- Да тут, - отмахнулся Федот, - поспорил с одним типом из Первого Верхнеудинского, нашей станицы, гад, а такая контра. Ну да черт с ним. К тебе у меня есть дело. - И, заглядывая в глаза Егору, заговорил торопливым шепотом - На собрании был я, в самом комитете городском, большевистском, понимаешь? Только што оттуда. Порешили там переворот сделать в дивизии нашей.
- Какой переворот?
- Тише ты, дуролом, это дело секретное. - Федот оглянулся вокруг, кивнул головой в хвостовой конец поезда: - Отойдем вон туда.
Миновав казачьи теплушки, Федот с Егором очутились в тупике между разбитым, с обгорелыми стенками вагоном и грудой старых шпал. Федот остановился, посмотрел в сторону поезда, озаренного кострами, возле которых мельтешили казаки. Приглушенный расстоянием, доносился оттуда людской говор, здесь же было тихо, темно и пустынно, тишину нарушали лишь пронзительные гудки маневрового паровоза да скрежет передвигаемых им вагонов. Федот присел на выступ шпалы, потянул за собой Егора:
- Садись, не торчи столбом и слушай. Так вот, насчет перевороту: офицеров наших арестовывать будем сегодня, даже и самого генерала Кукуватова, чтобы всех их в здешний ревтрибунал доставить.
- Ну это уж ни к чему, - глухим, зачужавшим голосом возразил Егор, - ведь не все же офицеры злодеи были, нашего взять, к примеру, есаула Шемелина, чем он был плохой для казаков? Да хоть бы и сам полковник Хлебников, казаки на него сроду не жаловались, их-то за что же арестовывать?
- Эх, Егор, ветер у тебя в голове, и больше ничего. Послушал бы ты, что на собрании говорили сегодня: в Первом Нерчинском полку тоже был такой вот хороший офицер Семенов, а как до революции дело коснулось, оказался самой что ни на есть контрой. Он, подлюга, уже целую армию сорганизовал супротив революции.
- Так то Семенов.
- А эти чем лучше? Одного поля ягода! Они хороши были, когда мы с ними заодно шли, чины им помогали зарабатывать. А теперь мы за революцию, а она всем им, какие побогаче да познатнее, как кость в горле, пойдут они с нами? То-то и оно! Ясное дело, что все они к Семенову перемахнутся, да ишо и казаков за собой потянут. Да я бы их гадов, прикажи мне революция, сейчас же на распыл пустил бы.
- Ну не-ет, я на такое не согласен. Ни за что ни про что убивать своих же русских людей, это, знаешь… самовольство, неправильно это.
- А когда они зачнут нас расстреливать, правильно будет? Эх ты-ы, а ишо к большевикам себя причислял, за революцию ратовал.
- Я и теперь за революцию! - зло выкрикнул Егор, вскакивая на ноги. - Чего ты пристал ко мне как банный лист?!
- Да не ори ты, чума тебя забери. - Федот тоже вскочил на ноги и, ухватив Егора за портупею шашки, заговорил с придыханием, чеканя каждое слово: - За революцию, говоришь?.. Так это она и приказывает нам… арестовывать офицеров. Ясно тебе?
- И пойду арестовывать, если приказано, а убивать людей ни за что все равно не дам.
- Убивать их никто и не думает, это я к примеру сказал. Наше дело арестовать их, представить в трибунал, а там без нас разберутся, что к чему, понял теперь?
- Понял.
- Не подведешь?
- Я тебе что, сто раз одно и то же повторять буду? Сказал, пойду, чего тебе ишо?
- Ты не горячись. Из вашего вагона, окромя тебя, можно взять Молокова, Вершинина, Каюкова и Варламова. Ты будешь за старшего, с вечера сообщи им но секрету, чтобы часам к двум ночи были готовы при полной боевой. Ночью-то я зайду разбужу вас, и вы тихонько на станцию, все там соберемся. А что и как, там расскажут.
- Ладно. - Егор повернулся, зашагал к поезду.
Глава XV
Вечером у себя в вагоне Егор выкликал по фамилии всех четверых своих помощников, с которыми уже договорился обо всем, объявил во всеуслышание:
- Патрулить сегодня нас назначили после полуночи. Приготовиться надо с вечера.
И получилось замечательно просто, казаки восприняли это как должное. Сосед Егора по нарам, Сутурин, почесывая грудь, осведомился:
- Меня там нету в списке? Ну и ладно, хоть отосплюсь сегодня, ночесь чуть не до утра с этими картами, будь они прокляты, провозились.
- Замучили этими нарядами, - притворно сердитым тоном отозвался Егор, - даже и в дороге-то нету спокоя от них.
- Ничего-о, теперь уж недолго.
- Терпи, казак, атаманом будешь.
- И то уж восьмой год терплю.
Все пятеро начали собираться, винтовки свои составили около дверей, подсумки с патронами, шашки положили возле себя и, не раздеваясь, легли, чтобы соснуть до назначенного часа.
Приснилось Егору, будто он у себя дома и совсем еще маленький парнишка, с оравой таких же босоногих сорванцов забрался в огород к старику Лыкову, за огурцами. Заправил Егор рубаху в штаны, расстегнул воротник, рвет огурцы, сует их за пазуху и вдруг видит, что это вовсе не огурцы, а бутылочные гранаты.
"Так вот они где растут!" И только он это подумал, как из-за стены гороха выскочил старик Лыков. Испугался Егор, кинулся бежать, чувствуя, что левый бок ему давят гранаты. Придерживая их, чтобы не стукнулись, прыгнул Егор через плетень, но старик догнал-таки, ухватил за ногу. Холодея от страха (не взорвались бы), рванулся Егор что было силы, но и проснувшись, чувствовал, что тянет старик за ногу.
- Вставай, шалава, ну!
Приподнявшись на локтях, Егор сел и только теперь сообразил, в чем дело: за ногу его тянул Погодаев, а левый бок больно отлежал, подвернулся под него подсумок с патронами.
- Вставай живее, - тормошил Федот, - идти уже время.
- Сейчас. - Егор громко зевнул, спрыгнул с нар, под каблуками его захрустел просыпанный на полу уголь, скрипнула половица. Кто-то, видно совсем недавно, подкинул в печку угля, и он, разгоревшись, гудел в трубе, а крышка и бока круглой чугунной печки раскалились докрасна. Поэтому в вагоне тепло и даже светло так, что видно двойные нары и спавших на них вповалку казаков.
- Ну так ты живее, - шепнул Погодаев, - буди своих - и на станцию. А мне надо ишо в два вагона забежать.
Федот ушел. Егор разыскал на верхних нарах Варламова, подергал его за ногу и, когда тот, проснувшись, сел, сказал ему:
- Буди Молокова-то, пора, - а сам, чиркнув спичку, осветил нижние нары, принялся будить Каюкова и Вершинина.
Вскоре все пятеро шагали между рядами теплушек, направляясь к станции. Ночью выпал небольшой снежок, девственно чистый, покрыл он все вокруг: железнодорожные пути, крыши вагонов, станционных зданий, похрустывал под ногами. В большие прорехи между облаками виднелось темно-синее небо, ярко серебрился наборчатый пояс Ориона. Взглянув на него, Молоков проговорил со вздохом:
- Не скоро ишо рассветет, Кичиги только што повернули на утро. Самое бы теперь поспать.
- Ох, паря, и спать ты, Митька, горазд.
- Тихо вы, черти, нашли время для разговорчиков.
- Уж и сказать нельзя.
- Отставить!
В просторном станционном здании, когда пришел туда со своей четверкой Егор, казаков набилось до отказа. Не смолкая кипит сдержанный говор; тесно, а снаружи подходят новые группы вооруженных казаков. Но вот появился и Федот Погодаев, в числе пришедших с ним казаков Егор узнал трубача Макара Якимова, тунгусоватого Волгина и Федора Зырянова, Макар, не задерживаясь у порога, сразу же стал пробираться вперед, послышались сердитые голоса:
- Куда те черти гонят!
- Труба ерихонская!
- Эка медведь какой, легче!
- Не бухти, станица, - отшучивался Макар, - мне к самому главному по срочному делу. - А сам, работая плечом как клином, раздвигал толпу. Следом за Макаром устремились вперед Погодаев и Егор с Молоковым. Так и пробрались они до самых передних рядов, где увидели сидящих за столом прапорщика Киргизова из шестой сотни, бритоголового Новикова и незнакомого бородатого человека в черном штатском пальто и в очках. Откинувшись на спинку стула и поворачиваясь боком, бородач что-то тихонько говорил стоящему позади Богомягкову, тот, слушая, согласно кивал головой. Неподалеку, прислонясь широченной спиной к печке, стоял Фрол Балябин, рядом с ним среднего роста, стройный, подтянутый есаул Метелица.
- А это кто такой? - теребя Погодаева за рукав шинели, допытывался любопытный до всего Молоков. - Во-он в углу-то стоит, за Метелицей?
- Вахмистр Кожевников из Первого Верхнеудинского, нашей руки держится.
- А энтот вот, возле стола-то сидит, бравый такой, по усам-то на вахмистра походит?
- Вахмистр он и есть, Янков по фамилии, и тоже Первого Верхнеудинского полка. Молодчина парень, большеви-ик.
- А смотри-ка, на офицерах и погонов-то нету, и ленты красные понацепили.
Егор обвел глазами офицеров и в самом деле ни на одном из них не увидел погон. Писавший что-то Киргизов выпрямился, и на груди его увидели алый бант. Такой же бантик, только поменьше, краснел на шинели Богомягкова и на серой папахе Балябина, вместо офицерской белозубчатой кокарды.
- Это оно чего же такое-то? - не унимался Молоков.
- Чудак ты, Митрий, мы же теперь в Красной Армии состоять будем, а там погон не полагается.
- Вот оно что-о! Слушай-ка, Федот Абакумыч, а энтот вон батареец с седыми усами…
Ответить Федот не успел, потому что очкастый бородач постучал карандашом, призывая к тишине.