- Да, да! Именно величаво! - машинально отозвался Листратов, неотрывно глядя на озеро.
- Это еще что! - напористо продолжал Гвоздов. - Это всего-навсего вода пустая, без жизни совсем. А вот как рыбку в нее еще пустим да гусей с уточками с избытком разведем, так это будет, что называется…
Листратов пожал руку без умолку говорившему Гвоздову и молча горбившемуся рядом с ним Слепневу.
- Я так прикидываю, - не утихал Гвоздов, - что в этот год с этого самого озера доходцев поболе, чем с полей получим. Перво-наперво рыба, конечно. А рыба в наших краях, прямо сказать, штука редкая, можно сказать, бесценная. Любой с руками оторвет и наличными выложит. И гуси, и уточки тоже вещь деликатная, дорогая.
При виде молчаливого, бледного, тяжело опиравшегося на костыли Слепнева Листратову стала неприятна говорливость Гвоздова.
"Что ты разоряешься, - раздраженно подумал Листратов. - Вот кто душа этого озера, а не ты".
- Как дела, Сережа? - чувствуя властно наплывавшую жалость к Слепневу, мягко сказал Листратов.
- Ничего, - задумчиво глядя куда-то поверх Листратова, отозвался Слепнев. - Инвентарь весь отремонтировали, подготовили. Людей расставили по местам. Вот только семян не хватает и лошадей кормить нечем. Сена осталось на два-три дня, а овса-то и осенью не было.
- Да! - опустив голову, протянул Листратов. - Семена, корм. Ну, семена дадим, а вот с кормами сами выходите из положения.
- Да выйдем, Иван Петрович, беспременно выйдем! - воскликнул Гвоздов.
- А как? - вновь, испытывая раздражение от слов Гвоздова, сурово спросил Листратов.
- Сенцо пока какое-никакое, а есть малость, - все так же ласкающе глядя на Листратова, уверенно ответил Гвоздов, - соломки добавим, а там глядишь, и травка зеленая прорежется.
- Нам бы хоть на неделю трактор дали, Иван Петрович, - сказал Слепнев и вдруг так надсадно и удушливо закашлялся, что Листратов обнял его за плечи и с дрожью в голосе проговорил:
- Подлечиться тебе надо, Сережа, в больницу поехать или хотя бы дома отлежаться.
- Ай, ничего, - тяжело дыша, отмахнулся Слепнев, - само собой пройдет, на фронте куда труднее, а терпят же.
Он хотел сказать еще что-то, но мучительный приступ кашля остановил его.
- Иди домой, Сережа, и в постель, я завтра врача пришлю, - отводя взгляд от посинелого лица Слепнева, сказал Листратов и, взяв его под руку, усадил в свои санки.
Слепнев, продолжая надрывно кашлять, не возражал и только, когда санки остановились около дома, решительно отстранил руку Листратова и твердо сказал:
- Сам я, сам, Иван Петрович, хоть и немного силенок, а все же есть.
- Вот всегда он такой, - не то с обидой, не то с укором проговорил Гвоздов, когда Слепнев скрылся за дверью. - В чем только душа держится, а упорствует.
- Помогать ему надо, - мрачно сказал Листратов.
- Да как, чем помочь-то? Вы же знаете его характер: с ног валится, а все мечется из колхоза в колхоз.
Гвоздов говорил доброжелательно, даже с сожалением, и это понравилось Листратову. Он зашел в правление колхоза, просмотрел поданные Гвоздовым сведения о наличии лошадей, инвентаря, семян и, все продолжая думать о Слепневе, сказал:
- На курорт бы его или хоть в больницу.
- Конечно, Иван Петрович, - с жаром подхватил Гвоздов. - Это бы враз его на ноги поставило.
- Конечно, конечно, - подтвердил Листратов. - Только где они курорты, война все съела, и больница так переполнена, что самых тяжелых положить негде. Да и в сельсовете заменить его некем.
"Я заменить могу", - чуть не вырвалось у Гвоздова, но он сдержался вовремя и озабоченно сказал:
- Известно, таких, как наш Сергей Сергеевич, раз-два - и обчелся. И грамотный, и толковый, а главное - кремень человек! Всегда на своем стоит, за дело общее душой болеет.
Листратов искоса взглянул на Гвоздова, поморщился, но ничего не сказал. Гвоздов понял это, как неверие в искренность того, что он говорил о Слепневе, и решил как можно скорее изменить столь скользкую тему разговора.
- Иван Петрович, может на конюшню пройдете, в сарай сбруйный к инвентарю, - деловито предложил он, догадываясь, что Листратов спешит и едва ли согласится на его предложение.
- Поздновато заскочил-то я к вам, - взглянув на часы, вздохнул Листратов, - вечером бюро райкома, а мне еще двадцать километров петлять по ухабам.
- Хоть закусите малость, вы, же целый день, небось, в дороге.
- Нет, нет, - решительно отказался Листратов, - времени в обрез.
- Ну, немного, на скорую руку, - упорствовал Гвоздов, - это же минутное дело. Моя Лиза все в момент спроворит. А в дороге зимой да голодному - это же мука мученическая.
- Ну, ладно, кружку молока, если есть, не возражаю. Только быстро.
- Есть, есть, все есть: и молоко, и яички свежие, и ветчинки уцелело немного. Осенью боровка заколол, только больше половины продать пришлось. Сами знаете, налогов-то сколько, да и одежонка и у меня, и у жены, и у ребятишек пообтерлась.
Дом Гвоздова понравился Листратову своей чистотой и каким-то особенным запахом, не то свежеиспеченного хлеба, не то сушеных трав. Сама хозяйка ходила на последних неделях беременности, но была так опрятна, спокойна и приветлива, что Листратов невольно сравнил ее со своей женой. Его Полина Семеновна была примерно таких же лет, что и Елизавета Гвоздова, так же, как и у Гвоздова, было у Листратова трое детей, но не было у Полины того спокойствия и привета, которые так и сквозили в каждом движении Елизаветы.
- Все о делах районных тревожитесь, - прервал раздумье Листратова Гвоздов. - Беспокойная работа у вас, Иван Петрович, небось и передохнуть некогда.
- Какие тут передышки, - поддаваясь лести Гвоздова, вздохнул Листратов. - Война, разруха во всем: одно залатал - другое рвется, тут наладил - там разваливается.
Елизавета неуловимо быстро накрыла стол чистой скатертью, расставила тарелки с огурцами, капустой, ветчиной, дымящейся яичницей и, поймав решительный кивок мужа, достала из шкафа поллитровую бутылку водки.
- Это совсем ни к чему, - запротестовал Листратов.
- Да что вы, Иван Петрович, - настойчиво уговаривал Гвоздов. - Вам же часа четыре по морозу трястись. Даже солдатам на фронте и то в морозы водочную норму увеличивают. Это же для согрева, для здоровья только.
Упорство Гвоздева победило Листратова. Он выпил две рюмки и, закусывая, впал в то безмятежно-мечтательное настроение, которое овладевало им всегда, когда после напряженной работы приходилось выпивать. Он не слушал, что говорил Гвоздов, не заметил даже, как тот что-то поспешно и сердито объяснял жене и, выпив еще рюмку, окончательно разомлел. Все, что было беспокойного, тревожного и трудного, исчезло, и вся жизнь казалась теперь простой и легкой. Он рассказывал Гвоздову о своих планах весеннего сева, о твердом намерении обогнать другие районы и добиться если не первого, то уж наверняка второго места в области.
Гвоздов старательно слушал, поддакивал и незаметно одну за другой налил еще две рюмки.
Когда уже Листратов совсем захмелел, Гвоздов осторожно приступил к долгожданному разговору.
- А Слепнева-то жалко, Иван Петрович, до боли жалко, - склонясь к Листратову, участливо шептал он. - Израненный он весь, инвалид, больной совсем. Если по правде сказать, он же воспитанник ваш, вы ведь его на ноги поставили.
- Да, да, - с гордостью воскликнул Листратов. - Сережу я чуть не с детства знаю, немало повозился с ним.
- Вот вам-то и пожалеть бы его. Мучается человек, ни за что вконец здоровье свое погубит. Освободить бы его из председателей, передышку дать, здоровье подправить.
- Да, да. Это нужно, нужно освободить, - послушно согласился Листратов, но тут же, опомнясь, нахмурился, поддел вилкой кусок ветчины и сурово сказал:
- Освободить-то не много ума потребно, а вот кем заменить.
- Да что, у нас людей, что ли, нет! - воскликнул Гвоздов. - Разве кто из председателей колхозов не смог бы стать на место председателя сельсовета?
- Ну, а кто например? - в упор глядя на Гвоздова, спросил Листратов.
- Да кто, - потупился Гвоздов, - мало ли кто, всякий.
- Ты, например, смог бы руководить сельсоветом? - все так же не отводя взгляда от лица Гвоздова, еще настойчивее спросил Листратов.
- Да как сказать-то, - потупясь, проговорил Гвоздов. - Если, конечно, вы поможете, подучите, как и что делать, то, пожалуй, и смог бы.
- Смог бы, смог бы, - склонив голову, шумно вздохнул Листратов и, с минуту помолчав, поспешно встал.
- Ну, большое спасибо за угощение. Мне пора.
- Иван Петрович, вот, пожалуйста, не обидьтесь, - подал Гвоздов объемистый сверток. - Вам, жене вашей, семье.
- Что это? - нахмурился Листратов.
- Продуктов малость: яички, ветчины кусочек, мед засахаренный.
- Ну, к чему это, к чему?
- Иван Петрович, мы же знаем: в городе покупное все, а у нас свое, домашнее. От чистого сердца мы.
- Нет, нет, - решительно отстранил Листратов сверток и, еще раз поблагодарив хозяев, поспешно вышел из дому.