Торопливо шагая по узкому коридору, между рядами делегатов, Поздеев на ходу достал из нагрудного кармана гимнастерки бумагу и, поднявшись на трибуну, приступил к чтению. Это была декларация, выработанная вчера вечером членами "левой группы". Но прочитать Поздееву удалось лишь вступительную часть. Едва он произнес слова о "недопустимости отделения казачьих областей от Российской республики и захвата верховной власти войсковыми правительствами", как в зале поднялся невообразимый шум, выкрики:
- Доло-ой!!
- Большевики-и-и!!
- Изменники!!
- Вон с трибуны!!
- Долой, доло-о-ой!!
- Дайте же сказать! - багровея от злобы и напрягая голос, пытался перекричать Поздеев орущую толпу. - Где же у нас… свобода… слова? - Но слов его не было слышно. Злобные выкрики сотен голосов, свист, топот ног слились в сплошной немолкнущий рев.
С минуту стоял Поздеев на трибуне, глазами, полными нескрываемой ненависти, смотрел на злобствующую толпу, откуда в него летели скомканные обрывки газет, апельсинные корки, гнилые яблоки; брошенный кем-то кусок ржавой селедки, ударившись о край трибуны, рикошетом отлетел в президиум, испачкав генералу Лукомскому рукав мундира. Он, брезгливо морщась, долго оттирал пятно носовым платком. Видя, что прочесть декларацию не удастся, Поздеев махнул рукой и, передав ее в президиум, сошел с трибуны в зал.
Красный от возбуждения, с горящими злобой глазами, шел он серединой бурно негодующего зала. Он шел, видя вблизи себя орущие, искаженные злостью лица, а в реве их голосов слышал проклятия и самую отборную ругань. Ему грозили кулаками, топали ногами, а какой-то молодой, безусый прапорщик даже пытался достать Поздеева шашкой. И только когда он дошел до своего места и сел, шум в зале понемногу начал стихать. Позвонив в колокольчик, Агеев призвал к порядку.
- Господа делегаты! - начал Агеев. - Я полностью разделяю ваш гнев и возмущение по поводу столь дерзкой выходки левых. А теперь, ввиду того, что эта их дек-ла-рация вами полностью отвергнута, я ставлю на голосование резолюцию, которую уже имел честь вам огласить.
- Позвольте! - вскочил со своего места Поздеев. - А почему не зачитали наши предложения? Мы требуем!
- Протестуем, зачитать! Требуем! - дружно поддержали Автономов, Аксенов и Гуменный. К ним присоединились все члены "левой группы" и не менее сотни других казаков.
- Зачитать, зачита-а-ать!!
- Не имеете полного права так поступать! - громче всех кричал Козырь.
Но протестующие голоса "левых" и сочувствующих им казаков потонули в новом взрыве возмущения и в неистовом реве большинства делегатов. Декларация "левой группы" так и не была зачитана, и большинством голосов была принята резолюция, предложенная съезду Агеевым.
На утреннем заседании было зачитано сообщение Донского войскового правительства, в котором говорилось, что в Ростове и Таганроге начались беспорядки, а на помощь забастовщикам и мятежным бандам большевиков идут суда Черноморского флота. Часть этих судов встала на якорь вблизи устья Дона, а четыре мелководных судна - тральщики "Роза", "Яков", "Федор Феофане" - и линейный крейсер "Капитан Сакен" идут Доном к Ростову.
После обмена мнениями снова выступил полковник Попов. Встреченный аплодисментами офицеров и членов президиума, Попов внес предложение: немедленно открыть военные действия против большевиков Ростова, Таганрога и моряков Черноморского флота, а в дальнейшем начать наступление на Москву и Петроград. Кроме того, Попов предлагал немедленно захватить Донскую и Волжскую флотилии, чтобы запереть от большевиков бакинскую нефть и кубанский хлеб.
И снова выступил Поздеев. Он предлагал: не открывать военных действий, а к морякам послать делегацию, чтобы уладить конфликт с ними мирным путем.
Волей-неволей пришлось Агееву оба эти предложения поставить на голосование, и случилось неожиданное: делегаты съезда - казаки, а их оказалось большинство - проголосовали за предложение Позде-ева. Не знали руководители съезда, что декларация "левых", отпечатанная типографским способом, еще вчера вечером гуляла по рукам казаков - делегатов съезда, потому-то и произошел раскол, предложение Попова провалилось. Еще более накалилась обстановка; после голосования зал загудел от хлопков и радостных выкриков казаков:
- Большинство-о-о!
- Наша взяла-а-а!
- Правильно-о!
В первых рядах петушиным выкриком взметнулся мальчишеский звонкий голос:
- Неправильно! - Тот самый прапорщик, который вчера пытался пихнуть Поздеева шашкой, сорвался с места, кричал, размахивая руками: - Голосовали неправильно! Кто просил этого урядника вмешиваться в подсчет голосов?
- Переголосовать, переголосова-а-ать! - хором подхватили офицеры.
Снова в зале поднялся шум. Агеев, потрясая колокольчиком, тщетно пытался призвать к порядку. Однако, несмотря на шум и гам, Автономову удалось перекричать всех.
- Станичники! - кричал он, обращаясь к казакам. - Раз не верят нам, я предлагаю всем, кто голосовал за наше предложение, покинуть этот зал! Пусть подсчитывают, сколько голосов останется! Айда, братцы!
Казаки разом вскочили со своих мест, двинулись к выходу.
В первый раз за все время шли к общежитию без строя, кому как вздумается. В серошинельной массе их беспорядочно смешались синие, красные, желтые и голубые погоны всех войск. Разговор между ними кипел не переставая.
- Здорово получилось у нас, а? - Донской казак с пламеннорыжим чубом трогал локтем шагающего рядом с ним Егора, заглядывая в глаза ему, скалил в улыбке желтые от курева зубы.
- Здорово! - соглашался Егор. - Агеев аж побледнел от злости.
- Вот бы так же выступить против войны - и конец ей.
- В Петрограде-то уж выступили.
Эти разговоры не затихали до самого вечера и в общежитии, так как на заседания съезда решили не ходить. А вечером, когда в общежитии загорелся свет, Игнат Козырь принес казакам очередную новость; он один из всей "левой группы" остался на съезде до конца - по поручению Поздеева (сказал он Егору), - и вот теперь, запыхавшись от быстрой ходьбы, он бомбой влетел в общежитие.
- Новость! - только и смог он вымолвить, в изнеможении опускаясь на койку. - Фу ты, черт… упарился…
- Чего такое? Что случилось? Говори живее, холера! - тормошили Козыря со всех сторон.
- Подожди, фу ты… черт… съезд закрыли.
- Закрыли?
- Как закрыли?
- Чего мелешь, пустозвон непутевый?
- Закрыли совсем, - Козырь наконец отдышался, заговорил более спокойно; - При мне Агеев объявил, что съезд закрывается, никаких делегатов к матросам посылать не будут и эту… как ее называют… забыл, вычерпали до дна.
- Вот тебе и делегация!
- По-своему таки сделать хотят!
- А вычерпали-то чего?
- Перепутал, Козырь, Агеев, наверно, сказал, что повестку дня исчерпали?
- Не один ли черт - исчерпали или вычерпали. Но главное-то я ишо не сказал, ребят наших арестовали, вот штука-то!
- Каких ребят?
- Хорунжего Автономова и нашего Аксенова.
- Ох ты, черт тебя забери!
- Что же делать-то теперь?
- Выручать надо как-то.
- Где уж там выручать, хоть бы сами-то ноги унесли.
- Слушай, а Поздеева?
- Вывернулся! Где-то достал шинель казачью, и вместе с Гуменным на станцию сиганули. Ищи теперь ветра в поле, они уже, наверное, десятую Казань проскребают. Да и не только Поздеев с Гуменным, а все казаки лыжи навострили. Семиреченцы уже давно умчались на станцию, а сейчас - как шел сюда, видел - амурские, уссурийские туда же поперлись. Надо и нам, пока не поздно.
- А что, ребята, и верно!
- Давайте живее на вокзал!
- Едем, раз такое дело!
* * *
На обширном перроне вокзала шумная, говорливая толпа пассажиров. Преобладают военные, в большинстве своем казаки - делегаты съезда. К каждому отходящему поезду устремлялись целые потоки пассажиров, поднимался невообразимый шум, гам, ругань, нередко доходящая до драки. И хотя многим удалось уехать, толпа на перроне не убывала, так как из города подходили все новые и новые пассажиры.