Вскоре пришел Егор, огорошил вопросом:
- Хотите в гости пойти?
Молоков взметнул на Егора белесыми бровями:
- В гости, это куда же?
- В Читинский полк. Он, оказывается, на Дон идти налаживается, а казаки небось не знают ничего, вот и надо им мозги вправить. Я там, кстати, и с братом повидаюсь.
- Сходитъ-то можно бы, - согласился Молоков. - У меня там тоже знакомые есть, да отпустят ли?
- Отпустят. Балябин сам велит пойти туда. Из пятой сотни пойдут ребята.
- Меня с собой возьмите! - попросил Суетин. - У меня там станичников людно, поговорить есть с кем.
- Идем, - согласился Егор. - Беги к писарю Вишнякову, он тебе увольнительные выдаст на всех.
В комнате появился Каюков с тремя котелками гречневой каши. Пока Суетин ходил к писарю, друзья поужинали, и все четверо отправились к читинцам.
До станции шли вместе и, лишь разыскав эшелоны читинцев, разошлись по разным сотням. Егор шел мимо длинного ряда товарных вагонов, откуда уже доносился шум, людские голоса, густо дымили трубы железных печек. В некоторых вагонах еще стучали топоры, размеренно шаркали пилы, а в открытые двери виднелись работающие там казаки, при свете фонарей заканчивающие оборудование теплушек.
Егор подошел к большому костру, вокруг которого сидели, разговаривали, кипятили в котелках чай человек пятнадцать казаков; поздоровавшись, спросил:
- Какой сотни?
- Третьей, - полуобернувшись, ответил бородатый казак.
- Мне бы Ушакова повидать…
Казак, в полушубке и серой папахе, только что подцепил концом шашки котелок, потянул его из костра; при последних словах Егора дрогнул, расплескивая кипяток, сунул его на землю и, бросив шашку, выпрямился.
- Егор! - воскликнул он, шагнув навстречу брату.
- Миша!
Братья обнялись, трижды поцеловались. Егор отступил на шаг и, держа Михаила за плечи, осмотрел его с головы до ног. Перед ним стоял широкоплечий, черноусый казачина, чуть пониже его ростом.
- Какой ты, брат, вымахал за три-то года! - радостно волнуясь, проговорил Егор. - Попадись на улице, и не узнал бы, пожалуй.
- Так вить уж старый казак, четыре года отломал, подобру-то увольняться пора бы.
- Что ж поделаешь. Я вот семь лет с коня не слажу, а конца-то все еще не видно. Письма-то хоть получаешь от мамы?
- Давно не было, не знаю, как она там, жива ли.
- Я тоже ишо летом, когда из-под Касторны отступали, получил от нее письмо, да вот и до теперь нету.
Когда порыв первой радости прошел, Михаил обернулся к казакам:
- Ребята, гость у меня дорогой, родной брат припожаловал.
Казаки, оборвав разговор, оборачивались на братьев, один из них предложил:
- Спрыснуть бы не мешало встречу-то.
- Всамделе, Ушаков, - поддержал другой, - какого же ты черта, давай загоним эти хреновины-то да и выпьем на радостях.
- Верно, садись, Егор, мы тут мигом.
Усадив брата на свое место у костра, Михаил ушел куда-то с двумя казаками, вернулся один, подсел к Егору.
- Сейчас ребята приволокут молочка от бешеной коровки. - Михаил, улыбаясь в усы, перемигнулся с казаками, пояснил Егору: - Осенесь австрийского офицера раздели мы убитого, аппарат был при нем фотографический, взяли, да ишо какую-то штуковину, на часы вроде похожа. Вертели мы ее, вертели и так и эдак, ни черта не поняли и забросили ко мне в седельные сумы. А здесь показали жиду одному, и он нам две четверти самогону давал за обе эти штуки. Мы заартачились чего-то, три просили - не дает, на том и разошлись. А сейчас решили за-ради такой встречи отдать за две, черт с ними. Вот ребята и потопали к жиду, скоро должны появиться.
И действительно, посланцы вскоре вернулись, принесли с собой цинковое ведро, чуть не доверху наполненное самогоном. Один из них, черпая из ведра кружкой, стал разливать самогон в чашки и консервные банки, которые поочередно подставляли казаки. Откуда-то появилась большая буханка хлеба, Михаил изрубил ее шашкой на полене и, собрав куски в конскую торбу, поставил к костру посредине круга:
- Вот и закусить есть чем, начнем!
Все подняли кружки.
- С гостем тебя, Ушаков!
- Спасибо.
- Доброго здоровьица всем!
- Дай бог не по последней!
Егор, принимая от Михаила кружку с самогоном, предложил:
- За скорую встречу с домашними!
- Давай бог!
- Поскорее бы…
Закусывая хлебом, Егор размышлял, как бы начать задуманный разговор, и не мог решиться, смущало то, что казаки еще были незнакомы, особенно не нравился ему горбоносый, звероватого вида урядник.
А самогон уже развязал языки казакам. Разговорившись, вспоминали родные станицы, рыбную ловлю на Аргуни, охоту на тарбаганов, а один казак рассказал, как он с отцом ловил капканами волков, травил их стрихнином.
Самогон в ведре убывал, и, когда допили остатки, Михаил предложил перейти в вагон, все охотно согласились и, захватив с собой котелки с кипятком, покинули догорающий костер.
В вагоне жарко. Казаки поснимали с себя полушубки, расположились кто где: одни улеглись на нары - головой на средину вагона, другие расселись вокруг печки на груде угля, на досках и поленьях; Егор, сидя около стены на перевернутом кверху дном ведре, рассказывал Михаилу о казачьем съезде.
- Я уже слыхал про этот съезд, - не дав и договорить Егору, заметил Михаил, - большевики, говорят, подстроили там раскол, им ить до всего дело есть. Я-то, сказать по правде, ни черта не разбираюсь в этих партиях всяких. Ты-то хоть чего-нибудь маракуешь?
- Я за большевиков, за советскую власть.
- И думаешь, нам лучше будет при этой власти?
- Во сто раз лучше, - уверенно заявил Егор. - Да вот взять хоть бы такой пример: хозяин мой, Савва Саввич, вон какой капитал имел, под пашни целые пади захватил, скота полнехонек двор, коней табун, овец, а налогов платил одинаково с нами, это правильно? А теперь шалишь, брат, - много имеешь, много и платить будешь, а с нашего брата, бедняков, никаких налогов, ни податей, да ишо и вольготности всякие: учить будут за казенный счет, а наймешься в работники - хозяина заставят цену платить настоящую, как рабочему…
- Ну, это ишо куда ни шло, - согласился Михаил, - а дальше что?
- А то, что такого уж не будет, чтобы один богател, а другие на него работали. Для бедняков копиративы устроят.
- А что это такое?
- Это… - Егор, на минутку замявшись, почесал за ухом. - Рассказать-то я не сумею, однако. Словом, так: в каждом поселке устроят такое всем обществом, где и торговля будет своя, а барыши в общий котел пойдут. Там и хлеб закупать будут у жителей, и машинами торговать. И все это для того, чтобы бедному люду легче жилось. В случае нужды так люди не к Савве Саввичу пойдут с поклоном, а в свой копиратив, там тебя и семенами выручат на посев, и коня приобресть помогут, даже и машину, ежели захочешь. Да-а, у вас, по всему видать, большевиками и не пахнет, потому и гонят вас, как стадо овец, куда-то к черту на кулички, на Дон.
Михаил удивленно посмотрел на брата, словно видел его впервые:
- Чудно ты толкуешь. Мы-то и рады бы не поехать, так вить приказывают.
- Мало ли что, нам тоже приказывают на Дон следовать, а мы поедем к себе, в Читу.
- В Читу-у! - Сидевший рядом с Михаилом чернобородый казак от удивления даже уронил из рук полушубок, к которому пришивал крючок. - Неужто правда? Ребята, слыхали? Аргунцы-то не едут с нами, в Читу хотят драпануть…
- Чего, чего такое?
- В Читу-у?
- Кто сказал?
- Не может быть…
Головы всех повернулись к Егору, с верхних нар, крякнув, спрыгнул горбоносый урядник, за ним последовали другие, около печки стало тесно от сгрудившихся вокруг нее казаков. И после того как Егор рассказал, что не только Аргунский, но и 1-й и 2-й Верхнеудинские полки пойдут не на Дон, а в свою область, вагон забурлил говором многих голосов.
- Раз они домой, то и нам домой надо!
- А может, враки все это?
- Тебя, станишник, не большевики подослали, случаем?
- Надо нам самим в энти полки понаведоваться.
- Пошлите меня.
- Чего вы взбулгачились, - начальнически строго заговорил горбоносый урядник, - мало чего хотят аргунцы, так их и пропустят домой, как же! Не дальше как до Киева доедут и за нами же повернут, следом. Это ведь приказ-то не кого-нибудь, а самого Главковерха.
В ответ негодующие голоса:
- Катись-ка ты со своим гладким верхом!
- И с Доном вместе!
- Чего мы там не видели!
- Дураки-то перевелись теперь!
В эту ночь долго не спали казаки, растревоженные сообщением Егора. Он уже лежал на верхних нарах, где Михаил устроил ему постель из шинели и конской попоны, а вокруг раскаленной доала печки кипел такой же жаркий разговор.
"Расходились читинцы", - улыбаясь, думал Егор, очень довольный тем, что выполнил порученное ему дело и завтра такие вот разговоры возникнут во всех сотнях полка. Об этом же заговорил и Мишка, подсаживаясь к брату.
- Расшевелил ты… сотенщиков… моих, - бурчал он, кряхтя, с трудом стягивал сапог с левой ноги, - эдакие разговорчики… пойдут… дак и мы… повернем оглобли…
Сняв сапог, он выпрямился, продолжал все про то же:
- Война-то, брат, нам тоже шею намозолила, а вот как с тобой поговорили, еще пуще потянуло на родину. Эх, Егор, вот бы домой-то заявиться к масленице - и блинцов поели бы досыта, и на бегах, на вечерках повеселились бы вволюшку. Помнишь, как с сопки-то катались на больших санях, ишо старуху Демиху тогда напугали…