама увидела в вас подходящего жениха для своей Риточки... Мама есть мама. Я рассудила реально: через какие-нибудь пять лет я начну увядать. Вы - только расцветать. Мне будет сорок, вам - мужчины стареют позднее, - всего-то за тридцать. Ну какая мы пара, если бы вы и согласились? Несчастье одно! У нас родился бы ребенок. Из-за него и по долгу совести вы меня не бросили бы, возможно... исподтишка заглядывались бы на свеженьких молоденьких женщин, мучились бы и продолжали нести брачные вериги... Посмотрите мне в глаза и скажите, что я не права, знаю, вы не солжете.
Не сразу, но Ефим ответил:
- Вы сказали сущую правду. Извините.
- Спасибо, Ефим... за откровенность. Что поделаешь? Будем друзьями. Так, кажется, говорят в подобных ситуациях?
- Разве это мало - найти друга? Мечта любого человека, порой, и несбыточная.
- Да, еще бы! - согласилась Рита, с лукавой улыбкой глянув на Ефима. - Вот и откройтесь мне, как другу, собираетесь ли вы в ближайшее время обзаводиться семьей, проще говоря, жениться? Ведь время?
- Отвечу вам, как другу: согласен. Время... Но у меня нет невесты. И я беден, как церковная мышь: ни кола, ни двора, живу в общежитии, имущество мое без малого все на мне. В таком положении помышлять о семье?
- Друг мой, - Рита мягко положила руку на руку Ефима, - ваше положение и впрямь не предсвадебное. Но Бог милостив! В моем лице он посылает вам избавителя... А если без шуток, есть у меня молодая подруга, ей всего двадцать три года, она - искусствовед, умница, из порядочной зажиточной еврейской семьи. Как только я вас увидела, решила сразу: этот парень - увы! - не для меня - молод! А для Розочки Гофман лучшей партии не сыщешь. За русского или за другого иноплеменника ее ни за что не отдадут. И она не пойдет. Я с ней вполне согласна.
- Что так, Рита? Ваш муж был русским и, как вы только что сказали, прекрасным человеком.
-Я и сейчас этого не отрицаю. Однако кем-то сказано: иные времена, иные ветры... Теперь я вряд ли пошла бы за русского. Не знаю по какой причине отношение русских к евреям стало несравнимо хуже, чем до войны. Это факт, который вы наверное оспаривать не станете. Например, у нас на работе пошли в ход анекдотики "про Сару и Абрама". И вообще не то... Но мы с вами отвлеклись, - оживилась она, - давайте-ка лучше вернемся к сватовству. Я вас обязательно познакомлю. Вы ей понравитесь непременно, я уверена. Слушайте меня: женитесь на Розочке и всю жизнь будете меня благодарить... Договоримся так: вы приходите к нам в ближайшую субботу, как бы случайно, ближе к вечеру. Розочка, по обыкновению, к нам тоже заглянет. Встреча произойдет для вас и для нее будто бы неожиданно... Согласны?
- Вот именно, будто бы неожиданно, - усмехнулся Ефим. - Ладно, сватайте, спасибо. Приду.
* * *
"Сватовство"... Чудно как-то в наш век почти свободной любви, скоропалительных браков и столь же внезапных разводов, чудно, архаично звучит и само понятие и смысл в нем заключенный.
Ефим не придавал серьезного значения предложению Риты Шмурак, но к сватовству относился с опаской. Причина на то была давняя.
Лет восемь назад дальняя родственница Ефима, женщина пожилая, ушлая, как-то его спросила: "Ты хочешь устроить себе счастье на всю жизнь?"
Вопрос показался ему забавным. "Кто же не хочет?" - ответил он, не догадываясь, куда клонит старушка. "Хорошо, хорошо, что хочешь. Ты вполне взрослый, вполне подходящий жених. Так слушай меня. Есть у меня знакомая еврейская семья, люди приличные во всех отношениях. Я имею в виду родителей той девушки, той молоденькой студентки по медицине. Писаная красавица, скажу я тебе, и умница. Бэкицэр, короче говоря, ты понимаешь, о чем я говорю".
"Чепуха какая-то, - подумал тогда Ефим, но сам не зная почему, согласился посетить эту самую приличную во всех отношениях семью. - Ладно, пойду посмотрю, что я теряю? Интересно, что за писаная красавица?" Желает ли она с ним знакомиться, он не затруднился подумать. И в один прекрасный вечер, принаряженный, тщательно выбритый, с красиво уложенной шевелюрой, направился на смотрины.
Пожилой, рыжий, лысеющий еврей встретил Ефима в богатой, но безвкусно обставленной комнате, оценивающе прощупал его взглядом.
"Как я понимаю, вы есть Ефим, родственник Цили Лазаревны?" - спросил он.
"Да", - ответил уже начинающий жалеть о своем приходе сюда жених.
"Ну, тогда присаживайтесь сюда и рассказывайте".
"Что именно я должен рассказывать?"
"Как что именно?! Все именно!"
Предполагаемый тесть задал Ефиму вопросов двадцать: кто его родители и предки с обеих сторон, где и сколько он учился, где работает и сколько зарабатывает, и т.д. и т.д.
Ефиму показалось, будто он должен заполнить огромнейшую анкету, предназначенную для поступающих на сверхсекретный объект. Его начала не на шутку бесить бесцеремонность рыжего папочки.
В комнату вошла невысокая тучная женщина с карими навыкате глазами.
"Фирочка, - указал глазами на Ефима рыжий, - это тот самый парень, который..."
"Я уже догадалась, - сказала она, стараясь изобразить улыбку. - Наша дочурочка, Лизочка, еще не вернулась из института, скоро придет.. Может, мы пока чайку попьем?"
За чаем Фирочка, точнее Фира Григорьевна, к ужасу Ефима, обрушилась на него с такими же и в таком же количестве вопросами, что и ее муж.
Ефима передернуло. Он буркнул: "Я уже ответил вашему супругу на все вопросы". На что супруг мудро заметил: "Не мешает, молодой человек, повторить... Она мать! Нам обоим необходимо знать все о человеке, который... В общем, вы понимаете".
Предполагаемая невеста, очевидно, была предупреждена о посещении их дома одним молодым человеком, который интересовал ее как гуся перчатки. Хлопнула входная дверь... "О! Это Лизочка, - прислушался папа, - Фира, пойди ее встречай".
Вскоре мама вернулась и сообщила, что Лизочка сейчас придет, только переоденется. "Соломон, - обратилась она к мужу, - опусти штору, солнце нагоняет жару".
Наконец, появилась Лиза, Лизочка. Но в каком виде?! Боже мой! В этакую-то жару она закуталась в шерстяной плед, на ногах - валенки, щека завязана белым платком.
"Лизочка! Что с тобой?" - ужаснулась мать.
"Ой, мамочка, вдруг заболела", - притворно жалобно протянула Лизочка.
"Ой! - всплеснула руками мамочка. - Так иди же скорее ложись в постель!"
"Как жаль, у нас гость, а ты захворала", - сокрушался папочка.
"Что поделаешь, - промямлила Лизочка, метнув на Ефима озорной и насмешливый взгляд красивых карих глаз, украдкой подмигнув ему, - как-нибудь в другой раз..." - И ушла.
Все понял злополучный жених... Грубовато, но поделом!
...Сколько времени миновало, забыть о той срамоте все не мог. Не диво, что к новому сватовству он отнесся с опаской.
В субботу вечером, как и было условлено, Ефим пришел к Шмуракам.
- Заходите, дорогой... Наум Израилевич задержался на работе, Риточка звонила: вот-вот придет... - Рива Исааковна поудобнее уселась в кресле. - С вами можно говорить без обиняков. Нам с Наумом Израилевичем очень хотелось бы, чтобы вы подружились с нашей Риточкой...
Она не успела закончить свою мысль. Пришла Рита, с ней - среднего роста миловидная девушка. Чуть продолговатое лицо ее, смуглое с легким румянцем, освещали умные серые глаза. Она просто, может быть, немного пристальнее, чем бывает при первом знакомстве, посмотрела на Ефима, протянула ему руку:
- Роза.
- Ефим, - он пожал протянутую руку. Одним взглядом окинул ее стройную фигуру, отметил дорогой, красивый наряд - отлично сшитое шелковое платье, небольшое изящное ожерелье, миниатюрные золотые часики с золотым браслетом, лакированные туфельки - "лодочки" на высоком каблуке. Для военного времени - богато!.. И, что приятно удивляло - все смотрелось, как ни странно, даже скромно, не кричало, не выпирало, лишь подчеркивало привлекательность девушки, говорило об умении одеваться, о хорошем вкусе и чувстве меры, и, конечно, о достатке.
- Розочка, как себя чувствует мама, как ее давление? -спросила Рива Исааковна.
- Спасибо, последнее время лучше. Какое-то новое средство появилось. Пока помогает.
Обменялись по-соседски несколькими новостями.
- Мамочка, - сказала Рита, - мы с тобой пойдем на кухню, подготовим кое-что к чаю. А Розочка с Ефимом Моисеевичем пока побеседуют. Мы скоренько.
Побеседуют!... Легко сказать. Только что познакомившиеся молодые люди, оставшись одни, некоторое время молчали.
- Рита сказала мне, что вы журналист, - заговорила Роза. - Я, признаться, имею поверхностное представление об этой профессии, наверняка интересной... Вы ею очень увлекаетесь?
- Не увлекаюсь, кормлюсь, - полушутя поправил Ефим. - Журналистика для меня - средство добывать хлеб насущный, просто увлечением это не назовешь.
Роза немножко смешалась.
- Может быть, я неточно выразилась. И для меня искусствоведение тоже не увлечение. Увлечения приходят и уходят. А это на всю жизнь. Я изучаю русскую живопись конца девятнадцатого - начала двадцатого веков... Делаю для себя открытия. Сколько же у нас...
В комнату вошла Рита с небольшим самоварчиком, за нею с подносом чинно шествовала Рива Исааковна.
- Не скучаете? - Рита поставила самовар, начала расставлять чашки, вазочки для печенья. - Договорите в другой раз, времени у вас впереди много. - В ее голосе против воли прозвучали грустные нотки. - А теперь - за чай.