- Агди-порхо , - сказал Заксор, ослепленный фарами.
Чайник поспел, огонь костра был забросан. Алеша и охотник вернулись в вагон. Из диспетчерской сообщили, что поезд номер один подходит к Куйбышевке. Полчаса спустя маневровый паровоз потащил вагончик из тупика на запасный путь. Несколько раз таскал он его взад и вперед, несколько раз принимался петь печальный рожок сцепщика. Вскоре гулом и грохотом стала наливаться тишина вечера. Освещенные окна пронеслись мимо окон вагончика, и маневровый паровоз повез его прицеплять к хвосту поезда.
И вот снова под вагоном грохот и стук, к которым беспокойно прислушивается охотник. Покуривая трубку, ходит по салону Дементьев, и Алеша смотрит сквозь дремоту на этого большого и похожего на отца человека. Стук колес и усталость понемногу усыпляют, и где-то далеко, чужим добрым голосом Дементьев спрашивает: "Ну как, не жалеешь, что поехал со мной?" - и он качает головой и улыбается.
Потом он расширяет глаза, чтобы сбросить с себя дремоту, но тут же чувствует, что ноги его немеют, холодок поднимается от кончиков пальцев. Сильные руки подкладывают под его голову подушку, и сон наваливается на него.
VI
Алеша проснулся в тишине. Он лежал раздетый на своей койке в купе. Вагончик стоял отцепленный на маленькой станции. Прямо против окна откосо поднималась кверху рыжеватая сопка. Мелкий кустарник курчавился по ее склону. Каменные осыпи сопки были йодно-желтые, черные и блестящие, как уголь, и красные, точно в крови. В ущельях росли березки и сосны. Деревья были мелкорослы и тощи. Каменистая почва не давала подняться в высоту. Тесовые домишки деревеньки были разбросаны в распадке, на скудных огородах еще не сняли капусту и стояли зеленоватые недозревшие подсолнухи. И только рыжие березки бежали на сопку, словно поспорили, которая из них добежит первой. Это и была та суровая земля, которую обесплодила вечная мерзлота.
Изыскательская партия работала в семи километрах от станции. В помощь ей должны были остаться теперь Заксор и Алеша. Сухонький старичок дожидался Дементьева. Дрезина, на которой привезли его сюда с соседнего блокпоста, стояла в стороне, на запасном пути. Рыжеватая бородка старичка была свернута набок, как полумесяц. Полушубок на нем был аккуратный, застегнутый доверху. Так бы и мог походить этот местный человек Магафонов на забайкальского старика старовера. Упрямую желтизну его жестких волос до сих пор не тронула седина. И голосок у него был слабый и протяжный, как бы привычный к увещеваниям. Казалось, только скинуть бы ему самодельную шапку из собачьего меха, оглядеть углы и привычно перекреститься на барометр или на карту. С шапкой в руках - он снял ее еще на площадке вагона - старичок прошел по коридору в салон. Варежки у него были цветистые, похожие на два пряника.
- Так вы и есть Магафонов? - спросил Дементьев. - Садитесь.
Старичок торопливо сунул шапку под мышку и пожал обеими руками руку Дементьева. Сапоги на нем были ладно скроенные и по-охотничьи перехваченные ремешком. Это и был тот бывший охотник, а ныне лесник Магафонов, который оказался нужен Дементьеву.
- Вам известно, Магафонов, зачем я вас вызвал? - спросил Дементьев.
- Откуда мне знать про это? - ответил Магафонов.
- Разве начальник партии не сообщил вам о наших изыскательских работах?
- Да как сказать… говорил, - ответил тот как бы нехотя. - Только какую к этому делу я могу иметь причастность?
- Мне указали на вас как на местного человека, охотника, - сказал Дементьев. - Охотник должен знать в тайге каждый ключ.
- Был охотник, да вышел. Да и зверь был в тайге, тоже вышел. Медведя на сто верст не найдешь. Волк и тот сторонкой норовит обойти. От тайги только название осталось. Всюду лес рубят, скалы рвут… народа нагнали вторую путь строить - край этот спокон веку столько народа не видел.
Какое-то явное неодобрение к этому шумному вторжению человека было в его голосе. Дементьев помолчал.
- Вы, Магафонов, не из староверов? - спросил он как бы мельком.
- В церковь не хожу, богу не молюсь, - ответил старик уклончиво.
- Впрочем, это ваше частное дело. Однако послужить социалистическому государству придется!
Дементьев стал резок. Нарочитость ответов раздражала его.
- А все служим, каждый по своей мере, - ответил старичок. - И я не отказываюсь. Только тут над этим делом и допрежь вас потрудились. Ничего не вышло, однако.
- А почему?
- А потому, что реки здесь насквозь промерзают, зимой до самого дна пешней бей. Здесь в три слоя другой раз лед лежит. Под одним слоем воздух - вода от мороза ушла, и под другим слоем воздух. Здесь землю поглубже копни - мерзлота… мертвая земля. Американцы в свою пору приезжали, тоже поковыряли, пошурфили, земли наворотили, а воды не нашли… Вот он какой - наш край, - заключил Магафонов, как бы довольный его сопротивлением человеку.
- А если мы воду в одну зиму возьмем? Тогда что?
- А ничего. Каждому свое счастье.
- Ну что же… мы своего счастья никому не навязываем, - сказал Дементьев. - Только вот что, Магафонов… случается, - не сочувствует кое-кто нашим целям, могут встретиться здесь и такие. Край далекий, глухой. Так вот при случае - предупредите… молиться у себя дома никому не препятствуем. Но если кто-нибудь вздумает помешать нам в работе - не советую.
Старичок безучастно глядел мимо в угол. Руки его по-прежнему были сложены на коленях. Продолжать разговор Дементьев не захотел.
- Сейчас мне нужно, чтобы вы доставили двух товарищей к месту работ, - сказал он коротко. - Сам поехать не смогу, еду дальше с почтовым.
- Это можно, доставим. Больше ничего-с? - Смиренность выжидания была нарочитой.
- Больше ничего.
И так же с шапкой в руках старичок направился к выходу. Дементьев поглядел ему вслед.
- Дремучий старичок, - сказал он с жесткой усмешкой. - Ничего, через месяц вернусь, тогда встретимся. - Дрезина дожидалась, надо было прощаться. - Ну что же, Алексей, пройдет зима, найдем воду… осенью поступишь в техникум, поработаешь потом машинистом. А дальше и транспортный институт, и инженерская дорога перед тобой открыта.
И смягчились, и стали чем-то похожи на отцовские темные прищуренные его глаза, словно видел Дементьев в нем, Алексее Прямикове, свою юность…
И вот уже ускоряет моторная дрезина ход, позади остались вагончик Дементьева, тесовые строения деревеньки в распадке, и сразу глубокая выемка пути скрывает все…
Печальные по-осеннему склоны бежали по сторонам. Убогий домик, затерянный среди рыжих лесов, стоял в стороне. Кто жил в этом домике - одинокий ли старатель или охотник-орочон… кто бы он ни был. Вот можно подняться по каменистой осыпи к домику, постучать в окно, войти и сказать одинокому человеку, что он не одинок и не забыт, что и его работа нужна для всеобщей необыкновенно важной цели… Дрезина бежала и бежала с глухим шумом по рельсам, и все проносилось мимо - сопки в жестких кустах, осыпи скал, по трещинам которых прокладывают свои русла ключи, суровая и готовая к предстоящей зиме природа.
Вечером Магафонов доставил их к месту работ. Бревенчатый домик был срублен в тайге. Невдалеке от него стоял такой же амбар для хранения продуктов. Розовый, с девическим цветом лица, даже не загрубевшего в тайге, приехавших встретил начальник партии Детко.
- Мне товарищ Дементьев уже сообщил, что посылает людей, - сказал он оживленно. - В людях мы нуждаемся!
Он был словоохотлив и мало походил на начальника. Глаза у него были голубые, еще не утратившие юношеского мечтательного выражения. В одной половине дома было устроено общежитие, в другой помещалась контора. Здесь пристроил гидролог чертежную доску и полочку с книгами и образцами пород. На стенах висели синие листы чертежей. За летние месяцы были засняты на карты мари и действующие поверхностные источники. Поработали геологи, определяя состав подземных слоев. Продовольствие на зимние месяцы было завезено, доставлены насосы и буровые станки. Гидрологу Алеша понравился. Год назад он окончил гидрологический институт, работа здесь была для него первой ответственной практикой. И они оба в первые же часы рассказали друг другу о себе всё. Детко был родом из Архангельска, сын соломбальского матроса. Отец его дрался на Северной Двине с англичанами. ("Мой на Амуре с японцами", - сказал Алеша с гордостью.) Уезжать из Архангельска учиться в Ленинград было страшновато. ("Мне тоже страшновато было уезжать, я ведь дальше Хабаровска никогда не выезжал", - признался Алеша.) У них оказалось столько общего, что даже разница в годах не отделяла их друг от друга.
- Я тебе объясню, как и что тут, - сказал гидролог доверительно. - О вечной мерзлоте я в институте и слыхом не слышал. Плотины как возводить, дренажи как строить - это, конечно, я знал. А тут ведь все новое… пришлось на практике изучать. Конечно, во всем я обязан товарищу Дементьеву. Он меня и привез, и оказал мне доверие.
- Меня тоже Дементьев привез.
Они оба задумались, все-таки было это вступлением в жизнь.
А в стороне курил свою трубочку и оглядывал тайгу Заксор. Мало походил этот печальный лес на густую и богатую уссурийскую тайгу. Деревья большей частью стояли голые. На тощих и низкорослых березах кора была совсем белая, почти без чернизны, похожая на кожу больного. Они и были больны на этой каменистой земле, которая убивала их соки. Постояв несколько лет, они валились набок. Сосенки вырастали выше, но были тощи, с клочком хвои на верхушке, как бы оставленной для отличия от других деревьев. Жесткая трава была собрана в копенки бурого цвета. Казалось, пожарище прошло по этим лесам, оставив черные пеньки и горелые кочки.