В ноябре дела службы свели его со старым другом Гариком Полонским, с которым еще в Кабуле лежали в одной палате на соседних койках. Вечером Гарик пригласил его к себе, познакомил с женой - красивой, обаятельной женщиной. Они пили коньяк, вспоминали прошлое, говорили о будущем. Гарик принялся показывать фотографии, рассказывая о своих армейских друзьях, потом переключился на сегодняшних знакомых, а Павел листал альбомы, внимательно разглядывая счастливые лица молодоженов, хронику чужой жизни в поездках на пикники, дачу, празднование дня рождения и Нового года. И вдруг - Леся!
Шлыков долго рассматривал снимок, на котором Олеся, какая-то озорная рыженькая девчонка и Маруся Полонская обнимались перед объективом у новогодней елки.
- Кто это? - ткнув в лицо Олеси пальцем, спросил Павел у Гарика.
- A-а, Изабелла, подружка Марусина. Понравилась? Хочешь, женим? Она холостая, одна девчонку поднимает. Баба хорошая, отвечаю…
- Подробнее можно?
- Действительно заинтересовала? - прищурилась Маруся на гостя.
- Очень. Красивая. Но хотелось бы знать подробности, прежде чем знакомиться. Мало ли…
- Понимаю, - закивала женщина. - Но бояться нечего, не знакомится она ни с кем. Я уже пыталась ее свести с мужчиной, но безрезультатно, пару раз встретилась и больше желания не проявляет.
- Может, не с тем знакомили?
- Да нет, положительный мужчина, добрый, умный, массажистом работает у нас, кандидатскую защищать собирается. Андрей Самохин. Помнишь, Гарик? Зинка у негр жена, взбалмошная такая, крикливая? A-а, - махнула рукой, увидев недоуменный взгляд мужа. На гостя переключилась. - Не в нем дело - в ней. Бэлла, как отца дочери похоронила, так одна и живет. Любит, видать, до сих пор. Она даже сюда уехала, чтоб о нем ничего не напоминало.
- Откуда уехала?
- Из Санкт-Петербурга. Тетка у нее там осталась.
- А, скажите, Маруся, в августе Изабелла в Питер ездила?
- Да, - немного удивилась вопросу хозяйка. - Дочь устраивала в институт, в августе домой вернулась. Девочка теперь там, она здесь, - и вздохнула непонятно отчего.
Павел задумался: как бы выпытать осторожно, не вызывая лишних вопросов у Полонских. Ведь не мог он ошибиться, не мог, но как же такое возможно? Двойник?
- Девочке-то сколько лет?
- Восемнадцать. Девятнадцатый пошел.
У Олеси был ребенок, и он того не знал? Ерунда. Она неопытна была в постели, девственница. Да и Барсуков сказал, что детей у Олеси не могло быть после операции - пришлось удалить поврежденные органы слева. А тот, что был, родиться не мог, по той же причине - удалили.
Тогда как же нарос ребенок?
Значит, не она?..
- Скажите, Маруся, а шрамов у Изабеллы нет? Слева на животе?
Женщина внимательно посмотрела на него:
- Странный вопрос.
- Понимаю, и все-таки прошу: ответьте, это очень важно для меня.
- Есть шрам. Послеоперационный рубец, как раз слева, - бросила и отвернулась. Видно, тема эта была ей неприятна, а Павел от ответа сам себя потерял. Плеснул полный бокал коньяка и выпил залпом под обалдевший взгляд Гарика.
Как же ты могла, как же ты, Леся… Глупая… милая…
- Что с вами, Павел? Разволновались… Знакомая?
- Нет, - бросил, играя желваками и еще не зная, чего хочет больше: пойти прямо сейчас к ней и сказать все, что думает, накричать, обвинить, выплеснуть все, что пережил, передумал за эти годы, а потом обнять и больше не отпускать. Или справиться с собой, сдержаться - познакомиться, как посторонний, и посмотреть на любимую, как она себя поведет, а потом признаться, кто он.
"Водевиль!" - тряхнул челкой и потер затылок.
- Расскажите о ней все, что знаете. - Он не просил, он приказал. Маруся выгнула бровь, оскорбленная и растерянная таким тоном. Гарик крякнул, переглянувшись с супругой:
- Ну ты, старичок…
- Извини, - сообразил Шлыков. - Но мне очень важно знать про нее все, только чтоб она не знала…
- Она что, в розыске? Опасная преступница? - не скрыла сарказма Маруся.
- Нет, обещайте, что не скажете ей, и я скажу, кто она.
- Но…
- Только так и не иначе.
- Будь по-твоему, - тут же согласился заинтригованный Гарик. Полонская же с минуту сверлила взглядом гостя, видимо, соображая, а не послать бы его по холодку в ночь и неопределенность? И все ж любопытство победило.
- Хорошо.
- Вам можно верить?
- Мне можно, и ей, если я сказал, - заверил Полонский.
- Я не настолько глупа, чтоб идти поперек спецорганов, - начала злиться бестактности Шлыкова женщина.
- Извините, Маруся, но может получиться путаница, которая приведет к волнениям, абсолютно не нужным в данном деле. Насколько я понимаю, она ваша подруга?
- Да.
- Давно дружите?
- Очень. Ляля, дочь Бэллы, девочка болезненная, я тогда педиатром на их участке работала, встречались чуть не каждый месяц, а то и неделю. Так и подружились. Шестнадцать… нет, пятнадцать лет уже, как они переехали к нам.
- Из Питера?
- Не-ет, - задумалась женщина, видимо, раньше об этом она не думала. А тут в свете интереса федерала приняла за странность. - Из Надыма, кажется.
- А девочке, сколько лет было?
- Три. Роды нормальные, в срок, - протянула задумчиво.
- Отец кто?
- Понятия не имею. Бэлла эту тему всегда обходила. Знаю, погиб до рождения девочки.
- Где?
- Не знаю.
- Фамилия?
- Да не знаю! У девочки и матери одна фамилия: Томас, девичья, Изабеллы. Не регистрировалась Бэлла с отцом ребенка.
- Но хоть как звали его знаете?
- Павел. Ляля "Павловна" по отчеству.
Шлыков забыл, о чем спрашивал. Он уставился на фото, пытаясь найти хоть малейшее сходство девушки с собой. Ноль. Это что получается: у него есть дочь, а он не в курсе?
Выходит, либо он ошибся, и никакая Изабелла не Олеся, и у него обман зрения, либо Олеся родила ребенка и записала на него.
- Ерунда какая-то, - нахмурился. - Она служила?
- Кто? - в унисон воскликнули Полонские.
- Томас.
- Где? - начала раздражаться Маруся.
- В Афганистане.
- Да вы что?! Нигде она не служила!
Гарик же не разделил мнения супруги. Взял в рот кусочек лимона, прожевал, задумчиво поглядывая на тарелки, и выдал:
- Могла.
- Что?! - возмутилась женщина, взглянув на мужа, как на ненормального.
- Могла, Маруся, - кивнул подтверждая. - Я тебе не говорил, как-то не думал всерьез, но подружка твоя больно крученая. Выдержка, хладнокровие. Сама себе на уме. Оружие знает. Помнишь, на пикник ездили, мужикам еще поохотиться вздумалось? Ну, какая охота в июле? Понятно, так постреляли в белый свет, как в копеечку. А Бэлла сначала винтовку в руки брать не хотела, а как взяла… Знает она, как с оружием обращаться, и стреляет очень даже хорошо. Не знаю насчет службы в Афгане или еще где, но не исключил бы. И мутное что-то есть, да, - качнул пальцем, глядя на друга. - Реакция. А еще взгляд. Сейчас - нет, но тогда, еще лет десять назад, меня ее взгляд сильно настораживал. Повидал я таких. Наш это был взгляд. Пацаны из Кабула прилетали именно с такими взглядами. А как-то, помню, сестрой ее назвал, так она побелела и глаза стали… зрачки большие, испуганные. Долго потом не приходила к нам, но… детей нам Бог не дал, Лялька ее, считай, наша дочь и сама Бэлла, что сестра. Ты чего интересуешься-то? Колись давай, не крути. Личное или служебное любопытство?
- Личное.
- Оп-па… - откинулся на спинку стула Гарик, разглядывая Павла. Маруся насторожилась, подалась к гостю:
- И что?..
- Если у меня нет склероза и не выжил из ума, Изабелла Томас - моя жена Олеся Казакова, которую вот уже шестнадцать лет я считал погибшей. Мутная история. Застрелила замкомбрига и застрелилась сама. А нас в это время в горах зажали. Потом плен. А когда "Каскад" нас вытащил, Олеси уже не было.
За столом воцарилась тишина. Маруся хлопала ресницами и морщила лоб. Гарик хмурился, потом взял бутылку и наполнил бокалы до краев.
- Да-а, старик, тогда ты вовремя появился.
- Поясни.
- Бэлла вбила себе в голову, что больна раком.
Павел обвел внимательным взглядом супругов. Маруся кивнула:
- Бэлла удивительно упрямая и замкнутая. Она иногда напоминает мне сомнамбулу - живет и будто не живет… А здесь при плановом осмотре обнаружили у нее уплотнение слева, вот она и решила, что у нее онкология. Я ее по всем светилам провела - нет ничего. Но она не верит, уперлась. У меня такое чувство, что она даже рада, что может умереть, и цепляется за придуманный диагноз. Что я только ни делала, как ни убеждала - ведь точно опухоль заработаешь. Она отмахивается и продолжает верить, чахнет, слабеет. И еще больше уверяется в том, что действительно больна. И вот-вот умрет. Поэтому та дочь и отправила подальше от себя, чтоб та не узнала. По клеточке ее от себя отдирала, извелась вся, и все ж склонила к мысли, что здесь ей не место, спровадила к тетке. Уговаривала я Бэллу - давай на обследование. Тоже нет. Одна надежда: устроить ей хорошую встряску, извилины на место поставить, чтоб нормально работать стали. Думала, влюбится, пройдет блажь. Она, словно Спящая красавица - просто засыпает, и все… Что она себе накрутила, почему и зачем, понять не могла. А уж что делать, вообще ума не приложу. А ведь жалко, хорошая она, но до чего ж упрямая. Губит сама себя и радуется! Ждет - когда же! Вы только представьте, Павел. Ужас.
Павел задумчиво смотрел на коньяк в бокале, молча выпил его и спросил:
- Она так и боится крови?
- Да. С нашатырем рядом стояла, когда кровь у нее из вены брали. Неужели вы и об этом знаете?